— Я не знаю, что я сделал. Я просто держал ее и смотрел на нее и вдруг она начала кричать. Подожди! Я вложил палец в ее ладошку! Я сделал больно ее пальчикам? Я не знаю, что такого сделал, что обидело ее! Поранил ее руку? С ней все в порядке?
— Ш-ш-ш. Дай мне посмотреть!
Молли взяла ребенка за руку, мягко и очень нежно развернула ее пальчики. Малышка не вздрогнула и не закричала. Вместо этого она посмотрела вверх, на мать, с облегчением, как мне показалось. Молли прижала ее к своему плечу, и начала ее успокаивать, покачивая при ходьбе.
— С ней все в порядке, с ней все в порядке, — напевала она, шагая по комнате. — Кажется, теперь все хорошо, — дойдя до меня, сказала она мягко. — Наверное, немного воздуха попало в ее животик. Ох, Фитц, как же я испугалась, когда услышала ее плач. Но знаешь, — и улыбнулась, поразив меня, — какое же это было облегчение. Она была так тиха, так спокойна, что я удивилась, что она вообще может плакать. Будто для нее слишком просто издавать такой звук, — она хихикнула. — С мальчиками я всегда хотела, чтобы они были потише, усыпить их. Но с ней все наоборот. Я переживала, что она слишком спокойная. Может, она глупенькая? Но с ней все в порядке. Не знаю, что ты сделал, но ты доказал, что у нее — твой характер.
— Мой характер? — осмелился я спросить, и она притворно-строго взглянула на меня.
— Конечно твой! Кто же еще мог передать ей такое наследство?
Она снова заняла свое место в кресле. Я кивнул на лужу на подносе возле чайника.
— Похоже, мы тебя прервали. Сходить на кухню за горячей водой?
— Думаю, нам хватит чаю, который здесь есть.
Она удобнее устроилась в кресле. В комнате становилось тише, в ней снова воцарился мир. Молли разговаривала с дочкой.
— Однажды я видела черно-белую лошадь, один глаз у нее был голубой, такой же, как твои. Человек, которому она принадлежала, сказал, что это «дикий глаз» и не надо стоять с его стороны.
Она некоторое время молчала, рассматривая свою малышку. Она качала ее нежно, успокаивая всех нас.
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что она просит убедить ее, что с ребенком все в порядке. Уверенности во мне не было. Но я осторожно заговорил.
— Я не думаю, что Баррич мог привести в конюшню голубоглазого коня. Или собаку с разными глазами. Он говорил тебе что-нибудь об этом?
— О, нет. Не глупи, Фитц. Она девочка, а не лошадь или щенок. И голубоглазая королева Кетриккен, кажется, пользуется твоим доверием.
— Это так, — согласился я.
Я налил чуть-чуть чая из котелка. Слишком слабый. Я убрал его в сторону, чтобы дать настояться еще немного.
— Кажется, она меня не любит, — отважился я произнести тихо.
Молли подавила раздраженный вздох.
— Любовь моя, тебе обязательно всегда искать повод для переживания? Она вряд ли вообще знает тебя. Дети плачут. Вот и все. Теперь у нее все хорошо.
— Она не смотрит на меня.
— Фитц, я не собираюсь потакать тебе! Так что хватит. Кроме того, нам надо обдумать более важный вопрос. Ей нужно имя.
— Я только что думал об этом.
Я пододвинулся поближе к ним и снова потянулся к чайнику. Молли остановила меня.
— Подожди! Ему надо настояться.
Я замер и поднял брови.
— Подожди?
— Я думала над этим. Но она такая маленькая…
— Так… ей нужно коротенькое имя? — я был в полном замешательстве.
— Ну, ее имя должно соответствовать ей. Я думаю… — она заколебалась, но я ждал, что она скажет. Наконец она произнесла: — Би. Потому что она маленькая.
— Би? — переспросил я и улыбнулся. Би. Конечно. — Прекрасное имя.
— Би, — произнесла она твердо. Ее следующий вопрос был для меня неожиданностью. — Не мог бы ты закрепить за ней имя?
Молли имела в виду старый обычай королевской семьи. Когда принцу или принцессе Видящих давали имя, проходила публичная церемония, где вся аристократия выступала свидетелями. По обычаю, ребенка проносили через огонь, посыпали землей и погружали в воду, чтобы закрепить имя малыша перед огнем, землей и водой. Но так делали с детьми, подобными Верити, Чивэлу или Регалу. Или Дьютифулу. И когда таким образом имя закреплялось, ожидалось, что ребенок будет развиваться в соответствии с его значением.
— Думаю, нет, — сказал я тихо, рассудив, что подобная церемония привлечет слишком много ненужного внимания. Даже теперь я все еще надеялся сберечь покой ее жизни.
Последние надежды улетучились через пять дней, когда прибыла Неттл. Она покинула Баккип сразу же, как закончила со всеми делами, и поехала верхом, чтобы добраться как можно скорее. С ней был небольшой эскорт из двух гвардейцев — слишком незначительная охрана, которую можно было ожидать для королевского мастера Скилла. Один гвардеец был седым стариком, другой — грациозной девушкой, но оба выглядели более измотанными, чем моя дочь. Я увидел их мельком из окна кабинета, отодвинув шторы, когда услышал ржание лошадей.
Я сделал глубокий вдох, чтобы набраться смелости, отпустил штору и покинул кабинет. Торопливо пересек усадьбу, чтобы перехватить Неттл. Но прежде, чем я достиг главного входа, я услышал, как отворилась дверь, зазвенел ее голос в поспешном приветствии Рэвелу, а затем ее ботинки застучали по коридору. Я вышел из бокового перехода, и она чуть не налетела на меня. Я схватил ее за плечи и посмотрел в лицо.
Темные волосы Неттл растрепались, лента упала на плечи. Ее щеки и лоб покраснели от холода. Она на ходу снимала плащ и перчатки.
— Том! — приветствовала она меня. — Где моя мать?
Я указал на дверь в детскую дальше по коридору, она дернула плечами, скидывая мои руки, и ушла. Я оглянулся. У входной двери Рэвел встречал ее эскорт. У нашего дворецкого все было под контролем. Гвардейцы, сопровождавшие Неттл, выглядели уставшими, замерзшими и желали хорошенько отдохнуть. Рэвел позаботится о них. Я повернулся и последовал за Неттл.
Когда я догнал ее, она стояла у открытой двери в детскую. Она ухватилась за косяк и словно застыла.
— Ты действительно родила ребенка? Ребенка? — спросила она у матери.
Молли улыбнулась. Я замер. Когда Неттл осторожно шагнула в комнату, я бесшумно последовал за ней и встал там, где мог наблюдать, никем не замеченный. Неттл остановилась у пустой колыбели, стоявшей у камина. Смиренное раскаяние звучало в ее голосе, когда она воскликнула:
— Мама, прости, что сомневалась в тебе. Где она? Как ты себя чувствуешь?
Молли сидела. Она выглядела спокойной, но я чувствовал ее тревогу. Заметила ли Неттл, как заметил я, что Молли тщательно оделась для встречи с ней? Ее волосы выглядели недавно уложенными, шаль аккуратно расправлена на плечах. Ребенка она запеленала в мягкое светло-розовое одеяло, чепчик в тон прятал ее крохотное личико. Молли не стала тратить время и усилия на ответ Неттл, а протянула ей младенца. Я не мог видеть лицо Неттл, но заметил, как опустились ее плечи. Сверток, предложенный матерью, был слишком мал для ребенка, даже для новорожденного. Она пересекла комнату осторожно, как волк — незнакомую территорию. Она все еще опасалась безумия. Когда она взяла ребенка, я видел, как ее мышцы подстроились под вес младенца. Она посмотрела в лицо Би, испуганная ее существованием, а еще больше — ее голубым взглядом, и подняла глаза на мать.
— Она слепая, да? Ох, мама, мне так жаль. Она долго проживет, как ты думаешь?
В ее словах я услышал то, чего боялся. Не только мир, но даже ее сестра воспринимала нашу Би как необычного ребенка.
Молли быстро забрала Би, укрывая ее в своих объятиях, будто слова Неттл могли ей навредить.
— Она не слепая. Фитц думает, что скорее всего у его матери были голубые глаза, и ей они достались. И хотя она такая крошечная, во всем остальном она совершенна. Десять пальцев на руках, десять — на ногах, хорошо ест и спит хорошо, и почти никогда не капризничает. Ее зовут Би.
— Пчелка? — Неттл была озадачена, но потом улыбнулась. — Она такая маленькая. Интересно, что о ней подумает старая королева.
— Королева Кетриккен? — голос Молли был встревоженным и смущенным.
— Она едет, немного отстала от меня. Она вернулась домой, в Баккип, как раз перед моим отъездом. Я успела поделиться с ней новостью, и она очень обрадовалась за вас обоих. Она должна прибыть завтра. Я была так рада, что смогла добиться у Дьютифула разрешения на отъезд. Кетриккен явно хотела, чтобы я ее дождалась здесь, — она сделала паузу, затем ее привязанность к матери одержала верх. — Фитц знал, что она едет, я сама говорила ему! И он ничего тебе не сказал, судя по всему. А значит, слуги еще не начали проветривать комнаты и вообще готовиться к прибытию гостей! Ох, мама, этот твой мужчина…
— Этот мужчина — твой отец, — напомнила Молли, и, как всегда в таких случаях, Неттл ничего не ответила. Ибо если ребенок может перенять черты приемного отца, то Неттл унаследовала упрямство Баррича.
