В глазах Миры мелькнула любимая им чертовщинка, и Гектор сдался:
- Что ж, веди. Это будет достойное завершение поисков.
На перекрёстке они соединились с группой из трёх теней и, махнув единым крылом, скрылись в ночи.
Ночь за ночью, то короткие, то длинные - время летело вперёд. В Карде годы проходили незаметно: немногое менялось. Мира отметила своё двенадцатилетие... Казалось, ничто не обещает перемен.
Наступало лето. Солнце нехотя скрывалось за горизонтом, ненадолго уступая царство светлой летней ночи. Тёмно-синее небо едва успевало почернеть, едва успевали засветить яркие летние маячки звезд, как великолепие ночи начинало растворяться в жёлтой полосе восхода... И приходил новый день.
Дом Миры пустовал. Агата уже неделю гостила в столице у Линтеров, родственников по мужу. Слуги же никогда надолго не задерживались в доме Вако: опять, едва хозяйка уехала в Дону, все, должно быть, сговорившись, попросили расчета. Вампирша улыбалась.
Дожидаясь, пока Винсент вернётся из лицея, Мира затеяла приборку, но осилила лишь пару комнат. Однако она добралась до большого зала, предназначенного для приёмов и балов и давно заброшенного, и покружилась там, подняв облако пыли, готовясь к грядущему балу в замке Дэви.
Уже за полдень из лицея возвратился Винсент. Как и полагалось, зашвырнул книги на шкаф, но сегодня как-то невесело... Мрачное настроение племянника не укрылось от Миры ещё утром, поэтому она спросила:
- Что-то случилось?
- Ничего, - обернувшись, он привычно легкомысленно и рассеянно улыбнулся ей, точно всё действительно было в порядке. Вот только взгляд какой-то потерянный... - Просто сегодня был последний экзамен. Вот и всё.
Он ушёл, преувеличенно беззаботно насвистывая. Высокий для своих лет (чёрная форменная курточка вновь была коротковата) и худенький, светлые волосы длинны для мальчика, но на эти локоны рука не поднималась ни у Агаты, ни у Миры. Руки, - вампирша заметила, - мальчик держал в карманах, сжатыми в кулаки.
Взрослея, Винсент становился всё более замкнутым, и попытки пробиться сквозь его отрешённость наталкивались на такое сопротивление, что и Мира, и Агата быстро отступали. Поэтому Мира не стала расспрашивать, но напряжение, непонятная тревога племянника передались ей. До вечера она бесцельно бродила по дому, начиная и тут же бросая одно занятие за другим. Когда густые синие сумерки затопили улицы, и листва деревьев зашептала о приближении ночи, вампирша закрылась в своей комнате и отворила ставни. Сегодня она ждала гостью.
Вот в темнеющем небе показалась фигура: большая птица? Летучая мышь? Мира узнала эту манеру. Взмахи крыльев казались слабыми, робкими, словно летящий вовсе не знал своей силы, но, если приглядеться, становилось понятно: не слабость - небрежность, за которой виден тонкий расчёт, и совсем небольшая - усталость.
С изяществом, приходящим на вторую сотню лет, вампирша преобразилась и легко соскочила на пол с подоконника.
- Кларисса! - широко улыбнулась Мира. Этой гостье она была действительно рада. - Здравствуй, подруга! Как давно мы не виделись!
- Доброй ночи, Мира, - голос Клариссы казался, как и её полёт, слабым. Он был хрупким, словно стеклянным, но слова она бросала резко, не боясь, что они разобьются на тысячи осколков. - Доброй ночи, подруга - сегодня радостная ночь!
- Я редко видела тебя в столь хорошем расположении духа! - с готовностью изумилась Мира. Она всё ещё была рада встрече.
- Здесь, в Карде, я действительно дома, - всегда туманные серые глаза старейшей сейчас были ясны.
- Ты надолго остановилась в цитадели?
- Нет, увы... Только пара ночей, - вздохнула Кларисса. Она прошла в комнату, зажгла все свечи в подсвечнике - вампирша любила эти живые огоньки. - Ну, что же, рассказывай, Мира, - тихо сказала она. Серые глаза блеснули в последний раз и вновь заволоклись туманом.
Они познакомились на третий год бессмертной жизни Миры. Кларисса, старейшая, заметила юную дикарку на столичном балу и сама завела с ней беседу, а в конце бала помогла уйти от охотников. С тех пор они навещали друг друга, впрочем, нечасто, и подолгу говорили. Это были типичные отношения наставницы и ученицы: Мира преклонялась перед мудростью Клариссы, а та, одинокая - слишком одинокая! - была рада благодарной слушательнице.
Свечи сгорели почти на четверть, а Мира всё ещё не кончила рассказ:
- Особенно тяжело весной и летом. В первый год мне было страшно: солнце, солнце, солнце! - за тонкой перегородкой из ткани! На второй год я успокоилась, а к четвёртому полюбила рисковать. Обманывать смертных вовсе не сложно, главное рассчитать всё, каждую мелочь, и ничего не пропустить. К счастью я ещё помню, как это - быть человеком... Сейчас я несчастная девушка с навеки разбитым сердцем. Сестра уже три года навязывает мне то одно, то другое знакомство, она ещё надеется выдать меня замуж, но я всем отвечаю отказом. Зато меня обожают все бездомные собаки Карды: я кормлю их своим ужином. А когда Агате вздумывается устроить приём, я беру на себя организацию и весь вечер потчую других... Правда, пищи для поддержания сил мне теперь требуется немало, да ещё - запрет Владыки! Мне разрешено одно убийство в месяц. Каждое первое число я пирую - и до следующего питаюсь какими-то каплями, уподобляюсь Низшим. Сначала я боялась, что голод сведёт меня с ума, но Пустота дремлет. Я сильно ослабла, но это всё ещё я, - вампирша вздохнула. - И ещё я почти забыла, как это: летать! Хорошо, что в Карде можно не опасаться Ордена.
- Ты веселишься, Мира, - Кларисса никогда не улыбалась, и эта фраза могла показаться обвинением, но Мира хорошо знала подругу, - совсем как в старые времена... - её голос вновь вызвал ассоциацию с тонким, невесомым, искусно сделанным стеклянным украшением.
- Да, наверное, - скупо сказала Мира. - Как же ещё, помилуй, мне развлекаться? Поиски Дара - синекура, безусловно, но из-за своей бессмысленности на редкость утомительная! Позавчера мы отчитались Дэви об итогах: ни-че-го! Я боялась гнева Владыки, но он остался равнодушен. Теперь я недоумеваю: были ли эти поиски ему вообще нужны?
- Задание Владыки могло показаться бессмысленным, но это не так. Александр Дэви всегда славился умением так рассчитать единственный удар меча, что он разрубает все - и видимые, и невидимые узлы, - сказала Кларисса. Её голос резко оборвался - вычурная безделушка упала на пол. Мира поймала себя на том, что ждёт звона осколков.
- Я боюсь его, - призналась она. - Он как... машина.
