«Токсоплазма» производила впечатление. Ручейки людей устремились вперед, пробиваясь к сцене, пританцовывая с тем же рубящим пылом, что и три брата-насекомых. До сих пор они мало чем отличались от остальной толпы, но внезапно начали двигаться, словно бритоголовые, от их тел исходило ощущение жесткой силы.
Они тоже были насекомыми, и мое сердце заколотилось быстрее, пальцы начали барабанить. Я никогда не видела так много их прежде.
Я уже понимала, что существуют разные виды насекомых — в конце концов, Астор Михаэле был совсем не то, что Минерва, и, играя в подземке, я видела много других видов. Однако эти, перед сценой, заставляли меня нервничать совсем по-новому.
Они казались опасными, как будто вот-вот взорвутся. Перед глазами все замерцало, чего почти никогда не бывает с музыкой, которая мне не нравится. Однако пространство вокруг «Токсоплазмы» пошло рябью, словно горячий воздух, зимой поднимающийся из решетки подземки. Эти, перед сценой, начали агрессивно толкать и пихать друг друга; вот почему я всегда держусь подальше от сцены. Казалось, ударные волны от их сталкивающихся тел распространяются назад, в толпу, а их подергивания, словно лихорадка, охватывают весь клуб.
— Ммм… Ну и запашок, — сказал Астор Михаэле, откинув назад голову с закрытыми глазами. — Нужно было этих парней назвать «Паникой».
Он усмехнулся, по-видимому вспоминая, как подшутил над нами.
Я вздрогнула и трижды моргнула.
— Мне не нравится эта группа. Они против нормального, не рядом с ним.
— Долго они не продержатся, — сказал он. — Может, пару недель. Но они добиваются своей цели.
— Которая есть что? — спросила Перл.
Он широко улыбнулся, продемонстрировав острые, как у Минервы, зубы.
— Разжигают толпу.
Я понимала, что он имеет в виду. Сотрясения, распространявшиеся от этих насекомых, изменяли атмосферу в клубе, взвинчивали всех. Похоже на то, как, когда я играла на Таймс-сквер, прокатывался слух о каком-нибудь новом странном нападении и все головы одновременно поворачивались к строчкам, ползущим по огромным новостным экранам. Большинству зрителей «Токсоплазма» нравилась не больше, чем Перл и мне, но она вздрючивала их нервную систему. Это можно было видеть в их глазах и быстром, беспокойном движении голов.
И я поняла, что Астор Михаэле хорош в манипулировании толпами. Может, именно это заставляло его чувствовать себя более реальным.
— Зрители ожидают, что сейчас произойдет что-то значительное, — сказала я.
— «Армия Морганы», — ответил Астор Михаэле, снова сверкнув зубами.
Так оно и получилось: «Армия Морганы» еще больше встряхнула всех.
Эйбрил Джонсон двумя руками вцепилась в старомодный микрофон — как это делали певицы много лет назад. Ее серебристое вечернее платье мерцало в свете трех прожекторов, которые следовали за ней, отбрасывая на стены и потолок вращающиеся точки. И когда группа заиграла первую песню, она не издала ни звука. Ждала на протяжении целой минуты, почти не двигаясь, словно богомол, медленно подползающий все ближе, прежде чем напасть. Бас рокотал, заставляя пол дрожать. Висящие над стойкой бокалы начали ударяться друг о друга — и в глазах у меня замерцало, звук выглядел как снег в воздухе.
Потом Эйбрил Джонсон запела, медленно и негромко. Слова были едва различимы, она растягивала и искажала их, как бы пытаясь скрутить во что-то непостижимое. Я закрыла глаза и внимательно вслушивалась, пытаясь различить наполовину знакомые, наполовину непонятные слова, сплетающиеся в песню.
Спустя несколько мгновений я осознала, где слышала их прежде. Эти странные слова состояли из тех же бессмысленных слогов, которые выпевала Минерва. Однако Эйбрил Джонсон сумела замаскировать их, растягивая и переплетая с простыми английскими.
Я покачала головой. Мне всегда казалось, что слова Минервы беспорядочны, вымышлены, просто обрывки бреда из дней ее безумия. Но если их знал кто-то еще… может, это просто другой язык?
Глаза открылись, и я заставила себя перевести взгляд на пол. Под нами двигался зверь Минервы. Лохнесские кольца вздымались и опадали среди ног не замечающей их толпы — но они были гораздо, гораздо больше, чем в комнате, где мы репетировали, толстые, как гигантские кабели Бруклинского моста. Зверь вырос благодаря целой горе усилителей и наличию огромной, завороженной толпы, и теперь я могла разглядеть детали. По всей длине он состоял из сегментов и походил на извивающегося дождевого червя, пробующего воздух.
— Как они по напряженности? — пробормотала Перл.
Словно подражая певице с ее микрофоном, она обеими руками стискивала бокал из-под шампанского.
— Очень неплохо, — Астор Михаэле вскинул голову. — Но до вас им далеко, мои дорогие. В особенности с точки зрения достоверности.
Я вздрогнула, понимая, что он имеет в виду. Песни Минервы более строгие, безо всякой примеси английского. Наше очарование будет сильнее.
Зверь извивался все быстрее, пол ночного клуба грохотал под ногами, как если бы гудящая басовая нота нашла в помещении резонансную частоту. Я подумала, что можно подобрать такую высоту звука, от которой винные бокалы разлетятся вдребезги; интересно, а все здание не может рассыпаться от одного точно подобранного звука?
Внезапно Перл вскинула взгляд, широко распахнув глаза.
— Это они!
Я проследила за ее взглядом и увидела две темные фигуры на узких мостках высоко над нами, грациозно движущиеся среди осветительного снаряжения и вытяжных вентиляторов.
— А, эти люди. — Астор Михаэле покачал головой. — Новое увлечение: физическое хакерство. Лазают по крышам, вентиляционным шахтам и туннелям подземки. Не можем помешать им проникать в клубы. В особенности их притягивает новый звук.
— Ангелы, — сказала Перл.
— Козлы, — поправил ее Астор Михаэле. — Только отвлекают от музыки.
Песня перешла в свою Б-секцию. Я посмотрела на пол и заметила последнее трепетание исчезающего червя. По мере того как темп музыки убыстрялся, галлюцинация таяла, воздух снова становился неподвижным, а песня теперь звучала на обыкновенном английском.
— Что-то ушло, — сказала я.
— Да, — нахмурившись, ответила Перл. — Типа, поет по инерции.
Астор Михаэле кивнул.
— По какой-то причине «Армии» никогда не удается этот переход. Всегда кажется, будто вот-вот — и что-то прорвется наружу. — Он поцокал языком. — Но этого никогда не происходит.
— Вы уверены, что хотите, чтобы это произошло? — спросила я. — Что, если это…
«Опасно? — пыталась я подобрать нужное слово. — Чудовищно?»
