Андолини поднял пистолет. Маленькая «Кобра», казалось, весила фунтов двадцать, но он все же с ней справился.
15
Только бы не осечка,— угрюмо подумал Роланд и взвел курок. Сквозь крики чаек он различик мягкий масляный щелчок — патрон встал на место.
16
Осечки не было.
17
Стрелок целился не в голову Андолини, а в пистолет у него в руке. Он не знал, понадобится им еще этот человек или нет. Ну а вдруг понадобится?! Он нужен Балазару, а поскольку опасения стрелка подтвердились, и Балазар проявил себя человеком опасным, то с ним лучше выбрать линию поведения наиболее безопасную.
Выстрел его был хорош, несмотря на непреднамеренную отдачу, и это неудивительно. Но то, что случилось с Андолини, удивления было достойно. Роланд знал, что такое бывает, но только дважды за всю свою жизнь он видел, как люди стреляют друг в другу одновременно.
Тебе, парень, сегодня не повезло, подумал стрелок, когда Андолини пошел с дикими воплями к воде. По рубахе и брюкам стекала кровь. На руке, в которой он держал свой кольт, отсутствовало пол-ладони. Сам пистолет валялся на песке бесполезным куском искореженного металла.
Эдди ошеломленно уставился на него. Больше уже никого не обманет лицо Джека Андолини, лицо пещерного человека. Потому что теперь лица у него не было. На его месте осталось только обожженное мессиво кровоточащей плоти и черная вопящая дыра вместо рта.
— Боже мой, что с ним случилось?
— Видимо, моя пуля попала в барабан его револьвера в ту же секунду, когда он нажал на курок, — стрелок произнес это сухо, как профессор, читающий лекцию по баллистике в полицейской академии. — В результате произошел взрыв, оторвавший заднюю часть его револьвера. И, скорее всего, взорвалось еще два-три патрона.
— Пристери его, — сказал Эдди. Теперь его трясло еще сильнее и не только из-за ночной прохлады, холодного ветра с моря и отсутствия всякой одежды. — Убей его. Ему же больно. Пожалей его, ради Бога…
— Поздно, — холодное безразличие стрелка пробрало Эдди до мозга костей.
Он отвернулся, но слишком поздно: он все же успел заметить, как чудовища обступили Андолини и принялись откусывать по кусочку от его туфель… разумеется, вместе с ногами. Вскрикнув и судорожно взмахнув руками, Андолини упал лицом вниз. Омароподобные чудища жадно набросились на него и все задавали свои беспокойные вопросы, заживо пожирая его: Дад-а-чак? Дид-а-чик? Дуд-а-чум? Дод-а-чок?
— Господи, — простонал Эдди. — И что теперь?
— Теперь ты возьмешь ровно столько (бес-порошка, сказал стрелок; кокаина, услышал Эдди)
сколько ты обещал этому Балазару. Не больше и не меньше. И мы вернемся. — Роланд сапокойно поглядел на Эдди. — Только на этот раз я пойду с тобой сам.
— Боже правый, — воскликнул Эдди. — А ты так можешь? — И тут же ответил на свой вопрос: — Ну конечно, ты можешь. только зачем?
— Потому что один ты не справишься, — сказал Роланд. — Пойдем.
Эдди оглянулся на копошащуюся груду чудовищ. Ему не нравился Джек Андолини, но он все равно почувствовал, как желудок его выворачивается наизнанку.
— Пойдем, — теряя терпение, повторил Роланд. — У нас мало времени, и потом, мне очень не нравится то, что я сейчас должен сделать. Я никогда раньше такого не делал. И давже не думал, что мне придется. — Его губы скривились в горькой усмешке. — Но я уже потихонечку привыкаю к таким вещам.
Эдди медленно приблизился к нему, — к этой тощей фигуре, — ноги его были точно резиновые. Его кода отсвечивала белизной во тьме чужого мира. Кто ты, Роланд? подумал он. Что ты такое? Этот жар, от тебя исходящий — только ли лихорадка? Или еще и безумие? Наверное, и то, и другое.
Боженька миленький, ему нужно ширнуться. Он это заслужил.
— Никогда раньше чего не делал? — спросил он. — Ты о чем, вообще, говоришь?
— Возьми, — стрелок указал на древний револьвер в кобуре справа на поясе. Указал не пальцем: у него не было пальца, чтоб им указывать, — только обмотанный тряпкой обрубок. — Теперь он мне вряд ли уже пригодится. Ни сейчас, ни, наверное, вообще.
— Я… — Эдди тяжело сглотнул. — Я не хочу даже к нему прикасаться.
— Мне тоже не хочется, чтобы ты к нему прикасался, — теперь в голосе Роланда сквозила какая-то странная мягкость, — но, боюсь, выбора у нас нет. Похоже, будет перестрелка.
— Да?
— Да, — стрелок невозмутимо взглянул на Эдди. — И, по-моему, большая.
18
С каждой секундою Балазар переживал все сильнее. Слишком долго. Слишком надолго они там засели, и как-то у них слишком тихо. Он слышал, как где-то далеко, может быть, за квартал отсюда, двое кричали друг на друга, а потом раздался какой-то грохот, похожий на выстрелы… но когда ты занимаешься таким делом, каким занимается Балазар, ты не слишком-то переживаешь о каких-то там выстрелах.
Крик. Это был крик?
Не важно. Мало ли что там творится — за квартал отсюда… тебя это никак не заденет. Ты превращаешься в мнительную старушенчию.
И все равно: по всем признакам — дело плохо. Просто погано.
— Джек? — выкрикнул он в сторону закрытой двери.
Никакого ответа.
Балазар открыл левый верхний ящик стола и достал пистолет. Это был не маленький кольт «Кобра», удобный для ношения в потайной кобуре, а здоровенный магнум-357.
— Чими! — позвал он. — Ты мне нужен!
Он резко задвинул ящик. С тихим шелестом карточная башня рухнула. Балазар даже и не заметил этого.
Чими Дретто — все его двести пятьдесят фунтов весу — возник в дыерном проеме, заполнив его целиком. Он увидел, что Папа Босс достал из стода пистолет, и немедленно вытащил свой из-под клетчатого пиджака таких кричащих цветов, что стороннему наблюдателю вполне можно было бы заработать себе ожог сетчатки, если бы он имел неосторожность смотреть на него слишком долго.
— Мне нужны Клаудио и Трикс, — распорядился Балазар. — Быстро давай их сюда. Наш малыш, кажется, что— то удумал.
— У нас там проблема, — сообщил Чими.
Взгляд Балазара метнулся от двери в туалет к Чими.
— У меня здесь своих полно, — сказал он. — Ну и что там у вас еще?
Чими облизал губы. Он не любил сообщать Папе Боссу плохие новости, даже при обстоятельствах более благоприятных… а уж когда Папа Босс смотерл на него с таким видом…
— Ну, — протянул он и опять облизал губы. — Видите ли…
— А быстрее нельзя, мать твою? — заорал Балазар.
19
Рукоятка из сандалового дерева была такой гладкой, что Эдди, впервые взяв револьвер, едва не выронил его себе на ногу. Он был таким большим, что казался вообще допотопным; таким тяжелым, что Эдди решил держать его двумя руками. Отдача, подумал он, вобьет меня в ближайшую стену, если эта штука вообще выстрелит. И все —таки что-то в нем тянулось к этому револьверу, что-то в нем отвечало ясному предназначению оружия, сознавало его кровавую историю и хотело ее продолжить.
