Я призадумался было, но тут же решил махнуть на все рукой.
— Да ну, ерунда какая. Знай себе на здоровье. Подозреваю, тебя мои тайны не шокируют. Заодно мне их перескажешь, объяснишь, как я на самом деле устроен. А то у меня куча вопросов, особенно в последнее время…
— …и ни малейшей готовности слушать ответы, — подхватил он.
Все-таки внешность очень много значит. Я всегда подозревал, что пробуждаю в этом ужасном человеке дремучие отцовские инстинкты, но до сих пор он как-то держал себя в руках — ну, почти всегда. А стоило мне превратиться в малолетнего беспризорника, и Шурф как с цепи сорвался. Хотя теоретически должен бы понимать, что моя внешность — лишь видимость, в обоих случаях. У меня было огромное искушение — плюнуть на все дела и побежать показаться всем остальным коллегам, поглядеть, как они себя поведут. Но я устоял.
Сэр Шурф поднялся со стула.
— Что ж, если ты решился на обмен, я пошел.
— Куда это? — удивился я.
— На Сумеречный рынок за покупками. У меня в хозяйстве нет необходимых ингредиентов для изготовления Свечи Фиттеха.
— Возьми меня с собой, — попросил я. — А то останусь один, буду тут сидеть, думать всякие глупости и бояться. Ты же меня знаешь.
— Знаю. Но ты всерьез собрался выходить из дому в таком виде?
Судя по выражению обычно невозмутимой физиономии Лонли-Локли, мне снова удалось его удивить.
Я оглядел себя и понял, что он прав.
— Да, действительно. Вид еще тот. Жалко.
Друг мой неожиданно смягчился.
— С другой стороны, я намерен изменить облик, чтобы остаться неузнанным. Обычно для этого бывает достаточно переодеться. Но твое присутствие могло бы стать неплохим дополнением к маскировке, благо всем в городе прекрасно известно, что детей у меня нет. Что ж, попробую подыскать для тебя что-нибудь более пристойное, чем лохмотья Кобы.
— Спасибо, дяденька! — пискнул я ему вслед.
Шурф не поленился обернуться, укоризненно покачать головой и только после этого вышел из кабинета.
В тот же момент в моем сознании раздался голос Кобы. Легок на помине.
«Сэр Макс, где тебя вурдалаки носят? — поинтересовался он. — Неужели до сих пор трех корон не заработал?»
«Представь себе, нет, — покаялся я. — И короны не набралось. Но я не виноват. Меня, можно сказать, усыновили, еще на рассвете. Причем не чужой человек, а старый друг, которому я ни в чем не могу отказать. К тому же он, в отличие от некоторых, дал мне выспаться. Словом, мое обучение накрылось медным тазом, ты уж прости».
«Ничего страшного, — успокоил меня Коба. — Я свалял дурака, когда взялся тебя учить. Мог бы сразу сообразить, что без толку. Ну хоть денег заработал… Кстати, не забудь вернуть мою одежду и забрать свою долю выручки».
«Лохмотья верну, — пообещал я. — А деньги оставь себе. Мне они и правда не нужны».
«Знаю, что не нужны. Но таков порядок, — сурово сказал Коба. — Если я оставлю себе твою долю, удача от меня отвернется, поэтому будь добр, не отказывайся. Я пришлю к тебе своего человека. Он отдаст деньги и заберет одежду».
«Только не сегодня, — взмолился я. — Мне не до того будет».
«Ничего, я подожду, — пообещал старшина нищих. И после короткой паузы спросил: — Ты на меня больше не злишься?»
«А разве я злился?» — искренне удивился я.
И почти сразу вспомнил — да, действительно, не далее как минувшей ночью. А кажется, вечность прошла и не я это вовсе был, а незнакомый, чужой человек.
«Сам видишь, я не только не злюсь, а даже не помню, с какой стати на тебя взъелся».
«То есть я не сверну шею нынче же вечером? И с моста не упаду? И от неведомой заразы не позеленею? Что ж, хорошо. Одно удовольствие иметь с тобой дело, сэр Макс. Но опасное, как почти все удовольствия».
На том мы и распрощались, довольные друг другом, насколько это вообще возможно между людьми, которых объединяет неудавшаяся затея.
Когда сэр Шурф вернулся в гостиную, я его едва узнал. И весьма вероятно, не узнал бы вовсе, если бы не теоретическое понимание, что кроме него войти сюда никто не может. И ведь, казалось бы, никаких разительных перемен и чудесных превращений в духе сэра Кофы. Просто сменил человек белоснежное лоохи на темно-красное с капюшоном, натянул тонкие алые перчатки, чтобы скрыть от любопытных взоров ногти, изрисованные защитными рунами, да усы с бородой не то наклеил, не то просто отрастил в одночасье, как это у них, могущественных колдунов, заведено. И еще слегка ссутулился, чего за ним отродясь не водилось. Вот, собственно, и все. А какой эффект!
— С ума сойти, — сказал я. — Настоящий шимарский горец, только без парадной прически. С другой стороны, кому какое дело, что там у тебя под капюшоном таится — светлая голова или косы с перьями…
— Вот именно. — И он швырнул мне желтое лоохи, расшитое черными стрелами. — Одевайся. Должно быть впору. Осталось у жены с тех времен, когда вдруг вошли в моду короткие лоохи, едва до колена.
— А все остальное? — жалобно спросил я.
— Другой одежды на твой нынешний рост в доме нет. Придется тебе закутаться как следует, чтобы только носки сапог и кончик носа было видно.
— То-то и оно, что кончик носа, — проворчал я. — Тюрбан-то у тебя найдется? Желательно черный, чтобы по цвету хоть как-то сочеталось с этим безобразием.
— А тюрбан тебе пока не положен. Дети головных уборов не носят, неужели не обращал внимания? Поэтому как следует причешись. Очень удачно, что ты давно не стригся, столичные подростки как раз предпочитают длинные волосы… И знаешь, давай-ка я принесу тебе бритву. Демонстрировать твой колючий подбородок уличной толпе и рыночным торговцам я бы не рекомендовал. Небритый ребенок — зрелище для избранных.
— Вроде тебя? — ехидно спросил я.
— Совершенно верно. Моя подготовка позволяет мне хладнокровно созерцать все что угодно. Даже твой нынешний облик.
Эк он все-таки разошелся.
— Ну что, меня уже можно выпускать на улицу? — спросил я четверть часа спустя.
— Можно, — ответил Лонли-Локли. — Вопрос — нужно ли? Ну да ладно, пошли.
В довершение всех бед он, разумеется, не пустил меня за рычаг амобилера. Дескать, в Ехо не принято, чтобы дети городским транспортом управляли.
Это, честно говоря, нигде не принято, кто же спорит. Однако мне было обидно. Кажется, я тоже вошел в роль трудного подростка, угнетаемого строгим отцом. Оно и понятно, в такую роль войти — раз плюнуть.
Пришлось мне бездарно ютиться на заднем сиденье, пока наш амобилер медленно и торжественно полз через весь город. Дорога до Сумеречного рынка отняла у нас часа полтора, я вконец извелся. Лучше бы пешком пошли, честное слово.
