Хозяин не заставил себя долго ждать, зычным баском гаркнув на весь дом:
— Кого еще хол-лера среди ночи принесла?!
Бросать девушку в столь печальной ситуации было бы полнейшим свинством, и мы с Нэльвё, мрачно переглянувшись, нагнали Камелию и встали рядом.
Скрипнула дверь, и на пороге нарисовался здоровенный детина — больше нас троих вместе взятых — с черной жесткой бородой и колючим взглядом. Он занял собой весь проем и крутил в могучих ручищах кочергу, казавшуюся в его лапах тростинкой.
— Ну-у?! Кем будете?
Камелия, изрядно струхнувшая и забывшая о том, что она, вообще-то, одна из первых леди Северы, робко залепетала, растеряв весь высокий слог:
— Мы, господин, на ночлег проситься…
Лицо детины хмурилось все больше.
— …и денег заплатим за постой, — жалобно закончила она, с перепугу выгребая вместо горы мелочи… злат.
Мне ужасно захотелось хлопнуть себя по лбу… а лучше — Камелию. И не только по лбу. И не только рукой.
Лицо мужика, более всего напоминавшего бога-кузнеца с Ферринских островов, окаменело. Оттолкнув маленькую ручку Камелии, он замахнулся кочергой и рыкнул:
— Думаешь, девка, напялила барскую одежду и дружков своих обрядила, так нищенкой быть перестала?! И дураку видно, что с чужого плеча! (Я смущенно кашлянул и затеребил подвернутый рукав слишком большой для меня рубашки.) Проваливайте, пока псов не спустил! И золото свое фальшивое забирайте!
Я попятился, Нэльвё, помедлив — тоже, а Камелия будто приросла к земле.
— Не поняла? — повысил голос крестьянин. — Так я повторю! — и припечатал злым: — Пшла, девка продажная!
Я ожидал чего угодно, но только не того, что произошло.
— Девка? — прошипела Камелия, и от ее голоса холодок пробежал по коже. — «Девка», значит?
Повинуясь ее злой воле, невидимая удавка захлестнулась вокруг шеи детины — и рывком вздернула его в воздух. Я слишком поздно понял, к чему все идет, чтобы успеть что-то сделать.
— «Девка»! Да ты знаешь, с кем говоришь?! Я леди Эльгйер, Камелия Лиара из Высочайшего дома Эльгйер!
Слова срывались с ее губ печатями приговора, стонами плети. Крестьянин отчаянно болтал ногами в воздухе, пытался высвободиться из пут ее горящего взгляда, разомкнуть железную хватку, обвившую шею — но тщетно. Жалкие хрипы вырывались из его горла, а в темных глазах застыл страх.
— Стоит мне лишь пожелать, и ты задохнешься в собственном крике!
— Камелия! — рявкнул я на обезумевшую девушку.
Она вздрогнула, словно очнувшись. Путы взгляда, сжимавшие несчастного, разомкнулись, и он кубарем рухнул на заскрипевший пол.
Камелия смертельно побледнела и попятилась, задохнувшись от ужаса, но почти сразу взяла себя в руки.
Она не могла, просто не имела права показать свои видом, что вырвавшиеся слова и злое колдовство — всего лишь вспышка захлестнувших с головой эмоции.
Мужчина, едва пришедший в себя, рухнулся перед ней на колени.
— Госпожа!..
Камелия резким, исполненным властности жестом оборвала его.
— Встаньте.
Мужчина разрывался между страхом нанести благородной леди новое оскорбление и ослушаться приказа. Неспособный выбрать из двух зол меньшее, он так и остался сидеть. Лишь поднял на нее глаза побитой собаки.
— Вы оскорбили меня. Теперь я вынуждена требовать, а не просить. Уже безо всякого вознаграждения.
— Госпожа, прошу! Моя жена больна, мечется в бреду. Мне некуда вас устроить!
Я буквально кожей чувствовал напряжение, разлитое по комнате. Рискованно, очень рискованно. Отказ благородной особе ни к чему хорошему не ведет. Но мужчина был то ли слишком глуп, чтобы понять, по какой острой грани ходит, облекая отказ в такую формулировку, то ли беспощадно смел… Впрочем, и в этом случае — глуп.
Камелия молчала, смотря на него сверху вниз. Холодно, жестко, неподкупно — как воплощение справедливости, сталь карающего меча. Он отвечал ей смелым, слишком смелым… все-таки смелым взглядом. Несломленным и готовым бороться до конца за то, что ему дорого.
Редкое для людей качество.
Бесценное.
— Хорошо, — девушка закрыла глаза, принимая решение. — В таком случае я прошу Вас найти того, кто сможет оказать нам гостеприимство.
За вежливостью просьбы крылся неприкрытый приказ.
Мужчина медленно поднялся. Плечи его ссутулились, словно дух бесшабашной смелости в один миг покинул его, уступив место осознанию того, что он сотворил.
— Я не заслужил вашего снисхождения.
— Прекратите! — оборвала его она. — Ведите нас. Как Вас зовут?
— Грэг, госпожа, — он вновь поклонился. — Идемте.
С непроницаемым лицом я подал леди руку, безукоризненно следуя этикету. Камелия приняла ее со спокойным достоинством. Мы пошли под руку.
Грэг обогнал нас и зашагал привычной, торопливой и размашистой походкой, постоянно забывая, что идет не один, и то и дело останавливаясь.
Я повернул голову, с прищуром следя за так и не сдвинувшимся с места Нэльвё. Он улыбнулся и, глянув на весело топорщащуюся с грядок ботву, поманил пальцем. Злат верным псом вспорхнул в открытую ладонь. Нэльвё подмигнул мне, подбросил полыхнувшую солнечным зайчиком монетку и медленно, не особенно-то желая нас нагнать, зашагал по улочке, что-то легкомысленно насвистывая.
Нужный нам дом оказался совсем рядом: через два направо и на противоположной стороне. Гораздо более просторный, разросшийся за счет пристроек — видимо семья ширилась и не хотела разъезжаться, — но такой же опрятный.
Грэг, не таясь, поднялся на крыльцо и забарабанил в дверь. Послышались сонные, перепуганные женские голоса, два вскрика, детский писк, приглушенный топоток. Дом оживал, как потревоженный улей. Потихоньку загорались свечи, алыми дрожащими кляксами расплываясь в черных провалах окон. Затрещали девушки-синички, загудели голоса почтенных матрон…
Мы с Камелиий так и остались в нескольких шагах у крыльца. Нэльвё как раз нагнал нас, когда, наконец, раздались шаркающие шаги и дверь отворилась. Из-за нее, держась с достоинством не меньшим, чем у нашей леди, вышел сухонький старичок. Выцветшие тускло-серые глаза смотрели подслеповато, но твердо и ясно.
— Что случилось, Грэг? — спросил он спокойным, звучным голосом, не разглядев нас в полумраке. — Неужели твоя… — он скорбно замолчал.
Великан побледнел и замахал руками:
— Типун тебе на язык, старый бес! Это наш староста, — объявил он, обернувшись к нам. И представил: — Высочайшая леди и ее свита.
— Какому дому вы принадлежите? — тихо спросил староста, переводя пронзительный взгляд на нас.
