Пробуждение было резким — кто-то тихо гладил меня по плечу. Скорость, с которой я прыжком сорвалась с места и забилась в угол, поразила бы любого. И только потом я поняла, что служанка принесла мне новую порцию еды. Одной рукой она протягивала мне маленькую пиалку с той же самой жидкой кашей, а вторую держала на уровне груди, повернув ко мне открытой ладонью. Через несколько минут сердцебиение у меня успокоилось и я протянула руку за пиалой.
Кашу я выпила.
Прошло несколько дней, меня хорошо кормили и я спала в тепле. Служанка ночевала со мной в комнате, каждый вечер помогала обмыться и даже пыталась делать массаж, но я не давалась и она не настаивала. Еда была сытная и теперь ее было много. Всегда больше, чем я могла съесть за один раз. Мясо, крупы, острые овощи и фрукты, тонкие ломтики жареной рыбы и чуть суховатые, но очень вкусные лепешки. Много всего. Служанка доедала после меня, но даже тогда на низком приносном столике оставалась еще пища. Ваза со странными голубоватыми плодами стояла в каюте постоянно. Сливы с привкусом малины или «патия» — так их называла служанка. Свое имя она мне тоже называла, но я не хотела запоминать. Я не хотела знать…
В туалет я выходить отказывалась и, в конце концов, мне принесли что-то вроде горшка, который служанка резво опорожняла и мыла. Назад приносила чистым и ставила за старенькую ширму в углу.
Все свободное время между трапезами я дремала, тихо и бездумно, как растение. Мне было очень комфортно.
Ни разу за все время на корабле никто не кричал, даже матросы. Никого не били и не убивали и я все же рискнула прогуляться на воздухе. Служанка каждый день, жестами, предлагала мне выйти из каюты, но была терпелива, когда я отказывалась. Не настаивала.
Сегодня, когда она по привычке подошла к двери и сделала приглашающий жест, я кивнула и встала с подушек. Несколько неуверенно подошла к открытому проему — ноги, отвыкшие от ходьбы, предательски дрожали — и просто захлебнулась солнцем и влажным ветром.
Служанка накинула мне на плечи тяжелую плотную шаль.
От порога каюты, через узкий проход, был борт корабля. Теперь я часами стояла там днем и смотрела на проплывающие мимо берега. Они были далеко от корабля, но там появлялись и исчезали города и селения.
Мне разрешалось бродить по кораблю куда захочу, он был велик, но гуляющих людей было мало. В основном все или работали или стояли на страже. Например у каюты купившего меня мужчины всегда стояли два солдата. К ним я не подходила близко.
Туалет был организован в самом конце судна. Там было две тканевые кабинки, скрывающие человека от глаз людей. Одна из них была для меня и, наверное, хозяина. Ткань ее была плотной, изумрудного цвета, и почти не продувалась ветром. А сверху был сделан навес от дождя. Внутри — овальная щель в чисто отмытых досках. Сквозь нее видно море. И всегда — запас свежих мягких лоскутов. Кувшин с теплой водой служанка приносила в эту кабинку каждый раз и требовала обмываться после испражнения.
Во вторую кабинку ходили все остальные. Простая небеленая ткань, достаточно ветхая и местами с заплатами.
Дважды судно подплывало ближе к городам и на лодках доставляли корзины с фруктами и бочки с водой. Очень много бочек.
Я готова была так плыть всегда. Есть. Спать. Смотреть на море.
С утра служанка нервничала, без конца что-то пыталась говорить мне, жестикулировала…
После завтрака попыталась взять меня за руку, но руку я вырвала. Она строго посмотрела, что-то пробормотала и показала направление рукой. Я пошла в указанную сторону и она привычно пристроилась на шаг сзади.
У дверей, где стояли два солдата она окликнула меня. Я повернулась и увидела, что она показывает рукой на дверь. Каждый из солдат сделал шаг в сторону от дверей и склонился в поклоне передо мной. Не слишком низком, но уважительном.
Дверь была красивая, из темного дерева. На ней искусный резчик оставил изысканные завитки и узоры. А в верхнюю часть были вставлены маленькие цветные стёклышки разной формы. Их скрепляла металлическая рама. Тоже получался рисунок, но я не смогла вспомнить, как такое называется. Я так и продолжала стоять, глядя на переливы солнца на стекле. Тогда один из солдат, поклонившись еще ниже, вернулся на место и открыл мне дверь. Служанка продолжала что-то наговаривать очень тихим голосом и я понимала, что нужно перешагнуть порог. Не отстанут.
Глава 5
Внутренности каюты радовали глаз солнечным светом и яркой роскошью тканей. Два больших окна, чуть прикрытые легким, светлым газом, сдерживающим потоки света, делая его приятным для глаз.
На ковре, точнее, на невысоком настиле, крытом коврами и кучами подушек, сидели купец и лекарь. Между ними был низенький столик, заставленный мисочками и тарелками. Из того, что я смогла опознать, мёд, кунжутный хворост, рахат-лукум и пиалы с чаем, не вышло бы даже половины. Слишком много всего, не столик, а большой стол. Старик лекарь откинулся на груду подушек, а вот купец просто сидел по-турецки, ни на что не опираясь. В шаге от помоста, на коленях, устроились две женщины разного возраста. Пожилая была одета богаче, халат ярче, перстни на пальцах. Было видно, что поза им привычна и чувствуют они себя вполне комфортно. Я же поморщилась, глядя на них. Так и ноги затекут. Остановилась, не отходя далеко от дверей. Глаза старалась не поднимать. Сталкиваться с любопытными взглядами было неприятно.
Купец сделал рукой приглашающий жест. Я видела, но, очевидно, поняла его неправильно. На помост мне сесть не позволили. Загалдели и женщины, и старый лекарь. Женщины, правда, сразу же замолкли, как только старик подал голос. Я сделала два шага назад от помоста и села по-турецки. Там, дома, я три раза в неделю занималась йогой. Просто для себя. Особо не фанатствовала, но и старалась не пропускать занятий. Время у меня было.
Молчание все длилось и длилось, я физически ощущала, как по телу ползают липкие любопытные взгляды. Наконец купец открыл рот и что-то спросил.
— Я вас не понимаю.
Голос у меня был хриплый и слова давались с трудом. Я не разговаривала уже очень-очень давно.
Он произнес еще одну длинную фразу… Потом — еще одну.
Мне казалось, что это разные языки.
Пожилая женщина, повинуясь знаку купца, что-то сказала. Язык был совсем уж другой, более резкий и гортанный, со странными паузами. Я просто отрицательно покачала головой.
Взглядом испросив разрешения купца, заговорила женщина помоложе…
Брови купца поползли в верх. Он что-то приказал и женщина помоложе поднялась и вышла. Вернулась она с солдатом, который вел невысокого худощавого молодого мужчину.
Некоторое время купец расспрашивал его, тот отвечал почтительно. Несколько раз смотрел на меня и утвердительно кивал головой. На языке купца он говорил с остановками и заминками, но явно они понимали друг друга. Повинуясь знаку купца что-то спросил у меня.
Я узнала его. Это тот выживший матрос с моего первого корабля. С того, где убили старуху. Он и в трюме пиратского судна пытался говорить со мной. Я отрицательно покачала головой и сказала:
— Я всё равно вас всех не понимаю. Совсем. И отстаньте от меня, я устала.
Я, и правда, чувствовала утомление. Слишком их здесь много. Купец машинально теребил аккуратную бородку. В прошлый раз, когда я видела его на судне пиратов, нижнюю часть лица он скрывал под тонким вышитым платком. Не удивительно… Защищался от запахов. Вспоминая то место я невольно передернула плечами. Здесь было гораздо лучше.
Моряк вытаращил глаза и начал что-то активно объяснять, даже руками размахивал. Пожилая женщина с трудом поднялась с колен, подошла ко мне со спины и попыталась отогнуть ворот халата от моей шеи. Я вскочила. Но потом сообразила. Они ищут какой-то знак на теле. Купец хмурил брови и начал говорить довольно резко, но я села перед женщиной и позволила оголить часть спины. Не так уж и сильно оголили. Женщина ткнула пальцем чуть ниже седьмого позвонка. Купец подошел к ней и некоторое время они обсуждали что-то. Не знаю, что и как они там рассмотрели, но после этого меня отпустили и я с радостью вернулась в свою каюту. Там я и продремала до обеда. А после обеда ко мне пришла та самая пожилая тетка и начала что-то говорить. Я всё равно не собиралась с ней общаться, что и объяснила, сев лицом в угол. Долго она не продержалась и до следующего утра я жила спокойно.
