— Мне приснился дурной сон, — сказала она, опустив голову, неожиданно осознав, что на ней тонкое платье, а волосы спутались на голове и падают на спину. Даже если в лунном свете будет видно, как она покраснела, все равно не время для девичьей скромности.
— Проснувшись, я увидела, что Нефритовая Бабочка вышла из палатки, — продолжала Серебряная Снежинка. — Она шла во сне, плакала и говорила о проклятье, которого боится и которое унесет ее, если она ему поддастся. У нас в Чине нет таких проклятий, — гневно добавила она. — Нужен острый язык, чтобы произнести такое проклятие.
— Да, — согласился Вугтурой; он словно откусил гнилой фрукт. — Действительно острый язык. Проводить тебя в твою палатку, госпожа?
Серебряная Снежинка покачала головой.
— А что если она проснется и увидит тебя? У нас будет еще больше плача и криков. Благодарю тебя, принц, но не нужно. — Чем быстрее она вернется в палатку, тем быстрее Ива сможет принять человеческий облик. Ей казалось, что она и сейчас слышит лай служанки-лисы. Та трижды — со своей хромотой! — оббежала лагерь.
Вугтурой с умением, которое говорило о том, что он искусный охотник и воин, растаял в тени. Серебряная Снежинка потащила Нефритовую Бабочку к палатке и безопасности спальных матов.
Долго не могла она уснуть, а когда наконец глаза ее закрылись, последним она увидела яркие настороженные глаза Ивы и неподвижные очертания верхового стражника у входа.
***
Назавтра к полудню прибыл караван шунг-ню.
— Теперь все в порядке, госпожа, — сказала Ива. — Новизна отвлечет твоих спутниц, и мы сможем уехать раньше, чем проснется эта твоя Бабочка и расскажет, что ею овладела лиса.
Серебряная Снежинка кивнула и знаком велела Иве занять ее обычное место в тени. Сама она очень заинтересовалась приближающимся отрядом. Всадники в коже были вооружены гибкими, усиленными костью лукам, какими пользуются в орде; музыканты сразу заиграли, но такой музыки девушка никогда не слышала. Две женщины, которые казались массивней и сильней половины чинских стражников; повозки; огромный табун вьючных и запасных верховых лошадей; и карета, которая явно предназначалась для Серебряной Снежинки.
Девушку особенно поразило, что в карету были впряжены не лошади и не быки, а верблюды. Она впервые увидела их, двух животных с ровной, слегка покачивающейся походкой, которые так же беззаботно несли на спинах горбы, как тащили карету. Приехавшие криком и шумом приветствовали Вугтуроя и трижды объехали лагерь под самой Стеной.
Именно вид верблюдов убедил Серебряную Снежинку, что они добрались до места, где Чина встречается с дикостью. Она глубоко вдохнула от страха, удивления и — да — радости и повернулась к своим женщинам. С отсутствующим видом протянула старшей пакет писем, старательно написанных на шелке, препоручила своих сопровождающих Сыну Неба и попрощалась с ними. Больше она их никогда не увидит, и это вполне ее устраивало. Ее удивило, что они, по-видимому, относились к ней иначе. Столпились вокруг и в слезах плакали от расставания.
Их слезы — всего лишь ритуал, они плачут из страха перед Сыном Неба. Да, я осталась для них Тенью, — думала девушка. — Но когда они успели полюбить меня? И почему?
— До того места, где находится зимний двор моего отца шан-ю, три месяца пути, — заметил Вугтурой, когда Серебряная Снежинка села на лошадь и готова была выехать за Стену, покинуть единственную страну, которую она знает с детства.
— Правда? — Она подняла брови, не утратившие изящества, хотя девушка больше не выщипывала их и не придавала при помощи карандаша форму крыльев мотылька. Там, куда она едет, о таких вещах не думают. — В таком случае не лучше ли выступить немедленно, господин принц?
Они направились к Стене, и чинские стражники преподнесли прощальные дары. Ворота, которые Сын Неба приказал отныне именовать Вратами Слез, со скрипом открылись. Вопреки своему желанию, Серебряная Снежинка оглянулась на суматоху свертываемого лагеря у Желтой реки. Ее удивило, как безразлична ей вся эта суета. Подняла прощально руку, и ветер донес до нее вопль женщин, собравшихся проводить ее. Девушка поморщилась и сжала коленями бока лошади.
Серебряная Снежинка миновала ворота, и копыта ее лошади застучали по песку и сухим веткам пустыни. Все это нанесено здесь ветром. Она въехала в земли шунг-ню, и ветер, пропитанный песком и пылью, ударил ей в защищенное шарфом лицо.
День за днем двигались они по местности, в которой, казалось, ни деревья, ни ручьи, ни камни, ни холмы не отличают один день пути от другого. Но вот однажды утром девушка увидела десять обвалившихся камней, возможно, остатки какой-то древней заставы. Для нее вид этих развалин, эти остатки каменной кладки были большим событием. Шунг-ню, проезжая мимо, только пожимали плечами.
— Единственная крыша, которая нужна шунг-ню, — это небо, — сказал один из них поблизости.
Сама девушка была озабочена. Если развалины существуют так близко к Стене (они повернули немного на юг и по-прежнему время от времени видели Стену), не стало ли Срединное царство слишком зависимо от защиты шунг-ню? Она вначале не поверила словам Ли Лина. А он говорил, что придворные чиновники стараются заверить императора: для Срединного царства вполне достаточно Стены, чтобы защититься от варваров.
Но ведь глупо со стороны Чины так полагаться на Стену и добрую волю кочевников. Неужели в ней говорит тщеславие? Я сама оружие в руках своего народа, — сказала себе Серебряная Снежинка. Ледяной ветер срывал слезы с ее глаз, и края шарфа начали примерзать к щекам.
Воздух стал холодным и сухим, потом еще холоднее и суше. Снег покрыл мертвую траву. Иногда небо бледнело, солнце блестело на нем, как серебряная монета, оно давало свет, но не тепло. К удивлению Серебряной Снежинки, несмотря на холод и ветер, крепкие низкорослые лошади чувствовали себя прекрасно. Шерсть их стала гуще. А верблюды шли по пустыне, надменно равнодушные ко всему, кроме своей ноши, погонщиков и своего мрачного характера.
Вначале дневной переход так утомлял Серебряную Снежинку, что вечером ей хотелось только забраться под одеяло и уснуть, иногда даже не поев. Очень много такого, что не понимает никто при императорском дворе, что она сама не поняла в рассказах отца о шунг-ню, стало ей теперь ясно! Их ненависть к стенам и заточению, их своеобразная одежда — короткие рубашки и брюки, а не настоящее длинное платье, их диета, в которой преобладают мясо и жир, — все это не признаки варварства, но просто образ жизни, наиболее подходящий для их земель. И здесь, под огромной чашей неба, которое гулко отражало звуки ветра, а не бамбуковых флейт и голоса людей, этот образ жизни становился понятен. Эта музыка обладает своеобразным ритмом, даже изяществом, и Серебряная Снежинка подумала, что когда-нибудь полюбит ее.
