Рот наполнил медный привкус — опять губу от злости прикусил, идиот! Сглотнув, Морозов заметил, что сидит, словно кол проглотил, прижав руку к груди, и пялится в давно погасший экран смартфона. Расслабив спину, он отпустил рыбку и откинулся на сидении — хватит! «Вторая жизнь» так «Вторая жизнь», фигли смотреть! Помогут — отлично, не помогут — что, собственно, он теряет?.. Почти год уже толком не спит, кошмары мучают, работу три месяца назад потерял, а новую найти не получается. Тогда же и Лидка его окончательно бросила, раньше хоть иногда приходила, пить пыталась не давать, а тут вдруг — всё! — говорит, — разбежались нафиг! Мысль о Лидке накрыла Женьку чёрной глухой тоской, и остро захотелось немедленно набухаться. Он тяжко вздохнул, стараясь выкинуть бывшую из головы и больше вообще ни о чём не думать, пока не доедет до места.
Но безмыслие никак не давалось — совсем отвык он за последние месяцы медитировать. Понял это, когда светотень Ильи Десятова пытался рассмотреть — уж больно неожиданно тот позвонил и предложил увидеться!
* * *
Встретились они в кафе, на летней веранде, и, окинув старого знакомого цепким взглядом, Илья сказал, что угощает. Морозов запротестовал было, но когда Десятов стал настаивать, только рукой махнул: денег-то на самом деле у Жени не было, перебивался кое-как на старых сбережениях, зато Илья! О, тот выглядел прямо-таки хозяином жизни: сидел себе ногу на ногу, расслабленный такой, в простой, но новой и явно очень дорогой одежде, подбородок поднят, улыбка на ухоженном лице — в общем, невооружённым глазом видно, что поднялся мужик неслабо, а раз так — пусть платит, хрен с ним.
— Так… это… — Женька поскрёб небритую щёку, потом несколько раз провёл руками по своей мятой майке, но она, конечно же, не разгладилась.
— Хочешь спросить, зачем мне это надо?
— Что надо? Меня угощать?
— Да нет! — расхохотался Десятов. — Друга угостить — причина не нужна, я ж не бедствую! Чего и тебе искренне желаю.
«Друга?» — удивился про себя Морозов. Илья был старше Пашки, а значит, и Жени, лет на одиннадцать, какая, на хрен, дружба?
— Так что ты хотел обсудить? — спросил он вслух. — Говорил, это с Пашкой как-то связано?
— Скорее, с памятью о нём. Я ведь очень любил своего мелкого, ты знаешь!
Это было правдой, и Женька кивнул, вспоминая, как тепло Пашка всегда отзывался о старшем брате, как жалел, что у того нет способностей «лампочки», из-за чего приходится иметь от него секреты. Это очень тяготило «мелкого» и его мать, конечно. Но правила есть правила, не зря придуманы, и «лампочки» всегда их строго придерживались.
У столика возникла официантка и приняла заказ, после чего Илья продолжил:
— Потому и вызверился тогда, на годовщину… ты уж меня прости!..
— Да брось, Илюх, проехали! — пробормотал Женя, озадаченный таким внезапным, запоздавшим лет на шесть, извинением.
— Да, много времени прошло, понимаю! — словно прочитав его мысли, усмехнулся Десятов. — Но все эти годы… чёрт! Ну, я просто был не в себе, никак не мог успокоиться. Полиция говорила — несчастный случай, но я в это не верил! Отец, кстати тоже — говорил, убили их! Я ему: как думаешь почему? А он: колдовством они занимались! — ну, прикинь?! Что за бред! Совсем у старого в башке помутилось — так я тогда решил… а потом, после его самоубийства, подумал: колдовство — это же только слово, чтобы обозначить нечто непонятное! Способности, наверное, какие-то… Может, мелкий с матерью, экстрасенсами, типа, были, видели и чувствовали больше других, вот и вляпались: узрели нечто, за что их убрали…
Разговор свернул на скользкую почву, и Женя беспокойно заёрзал. Зачем Илья всё это ему говорит? Будет снова пытать, кем был Пашка? Но ведь семь лет прошло, как он умер, почему сейчас?.. Возникло острое желание встать, уйти и никогда больше Илюху не видеть. Возможно, Женька так бы и сделал, но тут принесли заказ, и вид запотевших пол-литровых бокалов с ледяным бочковым пивом затмил желание немедленно смыться.
Пока официантка расставляла закуски, Морозов расслабился и, расфокусировав взгляд, постарался изгнать мысли, чтобы посмотреть светотень Десятова. Получилось плохо: радужное сияние появилось и быстро пропало, но у Женьки всё равно немного отлегло от сердца. Не то чтобы он всерьёз допускал новое появление кого-то подобного устранителям, да ещё и знакомой внешности, но всё ж… мало ли?.. После рокового нашествия аватаров от подозрительности трудно было избавиться, пусть и прошёл уже почти год… Однако светотень у Илюхи имелась, выглядела как у обычного человека, и даже — Морозов, конечно, не был в том до конца уверен — никаких опасных чёрных пятен или вмятин он на ней вроде бы не заметил. Стоило бы ещё раз внимательно посмотреть, но из-за частых возлияний и отсутствия регулярных тренировок настроиться больше не удавалось. Ему и раньше-то это было напряжно: включился он очень рано, в шесть лет, а такие никогда не бывают особо талантливы. Хорошо, старшие всегда помогали, подсказывали, оберегали, даже когда уже вырос, но теперь… Теперь помогать и подстёгивать стало некому, и Морозов всю эту лампочную деятельность совсем забросил.
Оставив пустые попытки, он вернулся к нормальному восприятию и вдруг увидел, что Десятов уставился на него явно не обычным зрением: пристально и одновременно как бы сквозь, в немыслимую даль, словно делает ровно то же, что секунду назад — Женька: изучает светотень собеседника… но как?! Илюха ведь никогда не был «лампочкой»! Да и не настолько уж бездарен Морозов, чтобы пропустить в светотени сидевшего напротив человека известные всем посвящённым «фиолетки»! Тогда что же Илья делает?.. Передразнивает?!
Тут Десятов моргнул и как ни в чём не бывало отхлебнул пива. Женька взял свой бокал и тоже сделал большой глоток. Приятный вкус и прохлада успокоили. Может, просто показалось? Он отпил ещё, поглядывая на странного собеседника: тот закинул в рот кусочек солёного сыра и сказал:
— Короче, все эти годы я был как одержимый. Пытался раскрыть природу способностей матери и мелкого, но не как отец, разумеется! Какое там колдовство, что за глупости! Экстрасенсы — это наверняка ближе к истине, я же — учёный, надеюсь, ты это помнишь?
Повисла пауза, и Женя понял, что от него ждут ответа.
— Ты вроде… — порывшись в памяти, медленно проговорил он, — биологией занимался… или… подожди, химией?
— Генетикой, если быть более точным, но с биологией и химией ты прав — это же её основы. Генетики, в смысле.
— А-а… И при чём же здесь экстрасенсы?
— Я подумал, это предопределено генетически. И хотел выяснить каким образом. Выделить нужные гены и понять, почему у мелкого способности проснулись, а у меня — нет! Денег на такие исследования мне, разумеется, было не получить, времени тоже не хватало, и годами я работал урывками, на сэкономленные средства, пока в один прекрасный момент не понял, что так может продолжаться до бесконечности, и от отчаяния у меня прямо башню снесло. Я стал форсировать свои исследования: использовать лабораторное оборудование, материалы и даже пациентов Центра генотерапии, в котором работал, под собственные нужды. Долго это, разумеется, не продлилось. Взяли меня за жопу, и всё открылось! карьере моей пришёл конец, от Центра меня отлучили, и вообще я чуть в тюрягу за свои незаконные эксперименты не загремел!
— Хренасе! — поразился Женька.
— Да, — согласился Десятов. — Это было… — видно, не в силах подобрать нужные слова, он умолк и отпил ещё пива. — Короче, ты и представить себе не можешь, в каком я тогда оказался состоянии: зол на весь мир, раздавлен, а жизнь несётся под откос, как старая ржавая колымага, дико гремя и разваливаясь на части, которые уже ни за что не собрать и не выправить… — Он покачал головой, задумчиво поедая копчёное мясо.
— И как?!
— Что как?
— Как ты… — Морозов поводил рукой, показывая на Илюхину одежду, — из всего этого… — хотелось сказать «дерьма», но он сдержался, — выбрался?!
