Она ни разу не была в новом доме Сетиса и удивилась, обнаружив, как высоко он располагался. Мирани в нетерпении сжимала край сиденья, пока носильщики блуждали по переулкам, спрашивали дорогу, огибали мусорные кучи, карабкались по жарким крутым улочкам. Под конец паланкин не смог пройти под аркой в узком проулке, Мирани выскочила из него и побежала, позвав за собой Криссу. Она мчалась вверх по лестницам, по извилистым проходам, скользким от отбросов, поднималась всё выше и выше сквозь удушающий клубок белых обшарпанных домов, и наконец, свернув за угол, остановилась так внезапно, что Крисса, спешившая следом, чуть не налетела на нее.
Вот он, нужный дом. А у ворот, привалившись к ним спиной, стоял стражник Аргелина.
Помедлив немного, Мирани шепнула Криссе:
— Подожди. — И направилась к дому. Солдат с любопытством посмотрел на нее.
— Семья, которая здесь живет, — обратилась к нему Мирани. — Мужчина и маленькая девочка. Могу я с ними поговорить?
— Они уехали, — лаконично ответил стражник. Видимо, он не догадывался, кто она такая.
— Куда?
Он осклабился и пососал зуб.
— В темницы к Аргелину, крошка. Их арестовали.
* * *
— Она показала записку Гермии.
Семь жриц из числа Девятерых выстроились в кружок, а посередине стояла Крисса. Она уже разразилась слезами, а ведь Ретия только начала. Рослая девушка нависла над ней с угрожающим видом.
— Наверняка показала. Она ее держала у себя целый день. Хватит времени, чтобы сообщить Аргелину и вызвать солдат. Ей нельзя доверять, Мирани! Пора бы тебе уже это усвоить.
— Не показывала я! — всхлипнула Крисса. — Не показывала, не показывала, не показывала!
— Она отнюдь не дурочка, хоть и хочет, чтобы ты считала ее легкомысленной пустышкой. — Ретия холодно взирала сверху вниз на белокурую головку. — Я раньше тоже так считала. А она опасна. — Ретия обернулась к остальным. — Что мы с ней сделаем?
Мирани в тяжелом раздумье стояла у окна. Она тревожилась, злилась. Сетис просил ее о помощи, а она подвела его. В конце концов она произнесла:
— Но Крисса все-таки отдала мне записку. Стала бы она это делать, если бы состояла на жалованье у Гермии? Она могла бы просто ее выбросить, и я бы ничего не узнала.
— Верно! — Крисса размазала по лицу слезы, черные от подводки для глаз, и с надеждой вскинула голову.
— Это часть ее игры. Сначала показать записку Гермии, чтобы та арестовала нужных людей, потом отдать ее тебе, чтобы внушить доверие. — Ретия пожала плечами, ей уже стало скучно. — Мирани, это же ясно как божий день. Надо ее наказать. Наказанием станет Исключение.
Крисса горестно заскулила.
Мирани отвернулась к окну. Теоретически никто не мог и пальцем прикоснуться к Девятерым, хотя она понимала, что Ретия может подбить кого-нибудь из подруг, например, Иксаку, отравить Криссу. Так что Исключение было, пожалуй, наилучшим выходом, однако Крисса так не считала. Никто теперь не станет говорить с ней, не сядет с ней за стол, не прикоснется к ней. Все ее наряды будут разорваны, ожерелья рассыпаны, духи вылиты на пол. Отовсюду будут слышаться ядовитые замечания, а когда она потеряет терпение и заплачет, девушки набросятся на нее, и одна из них, скорее всего Ретия, будет хлестать ее по щекам или бить кулаками туда, где синяки не видны. И так будет продолжаться без конца. Мирани понимала, что это такое: она сама пережила это. Когда она только-только приехала на Остров, ее исключили на целую неделю. Каждую ночь она засыпала в слезах, отчаянно тоскуя по дому. А для легкомысленной Криссы, мечтающей только об одном — всем нравиться, всегда быть на виду, — подобное испытание станет невыносимым. Мирани обернулась.
— Нет. Для такого наказания нужно, чтобы мы все за него проголосовали, а я в этом участвовать не собираюсь. Твоя затея глупая, злобная и только подтолкнет ее обратно к Гермии. Кроме того, Ретия, Исключение нужно тебе самой, а не всем нам. Ты не желаешь, чтобы она пронюхала о твоей войне.
Наступило полное ужаса молчание. Над волнами пронзительно вскрикнула чайка. Мирани не догадывалась, много ли знают остальные, но лица у всех стали изумленные, испуганные.
Крисса, забыв про слезы, прошептала:
— О какой войне?
Мирани посмотрела на Ретию. Рослая девушка ответила ей пристальным взглядом. Не опустилась ни до мольбы, ни до угроз. Но глаза под пышными локонами были холодны.
Мирани опустила веки. Помолчав, произнесла:
— Ретия сказала принцу Джамилю, что Оракул находится в нечистых руках. Просила его выступить с войсками против Аргелина и Гермии.
В первый миг девушки не поверили своим ушам. Потом Крисса вскочила:
— И она называет меня предательницей!
— Это правда? — спросила Иксака, Та, Кто Умащивает Бога.
— Да, — спокойно ответила Ретия. — Это правда. Все мы знаем, что Оракулом завладели предатели, и я намереваюсь положить этому конец. А вы все, если хотите сохранить свои места, поддержите меня.
Но глаза ее были устремлены только на Мирани.
Мирани облизала пересохшие губы. Она боялась, что не выдержит напряжения и закричит, но все-таки сказала:
— Я пойду к Гермии.
Крисса изумленно распахнула глаза.
— Зачем?
— Чтобы остановить войну. Если она уступит и назначит Ретию Гласительницей…
Ретия шагнула к ней.
— Не назначит. А если ты все-таки пойдешь к ней, Мирани, если посмеешь, то знай — ты нас потеряешь. Всех. Останешься одна между молотом и наковальней.
Мирани захлестнула волна бездонного страха Потому что это было правдой. Сетис ушел, Алексос и Орфет — тоже, Гермия ее ненавидит, а если против нее восстанут еще и Девятеро… Ни одна живая душа на свете ей не поможет.
«Кроме меня».
Мирани вздрогнула. Его голос был так тих, так печален. Но всё же он пробудил в ней мужество. Она кивнула.
— Знаю, — молвила она, отвечая сразу и ему, и подругам. Потом вышла.
* * *
В комнате Гермии сидела рабыня, причесывавшая госпожу, и Мирани велела ей:
— Оставь нас, пожалуйста.
Рабыня поглядела на Гласительницу; Гермия кивнула ей, и та вышла. Гермия медленно встала, как будто по скованной позе Мирани, по ее стиснутым рукам догадалась, зачем пришла Носительница.
Но сказала она только одно:
— Тебе не мешало бы приодеться к визиту принца Джамиля.
— Вряд ли он придет. — Мирани подняла глаза. — Гермия, я знаю, ты меня ненавидишь. За всё, что случилось, за то, что Алексос стал Архоном, за жестокие слова, которые я говорила тебе. Но сейчас я пришла предупредить тебя…
— Предупредить? О чем?
— Просить тебя, умолять: оставь свой пост. Позволь нам назначить новую Гласительницу. Ты уже почти достигла того возраста, в каком уходят из Храма. Если же ты не захочешь…
