Ознакомительная версия.
Они выслушали. Тихо выслушали. Внимательно. Как будто и не самозванец с ними беседует, а истинный наследник дьюринова престола. Когда я закончил, переглянулись. Долго переглядывались. Так долго, что Юсуфик успел было открыть пасть и вякнуть:
— Так кто же, Ингве, настоящий ваш… — но тут Нили быстро охолодил его крепким подзатыльником.
Наконец ребятам надоело играть в гляделки, и все, как по команде, обернулись ко мне. Заговорил, к моему удивлению, Игнвульф. Я-то ожидал, что первым выскажется языкатый Ингри, но тот скромненько помалкивал во втором ряду. И вправду, что ли, конец дней настает…
— Ингве, — сказал мой капорежиме. — Ты редкостный дурак.
— Спасибо. Это я уже слышал. Причем неоднократно.
— Так послушай еще раз. Неужели ты думаешь, что все мы за тобой пошли из-за какого-то титула? И в Хьяльмара с Орвар-Оддом мы, по-твоему, играли только потому, что ты — наследник князя и князь?
— Да при чем здесь Хьяльмар?
— При том. Мы же побратимы, князь. Не дергайся: что тебе мать сказала, то между тобой и благородной Инфвальт. А венец тебе все же принимать придется.
— С какой еще радости?
— А ты подумай башкой, Ингве: кто, кроме тебя?
Тут я расхохотался. Невеселый это был смех.
— Кто? Думаешь, желающих мало? Да любому из моих братцев только протяни Нидавель-Нирр — с руками оторвут. А если и не они, Хродгар зубами вцепится. Он давно на дедово место метит. И правильно — отец его Глойн Дьюрину был вторым сыном, все права на престол у него…
— Это так, князь. И именно поэтому никакого венца им давать нельзя. Да ты представь, что в Свартальфхейме начнется, если ты от престола отречешься. Ведь будет, брат мой Ингве, война. Посмотри вокруг: тебе этого хочется? Чтобы не только в Митгарте, но и в Нидавеллире бомбы мастерили? Ну, что же ты замолчал? Давай, расскажи нам, как хорошо будет делить дьюриново наследие под бомбежкой.
И что я на это мог сказать? Ничего. Почему, Хель меня забери, я всегда и во всем остаюсь в дураках, и последнее слово — вечно за кем-то другим?
Когда ребята Ингвульфа убрались, по их словам, на стрелку с людьми Касьянова — я уже и не стал спрашивать, что они там напару с органами в охреневшей Москве проворачивают — а Юсуфик с новым другом умотали по магазинам, в квартире остались только я, Нили и Ингри. Нили удалился на кухню, запихивать в посудомойку тарелки (перебив из них половину) и варить свежий кофе. Ингри остался со мной в комнате. Я подошел к окну. Балконную дверь плотно прикрывали жалюзи, но даже из-за них пригревало. Я порылся в кармане, уныло оглядел смятую пачку.
— Под диваном твои сигареты, — сказал Ингри.
Я залез под диван. Новая пачка нашлась между старым носком и маленькой деревянной лошадкой (откуда, асы и альвы мои, откуда?). Я вытащил лошадку и вручил Ингри. Тот обрадовался:
— О, а Юсуфчик ее полдня искал.
Я не стал спрашивать, зачем арапчонку понадобилась коняшка. Лучше не знать. Многого, как я понял за эти дни, лучше не знать.
— Ты бы вышел в спальню, — предложил я Ингри.
— Нет, я от двери посмотрю.
— Интересно тебе?
— А то как же.
Ингри спрятался за дверью — только острый нос торчал. Я заорал: «Нили, посиди пока на кухне» — и распахнул занавески. Потянул вверх жалюзи. Откинул шпингалет. И вышел на балкон.
Ингри, по-моему, все-таки ждал, что я воспламенюсь или обращусь в камень. Дудки. И все же сощуриться мне пришлось — солнце вывалилось из-за туч и, мокрое, засверкало неожиданно ярко. Надо будет купить темные очки, подумал я. Подставил лицо под свет. И решил не покупать. Потому что, господа мои, вот там, на узком этом балконе, над коробками многоэтажек, над ползшей внизу поливальной машиной: что поливала она в восемь утра? растаявший снег? — и над бегущими за ней маленькими радугами — там вернулось ко мне дивное чувство крыльев. В лицо пахнуло ветром, и почудилось — я лечу, блин, лечу над городом, лечу над драконьей лентой реки, над бесконечной толкучкой МКАДа, над пригородным редким леском в дымке новой листвы — и дальше, над иными лесами и горами. Солнце било мне в глаза, вечно-юное живое солнце, умывшееся в первом весеннем дожде и в струях воды от поливальной машины.
Шторы и жалюзи все же пришлось задвинуть — не перекрикиваться же мне с Ингри через полквартиры? Он подошел, посмотрел уважительно. Почесал длинный нос.
— Ну что я могу сказать? Круто. Завидую. Жаль, что я весь из себя такой законный…
Я немедленно отвесил ему пинка. Он ответил дружеской зуботычиной. А потом вдруг резко посерьезнел.
— Я вот что… Не хотел тебе при всех говорить.
— Ох, не пугай. Какие еще приятные новости?
Ингри порылся в барахолке на журнальном столике и вытащил из-под коробки с пиццей газету почти полугодовой давности. Протянул ее мне.
— Тридцатая страница. Читай. Тут о твоем Наглинге.
Я так и сел на диван.
— Если скажешь, что подделка — убью.
— В том-то и дело, что не подделка. А лучше бы был подделкой.
Я поспешно зашелестел газетой. На развороте, как раз напротив светской хроники, было большая статья. Перепечатка из «Нью-Йорк Таймс», перевод бездарный — но все, что надо, я понял. И фотография-то, фотография…
— Причем, — сказал Ингри, когда я закончил чтение, — обрати внимание. Скотина молчала, пока меч полеживал себе в сейфе. А как стырили, разоралась на всю Ивановскую.
— «По примерной оценке, стоимость похищенного артефакта по сегодняшнему курсу превышает два миллиона долларов», — процитировал я. — Еще бы не разораться.
— Нет, ну ты понял?
— Понял. Не тупой.
— Это ты посмотри, как тебя классно вели. Наглинг стырили в первых числах сентября, так? Ты когда с Касьяновым говорил? Второго, третьего?
— Пятого.
— Во-во. Пятого. Очень все четко сработано.
— Думаешь, Касьянов?
— А кто еще знал?
— Мало ли. У него начальство, у тебя куча каких-то левых людей работает.
— У меня все люди правые. А насчет начальства… Что-то сдается мне, что мужик этот — сам себе начальство.
Я подумал еще. Покачал головой.
— Нет. Не сходится.
— Почему не сходится?
— Про гадалку он откуда пронюхал? Как он мог вообще знать, что нам приспичит погадать по внутренностям дракона? Вроде, у них это не самый общепринятый метод.
— Хель его разберет, какие у них методы. Про волков-то мы не знали.
— В общем, знали. Про «Вервольфов». В частности… очень уж меня плотно должны были курировать.
Мы переглянулись. И завопили одновременно:
— Некромант!
Нили вылетел из кухни с полотенцем в руках.
Ознакомительная версия.
