— Вы же женщина и должны понимать меня!
Она единственный врач женского пола на этом судне и я бы не заподозрила ее в этом, такую несуразной, андрогинной была ее внешность, если бы не духи, аромат которых я уловила когда-то. Шанель под номером пять.
— Не понимаю, — цедит она сквозь свою маску. — Поняла бы, если бы вы спрашивали другое, но никак не срок.
Я киваю и отхожу от нее. Все ясно без дальнейших объяснений. Для нее мой интерес и метания не стали тайной за семью печатями и она уже презирает меня за это. Знавала я таких людей и их, как правило уже ни в чем не переубедить.
— Мне нужно знать срок, — повторяю я со всем терпением на которое способна, — я не прошу вас провести генетическую экспертизу.
Мне не нужно снисхождения. Мои поступки — это моя жизнь и ничего плохого я в ней не сделала. Хочется добавить еще кое-что. Ругательство! Назвать эту старую суку… Нет.
— Одиннадцать недель, — говорит она мне, перед тем как выйти.
Я поспешно оборачиваюсь, успев поймать взглядом край белоснежного халата, слышу, как срабатывают гидравлические замки двери и отворачиваюсь.
— Спасибо, — я потираю изгиб руки. Прикосновение саднит, отзывается болью чуть ли не до предплечья. Там сплошной, все никак не проходящий синяк из-за бесконечных заборов крови.
Я растеряна и мой плоский живот заставляет меня сомневаться в сказанном.
“Одиннадцать недель? Одиннадцать?!”
Я считаю, когда же это все началось. Выходит, что все очень даже правильно и я умудрилась залететь в тот самый день, когда угрожала Джейку клубникой. Или в последующие два-три дня.
— Я и правда везучая, — говорю я себе, усевшись на пол и уставившись перед собой.
Я знаю, что такое бывает, но в шоке вовсе не поэтому. Что, если бы мы собрались на юг позже, в марте, например? Все бы случилось вот так как сейчас — я бы плохо чувствовала себя и теряла вес. Джейк бы не решился, он бы отказал мне в этом путешествии!
Наверное…
Да и черт бы с ним! Наверное, мы бы справились, если бы не Карен и Дерек.
“Но ты ведь понимаешь, почему женщины не стремятся рожать детей в таких условиях?” — слышу я, как наяву слова Рафаэля в том ангаре.
Я выдыхаю, склонив голову в коленях. Передо мной проносятся картинки воспоминаний. Я вижу Паоло и Лизу вылезших из колодца, до смерти напуганных и истощенных. Я вижу тот шарф на заборе. Я вижу лицо Карен и ее жадный интерес к тому кого я выберу.
“Эти люди не знаю ни жалости, ни сострадания!”
Меня бьет мелкая дрожь. Мне все еще страшно — этот ребенок не будет похож на всех остальных. Я уже сейчас в ужасе, ведь то, что я скрываю от этих людей скоро станет известно им. Но не в этом самый страшный кошмар. Он в том, что они не оставят его мне и, скорее всего не оставят в живых.
Я должна что-то придумать! Вот только что?
Глава 4
— Сколько вас было?!
— Трое.
— А когда вы уходили из Манхэттена?
— Четверо.
Вопросы задаются, то с одной, то с другой стороны. В этот раз в камере для допросов слишком светло, так что режет глаза и хочется закрыть их с непривычки.
— Что заставило вас покинуть остров с такой поспешностью?
— Погода, — отвечаю я также кратко и отрывисто. — Приближающийся штормовой сезон.
Раз за разом. Одно и тоже. У меня опять кружится голова. Я хорошо ем и пью, но все время ощущаю слабость и все никак не поправляюсь. Чем хуже я себя чувствую, тем более скверно я себя веду. Вот и сейчас. Вопросы теже, а ответы те же, но не совсем по существу.
“Опять!”
Мне постоянно хочется чего-то очень свежего, холодного и желательно сочного. Это должно быть или манго, или клубника, или апельсины, или дыня. Что-то из этого, а может быть все и сразу. В моем рационе присутствуют фрукты, но все они какие-то сухие, не приносящие мне желанного удовлетворения. Это самое безобидное и милое, что случалось со мной за последнее время. Лучше, чем крики, гнев, тошнота, нескончаемая рвота и кровь.
— Почему вы сбежали с острова?!
В этот раз это не Хогарт, а майор Кайл Борн, да, как тот самый из фильма. Вояка, кажется, что вырубленный из скалы. Самый настоящий огр в кепке. Малость отесан, чтобы быть похожим на человека. Очень сильно напоминает мне инструкторов и парней, принимающих документы в призывных пунктах вооруженных сил США.
— А вы бы не сбежали? — спрашиваю я, подняв на него глаза. — Особенно, если бы знали, что есть куда бежать?
Такой страны теперь не существует, поэтому европейцы не постеснялись украсть этот образ и прилепить к своим морским пехотинцам. Кайлу Борну не хватает зубочистки во рту и солнечных очков-авиаторов. Уверена, что такие у него есть, только в помещении их таскают либо киногерои, либо идиоты, коим майор ни в коем случае не является.
— На юге море, фрукты и теплая погода.
Слышно, как он скрипит зубами.
— А как же Калифорния?! Родные края и никакой качки!
Я не обязана объяснять осмысленность собственных поступков. Меня бесит, когда на меня орут.
— Повторяю ещё раз…
Никто и никогда не орал на меня, разве что только Джейк. Он не скоро, но все же понял, что это плохой способ, чтобы договориться со мной. Этот же! Майор Борн делает так каждый раз, теряет всю свою сдержанность в считанные секунды. Это игра в хорошего и плохого полицейского. Они манипулируют мной и пытаются выведать какие-то мелочи и оговорки.
— Я вам уже говорила десятки раз.
— Почему?
Майор Борн кружит вокруг меня подобно гигантской белой акуле. Меня мутит от запаха его одеколона.
— Волнуетесь?! Чего вы боитесь, Александра? Что скрываете от нас?!
— Вы прекрасно знаете почему я так веду себя, — говорю я не без раздражения. — Вы уже давно заметили это и беззастенчиво пользуетесь этим.
Мне достается секунда его внимания. Вопросы, как команды на плацу, продолжаются.
— Кто помогал вам?
— Никто!
— Почему вы ушли оттуда?
— Там было опасно!
— Не опаснее, чем в океане!
— Да уж получше, чем на суше!
Это правда. Море куда более предсказуемо, чем каждый новый день в тех местах, которые я называла своим домом. Я могла утонуть и разбить судно о рифы, если только бы только стала беспечной, перестала сверять показания приборов, придумав себе, что я на увеселительной прогулке; на материке “перспектив” было куда больше — быть съеденной, покусанной, изнасилованной, покалеченной на потеху нынешней публике и просто убитой.
— Кто помогает вам?!
— Хватит! — рявкаю я, наконец вынырнув из состояния шаткого, но равновесия. — Почему? Потому! Вы были там?
Он резко разворачивается ко мне, видимо не ожидав встречного вопроса, произнесенного таким тоном.
— Вам тоже выдать путевку на материк, чтобы вы перестали утверждать то, в чем совершенно не разбираетесь?
Он нависает надо мной, так что мне приходится поднять голову, а не смотреть на его подтянутое пузо, на пряжку ремня, не убеждаться помимо воли, какой он на самом деле мужик.
— Ты так думаешь?!
— Да! Я прошу вас прекратить спрашивать меня почему. Я уже всё рассказала вам! Нам никто не помогал! Ни-кто!
Он может сколько угодно орать и стараться запугать, но у него ничего не получится. В такие моменты я представляю на его месте Джейка. Того вообще ничего не сдерживало, а у этого верзилы один за другим начальство за спиной, приказы, документы и всратая общественность! Насчет последней я не уверена, но надо было упомянуть их. За военными, я уверена, тоже кто-то стоит, скорее всего с очень большим кошельком.
— Более семидесяти боевых операций! В самых опасных, горячих точках планеты! Около десяти вылетов на мертвый материк! Я как никто другой знаю, что это такое!
Говорит он все это, все больше и больше склоняясь к моему лицу, так что я могу почувствовать кроме одеколона крепкий запах его тела. Меня подташнивает от всего этого.
— Израиль, Ирак, Афганистан, Ливия, Египет, Боливия…
Что я делаю? Я поднимаюсь! Что я делаю?! Я ору на него с высоты, уступающего ему роста.
