— Ага, славно, — сказал Рогей и вновь глянул искоса, и Эйрар понял, что его новые товарищи не слишком-то ладили. — А потом ты сбежал и оставил ее отдуваться! Они же наверняка прислали людей выяснять, что такое с виконтом! Ты об этом подумал?
— А что, по-твоему, я должен был делать? — ответствовал Эвименес, невозмутимо жуя. — Взять ее с собой? Пожалуй, далеко бы я ушел с этой неженкой на руках, ведь за нами гнались. Ну, да уж моя-то красотка не пропадет! С ее ножками…
— Погоня? Именно о погоне мы и хотели послушать, — перебил Рогей. — Давай, Эйрар, рассказывай наконец.
Эйрар посмотрел на молчаливого Воеводу Альсандера и невольно подумал, какими пустячными должны были казаться все его подвиги этим развязным и опытным полководцам, наделенным холодным и жестоким разумом, которому вполне соответствовали непроницаемые, жесткие лица… А всего больше Эйрару хотелось крикнуть: Рогей!.. Ты ведь был в Салмонессе — где Гитона?!..
Он уставился в свою кружку и сказал только:
— Мне нечем особенно хвастаться, господа… Наш философ, уважаемый Мелибоэ, заранее узнал об их приближении. Мы устроили засаду в теснине. Вот, собственно, и все.
Волшебник впервые поднял голову:
— Господа мои, только не верьте на слово нашему юному предводителю, чья скромность сравнима разве что с его воинскими делами. Что же до меня, я — всего лишь бедный философ, мало смыслящий в высоком искусстве войны. На мой непросвещенный взгляд, впрочем, больше чести истребить двадцать пять врагов в битве, чем одного — в ванной…
— Вот что, старик, — начал было Плейандер, но Эвандер-Эвадне, сидевшая подле него, накрыла его руку своей.
— Оставь, брат. Охота все же послушать, что там совершил этот славненький молодой вождь! — Эйрар вскинул глаза: голос у нее был гортанный и хрипловатый, почти мужской. — Рассказывай же, господин философ, — продолжала Эвадне, — ибо из вашего вождя, видно, клещами слова не вытянешь.
— Ну что ж, это было так, — сказал Мелибоэ. — Когда мы пробирались сюда в Хестингу через Мерилланские горы, мое искусство помогло обнаружить неприятельский разъезд, двигавшийся по нашим следам. Мы тоже все были верхом, но наши кони устали, и следовало ожидать, что нас рано или поздно настигнут. Я предложил присутствующему здесь молодому вождю подсунуть преследователям призрак и увести их далеко в сторону, но он не согласился. Он вспомнил, что мы только что миновали узкое ущелье, изогнутое, как собачья задняя лапа, не знаю уж, как оно называется…
— Каменный Проход, — подсказал мариоланец Толкейл, сидевший внизу стола.
— Да, подходящее название. Его склоны были сплошь загромождены валунами, покрытыми снегом. Так вот, наш юный предводитель велел всем вернуться назад и одних расположил у выхода из ущелья, за камнями, других, напротив, — у входа, перед изгибом, где оно было всего уже. Третьи залегли по сторонам. Когда же всадники оказались прямо под нами — право, любо-дорого было глянуть, как весело они мчались по горячим следам, — все разом выскочили и забросали их копьями и камнями. Видите ли, они не могли прорваться вперед, ибо там между скалами сидели копейщики, не могли и вернуться, поскольку вождь Эйрар застрелил из лука пару лошадей, загромоздив тропу. Склоны же были слишком крутыми для всадников и вдобавок скользкими от снега. Словом, когда человек двадцать пять пали мертвыми, остальные запросили пощады…
— Это все Эрб, — вмешался было Эйрар, но тут кулак Плейандера со стуком опустился на стол:
— И только-то?.. Может, для вас это в самом деле великая битва, но для нас — самая заурядная маленькая засада. Детская забава… ловля лягушек. То ли было дело во время войны с Полиолисом, когда наш брат Альсид…
Из четырех одинаковых физиономий его лицо выделяла чуть более тяжелая нижняя челюсть, впрочем, увенчанная все тем же фамильным подбородком, круглым в профиль и острым, треугольным, если смотреть спереди.
— Нет! — Эрб протестующе вскинул ладонь, кадык на длинной шее ходил туда-сюда от волнения. — Дело не в засаде, а в том, что было после, и вот тут-то наш молодой господин и показал себя настоящим вождем, можете мне поверить. Знаете, судари карренцы, я ведь из вольных рыбаков, что от века торгуют с вашими Двенадцатью Городами. И, между прочим, мой корабль стоял в Полиолисе у причала, когда Воевода Альсид устроил ту знаменитую засаду за стенами, о которой вы говорите. Но там речь шла только о битве: захлопнули ловушку — и делу конец. А у нас в Каменном Проходе только после боя главное-то и началось! Нам предстояло пересечь всю Хестингу с пленными, которых было чуть не больше, чем нас… либо всех их перерезать. Ну, будь я за старшего, у меня рука бы не дрогнула… у них ведь в кавалерии все больше язычники из Дзика, знаете ли… Только вот господин Эйрар, предводитель наш, умней оказался. Придумал ведь, как устроить, чтобы волки были сыты и овцы целы. Продержал их под стражей дня два или три и знай обсуждал с нами погромче, рубить им головы или не рубить, да все выспрашивал насчет ближней дороги в Дейдеи. И после этого позволил им удрать, нарочно затем, чтобы сообщили своим новости. Уж они сообщили своим новости. Уж они сообщили, ха!.. А мы себе спокойненько свернули в сторонку, и три дня спустя люди Железного Кольца уже вели нас по Хестинге сюда, в это убежище. Ну, то есть, как рассчитал господин Эйрар, так все и случилось. А что, неужто даже в осажденной Салмонессе об этом прослышали?
— Как раз перед зимним солнцеворотом, — ответил Рогей. — Вскоре после того, как Мелина, дочка барона Дейдеи, заколола герцога кинжалом прямо за обеденным столом… обиделась, понимаешь, что его светлость изволили к ней охладеть и завести новую любовницу — ага, ту белоголовую милашку, что еще одевалась мальчиком… ты еще все вздыхал по ней, дружище Эйрар. После убийства герцога я и смекнул, что падение Салмонессы не за горами, и счел за благо там не засиживаться. Вот когда, скажу вам, пригодились мне валькинговские значки, которые я стащил тогда в Мариаполе! Да… говорят, Бордвин Дикий Клык мало не рехнулся от ярости, узнав про вашу засаду. Не из-за потерь, конечно, какие там потери, — из-за того, что философ Мелибоэ ускользнул у него между пальцами. Он, видите ли, считает тебя, господин философ, своим злейшим личным врагом. Бордвин и сам волшебник хоть куда и принимает все меры, чтобы защититься от враждебного колдовства. Он решил, что ты применил новые чары, о которых он понятия не имеет!
— Никаких чар — только находчивость нашего молодого вождя, — сказал Мелибоэ. — Хотя, на мой взгляд, магией пренебрегли зря. Сейчас они чувствуют себя одураченными и хотят отомстить. Но если бы вмешались сверхчеловеческие силы, им бы осталось только смириться…
