Что ж, против лома нет приема.
На улице стояла машина, которую я заметил по пути домой. Мощная, тяжелая «БМВ Х5» цвета электрик с тонированными окнами и бросающейся в глаза решеткой в форме ромба. Бог свидетель, такой стоило уделить повышенное внимание, а я, должно быть, витал в облаках или где-то на границах загробной жизни, что для меня не так уж и необычно.
Дождь так и не стих. Дав буквально миллисекунду на то, чтобы взять плащ, Шрам повел меня вниз по лестнице. Господи, хоть бы он остановился, как же надеть чертов плащ?!
Великан открыл заднюю дверцу «БМВ», и с небольшой помощью большой руки я влез в салон. Шрам — следом; даже вполне подходящая ему по габаритам машина слегка закачалась. Впереди сидели двое: на пассажирском сиденье — мелкий тип, у которого среди родни наверняка было немало ласок, а на водительском — апатичный блондин, лицом очень напоминающий Тома из мультфильма «Том и Джерри» после удара сковородкой по голове. Легкое движение руля, чуть слышный вздох — и произведение немецких автоконструкторов тронулось с места.
Меня снова повезли в город через Стэмфорд-хилл и Дол-стон, затем на запад к окраинам Шордитча. Наконец, машина остановилась где-то между Миддлтон-сквер и Кларкенуэллом на такой узкой улочке, что даже дверцы полностью не открывались.
Тычок от Шрама — и я вышел под дождь, к тому времени успевший превратиться в сильный ливень. Человек-ласка тоже выбрался из салона, и машина укатила прочь.
Мы стояли перед клубом с затемненными окнами и яркой вывеской «Розовый поцелуй». Несмотря на название, кирпичную кладку вокруг окон покрасили в темно-синий, а над дверью красовался позолоченный горельеф орла на скале — тайный знак пивоварен «Старого Трумана — Хенбери». Их во время бурного роста цен на коммерческую недвижимость и превратили в стриптиз-клубы, которые в наши дни процветают в Кларкенуэлле.
Я посмотрел на Шрама, тот коротко кивнул, и мы вошли.
Сначала что-то вроде фойе: угловая комната не совсем правильной формы с ссужающимися к внешней стороне стенами, а на деревянном, натертом мастикой полу грязные следы первых клиентов. В небольшом закутке справа у стола сидел мужчина. При нашем появлении он поднял глаза, но, увидев Шрама, тотчас потерял интерес, и мы спокойно прошли в клуб.
Внутри помещение оказалось куда просторнее, чем можно было судить по фасаду: у одной стены полукруглая сцена, напротив — бар, посередине — с десяток столиков. Вдоль трех оставшихся стен — кабинки, причем освещение продумано так, что сидящие внутри видят все, оставаясь при этом незаметными.
На сцене молодая, уже практически обнаженная блондинка выискивала мелкие, по невнимательности пропущенные детали одежды и, извиваясь в такт музыке, от них избавлялась. Блестящий металлический шест был ее постоянной опорой и время от времени — артистическим реквизитом. С десяток парней в деловых костюмах, расслабляющихся после напряженного трудового дня в Сити, и еще несколько типов, которые больше напоминали туристов, смотрели на ее неподчиняющуюся силе тяжести грудь с едва сдерживаемым изумлением. Большинство были настолько поглощены танцем, что нас не заметили. Те немногие, кто оказался на пути у Шрама или в непосредственной близости, испуганно вскакивали на ноги, а потом, секунд через пять, с трогательно комичным замешательством смотрели на меня. Что ж, наверное, ничего удивительного: рубашка порвана, насквозь пропиталась кровью и липла к груди, в уголках рта кровоподтеки — я же все-таки язык прикусил. Да, наряд очень в стиле Робинзона Крузо!
Шрам по-прежнему подталкивал меня сзади, так что я шел не останавливаясь — к одной из кабинок, которая при ближайшем рассмотрении оказалась занята. Невысокий, крепко сбитый мужчина слегка за сорок сидел один, читал и делал записи в перекидном блокноте. Лицо, насколько удалось рассмотреть при скудном освещении, лихорадочно-красное и покрыто оспинами. Никогда в жизни не видел таких густых бровей. Глаза под ними напоминали маленьких испуганных зверьков или небесный свод под волосатыми ягодицами атлантов. На незнакомце ярко-синий костюм с рубашкой расцветки пейсли и широким, как щит центуриона, галстуком. Я недавно смотрел по кабельному телевидению «Человека из ОКОП», где ОКОП, естественно, не окоп, а Объединенное Командование Обеспечения Правопорядка, и, естественно, вспомнил мистера Уэйверли.
— Так вы любитель анала? — подняв глаза, спросил он.
Намеренно-грубые слова резко контрастировали с бархатным, профессионально поставленным голосом — таким только провозглашать тосты за здоровье монархов или президентов компании. Однако в голосе была не только чванливая надменность, но и готовность от души смеяться над собой и собственным высокомерием. А еще я расслышал акцент, вернее, полное его отсутствие, как бывает у учивших английский по учебникам.
В ответ я лишь сдвинул брови, будто обдумывая философский подтекст вопроса.
— Я видел, как вы смотрите на девочку! — Мужчина рассмеялся хрипло, но с таким удовольствием, что даже плечи передернулись, — Предпочитаете склонных к стеатопигии[14] — именно в ту область был устремлен ваш взор. Следовательно, передо мной любитель анала; нелишне об этом знать.
Покончив с формальностями, незнакомец повернулся к Шраму и Ласке. Испещренная веснушками ладонь заметалась от одного к другому, будто даруя отрывисто-резкое благословение.
— Шрам, ты останешься с нами, а ты, Арнольд, возвращайся на вахту и, пожалуйста, попроси кого-нибудь из девочек принести мистеру Кастору выпить. Шафран или Розу… Лучше Розу: у нее именно такая попа, как ему нравится.
Ласка-Арнольд скользнул прочь, а Шрам растворился в полумраке кабинки — насколько способен раствориться человек с габаритами грузоподъемника. Я перестал думать о мистере Уэйверли, и вакантное место тут же занял Сидней Гринстрит, сыгравший в «Мальтийском соколе» Каспера Гатмана. Низенький, сплющенный Сидней Гринстрит в рубашке-пейсли.
— Меня зовут Лукаш Дамджон, — наконец представился хозяин. Не Лукас, а Лукаш — такого имени я еще не слышал. — Мистер Кастор, пожалуйста, присаживайтесь, не смущайте меня.
Сняв шинель, я сел напротив. Дамджон кивнул, будто моя покорность восстановила мир и порядок во всем мире.
— Прекрасно! Я оторвал вас от какого-то важного дела, или вы просто отдыхали после напряженного рабочего дня?
— У меня круглосуточная работа, — заявил я, а на губах Дамджона появилась улыбка — появилась и через секунду погасла.
— Не сомневаюсь! С тех пор как я начал использовать Шрама в качестве посыльного, у всех появилась круглосуточная работа и посещения клиентов на дому. Извините, если показался бестактным и напористым, просто я не из тех, кто умеет ждать. Наоборот, я из жалких людишек, считающих, что бездеятельность естественным образом ведет к раздражительности, а потом и к агрессии. Видите ли, формально образование я так и не закончил, поэтому чувствую острую нехватку внутренних ресурсов, которые позволили бы с пользой проводить досуг. Мне нужен постоянный стимул, иначе от скуки не спастись. Феликс, а у тебя как? — с напускным интересом Спросил Дамджон. — Тебе естественной, стимуляции хватает?
