Подняться меня заставили просто: схватили за волосы, и дёрнули вверх. Доходчиво, ничего не скажешь.
Встав на ноги, я волей неволей увидела хозяев летающих тварей. Передо мной стояли трое существ, похожих на оживший кошмар. Их вытянутые морды были покрыты чёрной чешуёй, слабо мерцающей в тусклом свете, источник которого я не видела. Высокие, не меньше двух метров, они не носили одежды как минимум до пояса — смотреть дальше мне совершенно не хотелось. Мощные руки были похожи на человеческие, но предплечье было намного длиннее плеча и заканчивалось шестипалой ладонью с двумя противолежащими большими пальцами: по одному с каждой стороны ладони. Когти на этих пальцах сделали бы честь Росомахе.
Центральный ящер издал несколько шипящих звуков. Стоящий справа от него зашипел и защёлкал. Третий их сородич сохранял молчание. Хотела бы я знать, о чём они разговаривают. Интересно, едят ли они людей?
Ящеры раздвинулись, и из-за их спин ко мне шагнул самый настоящий человек. Вот только выглядел он очень и очень странно. Длинный красный плащ развевался за его плечами, на тело было надето доходящее до колен белое одеяние, отдалённо похожее на греческую тунику. Волнистые светлые волосы, расчёсанные на прямой пробор, обрамляли лицо типичного итальянца. Вместе с небольшой бородкой и тонкими усами всё это делало человека похожим на нечто среднее между Понтием Пилатом и Христом. Интересно, это тут мода такая или у него мания величия?
— Кто ты такая? — Он смерил меня пренебрежительным взглядом.
— Я… — Интересно, в каком случае мне достанется меньше? Если я скажу правду или попытаюсь прикинуться местной жительницей? Сам он явно терринец, ибо разговаривает на местном итальянском, да ещё и без акцента. А значит, раскусит меня в два счёта, прикинься я здешней.
— Меня зовут Светлана, и я тут всего два дня. Отпустите меня, пожалуйста. — Я расплакалась безо всяких усилий.
— И кто же привёл тебя сюда, Светлана?
Он пристально рассматривал меня, даже не пытаясь скрыть это. Хотя чего ему опасаться, спрашивается? Не знаю, что тут произошло, но он явно хозяин положения.
— Не знаю, какие-то местные жители. Я спустилась с горы, ходила вокруг серебристой такой стены, а потом стала кричать. Ну и пара человек вышли, услышав мои крики. Сказали съесть гриб. Вот так я сюда и попала.
— Понятно. Отведите её в тюрьму. Будем допрашивать. — Правый ящер снова засвистел и защёлкал, и человек покачал головой. — Не надо палачей. Я сам ей займусь попозже.
Не отдавая себе отчёт в том, что делаю, я кинулась бежать. Благо, за волосы меня уже никто не держал.
Естественно, далеко убежать я не смогла. Сделав несколько шагов, я почувствовала, как какая-то неведомая сила прижимает меня к камню. Потом эта же сила подняла меня в воздух и заставила принять позу эмбриона.
— Свяжите её, пока я её держу. И отнесите в тюрьму.
Ящеры сноровисто обмотали меня верёвкой и затянули её так сильно, что я почувствовала себя большой рыбой, попавшей в очень маленькую сеть. Потом один из них с лёгкостью взял меня под мышку и, широко шагая, куда-то понёс.
Развязали меня только в камере — узком тёмном помещении размером примерно два на три метра, отделённом от других камер толстыми железными решётками. Единственным, что было в моей камере, оказался — нет, мне это не почудилось! — пушистый ковёр неизвестного цвета. В другое время я бы с удовольствием поразмыслила о том, как ковёр тут очутился, но сейчас было совершенно не до этого.
— Эй, есть тут кто живой?
Тишина. Глухая, давящая тишина. Я повторила свой вопрос ещё несколько раз, в последний раз сорвавшись на крик. Ничего.
Спустя некоторое — не особо большое — время я поняла, чем так страшна пытка тишиной. Потолок камеры давил на меня так, словно именно здесь все 10 g вместо стандартных 9,8. Тьма начала казаться живой и дышащей, скапливающейся в углах, сочащейся сквозь решётку, тянущей ко мне свои бесформенные пальцы. Мой смартфон всё ещё был при мне, и я могла бы включить его. Но это было ещё страшнее. Кто знает, какими силами владеет тип в красном плаще, и смогут ли противопоставить ему что-нибудь наши земные армии. Пусть лучше ничто, кроме одежды, не выдаёт во мне чужачку.
А тьма всё давила. Кажется, я бы обрадовалась даже крысиному писку, хоть и недолюбливаю хвостатых тварей. Я громко читала стихи до тех пор, пока не сорвала голос. И даже тогда я, хрипя, продолжала декламировать. Когда за мной пришли, я как раз дочитывала любимое стихотворение Северянина:
— Так как же не расхохотаться,
Не разрыдаться, как же жить,
Когда возможно расставаться,
Когда возможно разлюбить?!
Увидев ящера, отодвигающего часть решётки в сторону, я резко осеклась, понимая, впрочем, что это бессмысленно. Он уже слышал — не мог не слышать, как я разговариваю на русском. Он расскажет об этом своему хозяину. И кто знает, какие выводы тот сделает из всего этого. От сознания своей глупости хотелось завыть, но ящер не дал мне такой возможности.
От резкого удара в живот я согнулась, кашляя и хватая воздух ртом, а ящер принялся деловито обматывать меня верёвкой. Закончив, он поднял меня и куда-то понёс. Мне оставалось только тихо всхлипывать в коленки, вспоминая презрительный взгляд человека в красном плаще и его обещание заняться мною позже.
[1] Университет искусств, дословно — общность искусств. Искажённые латынь и итальянский
Его глаза — подземные озёра…
От неудобной позы скоро затекли спина и шея, разболелась голова. Так что, когда меня боком опустили на что-то мягкое, я даже обрадовалась. Что бы со мной не собирался сделать тип в плаще, вряд ли это будет намного хуже того, что было в тюрьме и по дороге оттуда.
— Если пообещаешь вести себя хорошо — я тебя развяжу.
Знакомый голос прозвучал так близко, словно говорящий стоял прямо надо мной. Когда он успел подойти? Я не слышала звука шагов.
— Я буду хорошо себя вести, правда.
— И убегать больше не будешь?
— Не буду. Я просто очень испугалась, когда ты приказал отвести меня в тюрьму, и пообещал заняться мною лично.
Тихий смех, и верёвка начинает медленно сползать с меня.
Как хорошо снова иметь возможность выпрямиться! Я открыла глаза, но переворачиваться пока что не стала. Кто знает, вдруг этот тип взбесится, если что-то сделать без его прямого приказа.
Лёжа на боку, я могла видеть только часть комнаты: письменный стол, простое деревянное кресло даже без мягкой подушечки для сиденья. Стены были покрыты фресками, очень похожими на античные. Я опознала только два сюжета: похищение Европы и Данаю.
— Вставай.
Теперь голос звучал за моей спиной. Я послушно встала, медленно повернулась. Тип в красном плаще возлежал — по-другому и не скажешь — на каменном ложе. Интересно, они тут подушки принципиально не используют? Или он местный йог?
— За моей спиной две двери. Правая ведёт в купальню. Левая — в коридор. Сделай правильный выбор.
Обойдя мужчину по широкой дуге, я толкнула правую дверь. Надеюсь, кроме купальни тут есть ещё и туалет.
В отличие от комнаты, купальня не заигрывала с античной историей. Просторное помещение было поделено на две части. В одной стояла огромная ванна, над которой парило несколько разноцветных шаров. Ни крана, ни каких-то труб видно не было. Я решила, что для включения воды используют шарики.
Туалет был в другом помещении и выглядел почти похоже на наши, земные. Только вместо бачка была спинка, и всё сооружение моментально приняло форму моего тела, стоило мне опуститься на него.
Вернувшись в половину с ванной, я разделась, залезла в монументальную ёмкость и, недолго подумав, прикоснулась к красному и синему шарам. Помнится, кто-то из однокурсников, интересовавшихся достижениями нейробиологии, авторитетно утверждал, что холодную и горячую воду во всём мире маркируют одинаково, так как ассоциации с красным, как с цветом огня и тепла, одинаковы для всего человечества и происходят из какой-то там древней системы в мозгу. Логично предположить, что у местных представителей человечества эта древняя система никуда не делась.
