— Господин сержант, — это Торвус, — он же тут явно вынюхивал что–то, нас за него не накажут.
— А это, поверь мне, никого не интересует, — на самом деле ему было плевать на парня. Сержант не имел никаких душевных терзаний, только накручивал обстановку. Беднягу было даже жалко, и можно было его даже тут в лесу и кончить, но тогда придется как–то делить то, что от него осталось. А на такие вещи у него имелся знакомый скупщик.
— У меня есть идея, — сказал сержант, оглядев всех, кто был у костра. То, что пришло ему в голову, было гениально и просто, но требовалось быть уверенным в своих парнях, что не заложат. — Когда стемнеет, пройдем через Восточные ворота, там мой свояк стоит, пропустит. На этого найдем одежонку какую–нибудь и в загон к закупам определим из баронства Ситл, их много, там и затеряется. Скажем, что человек их, пусть и возятся. Старые вещи я спалю. Только если об этом узнают, нас точно повесят. Поэтому каждый должен забыть этот день и не трепаться в тавернах или на страже. Все прошло, как обычно, ничего не случилось. Всем ясно?! — с нажимом произнес сержант, глядя на каждого. Сейчас он был похож на коршуна, которому стоит только увидеть добычу, и он на нее набросится и разорвет. Ответом ему была тишина. Каждый не хотел умирать. Хотел жить еще долго и желательно хорошо.
— Ну что ж, — сержант вздохнул с облегчением, — значит так и сделаем. В этот момент он радостно перебирал в уме эти желтые приятные кругляши. О том, что его подопечные догадаются, в чем подоплека, он не волновался. Если они и догадаются, будет уже поздно, он скажет: спалил! Поверят, никуда не денутся.
А ночью в камере закупов на одного стало больше. Из начальства никто так ничего и не заметил. Только закупы, но кому они расскажут?
Сознание возвращалось медленно. Еще никогда мне не было так плохо. Глаза я открывал, но видел перед собой все в красном, уши были, как будто заложены. Все тело как в мурашках. Живот крутило от голода и били спазмы. Ко мне подходили какие–то люди, что–то говорили. Я понимал, но ответить не мог, так мне было плохо. Меня накормили какой–то кашей. Это придало мне сил, но сознание опять уплыло.
Не знаю, сколько я так пролежал, но проснулся от того, что меня пытались накормить какой–то отравой. Я начал вырываться, но меня держали крепко, вонючий напиток прошел через пищевод, оставляя там огонь и горечь внутри. Внезапно все прекратилось. Я ощутил себя лежащим на чем–то холодном и твердом. Осторожно открыл глаза, ничего не кружилось, желудок больше не собирался выскочить из горла. Надо мной склонились какие–то мужики, и тут один другому говорит.
— Вот видишь, Лерт, горький корень кого хочешь, на ноги поднимет. Зови капрала, очнулся страдалец.
— Где я? — спросил я у него.
— Как где? В рабстве. В закупах у Нектора Марсена, — и сказав это, сплюнул. — Все мы тут такие.
Мужик, который тут, по–видимому, был главным, представлял собой колоритный персонаж из учебников истории. Не огромный, но крепкий, в штанах и рубахе, подпоясанной широким кожаным ремнем, на ногах были сапоги, борода до середины груди и длинные волосы, голос же был глубокий и громкий, как из динамика.
— А я тут за что? — ответом мне был смех, от которого моя голова забила колоколом. — Ох, парень, и горазд же ты шутить. Ты у нас спрашиваешь? — это, похрюкивая, спросил тот самый Лерт, который ходил за стражником, сам он несильно отличался от главного, разве что борода покороче, а в принципе они все были одеты однообразно. — Дак ты ж тут без памяти уже третий день лежишь, мы уж думали, что ты труп, но нет, ты иногда ворочался и начинал что–то орать. Наверно матерился, бо так дивно лаял, я аж заслушивался. А потом капрал увидал тебя и сказал: в чувство тебя не приведем — кормежки не получим, да и головы он нам по-отрывает. Как тебя звать–то? Откуда ты? Тебя тут никто не знает.
— Я… я… не знаю. Я вообще ничего не знаю… — как можно истеричнее попробовал я сказать, по–моему, получилось неплохо. Нервы все же сдают, и играть не надо. Я прямо–таки физически оценил всю ту лавину из событий, которая навалилась на меня. «Главное, что бы поверили, поверили».
— Да уж, — сказал тот, которого я окрестил главным. Ладно, парень, ты тут посиди, в себя приди, может, вспомнишь чего. Скоро жрать принесут. Возьмешь себе порцию. Мул, наложишь ему, — это он мужику, что стоял справа от него. — Меня, кстати, Батькой все кличут, это Мул, Ксандр, Лерт. Мы с села Ясная поляна, что в баронстве Ситл. Может, слыхал? — но, не увидев ожидаемой реакции, продолжил: — Со всеми перезнакомишься еще. Торги будут через неделю. У нас тут имена не у всех, поэтому по старой наемничьей традиции дадим тебе прозвище. Будешь Чудной, а то глаза навыкате будто и не видел никогда, — опять все засмеялись, даже не засмеялись, заржали. — Ладно, отдыхай, не будем мешать. Возникнут вопросы, подходи, покалякаем.
Сил отвечать у меня не было, просто кивнул. В душе царило смятение, я не знал, что делать. Меня охватила странная апатия. Странные люди, странная обстановка. Я попал в другой мир для того чтобы стать рабом. Слово закуп я хорошо понял, особенно если учитывать то, что торги через неделю. То, что я чувствовал, невозможно передать словами. Хорошо, что я догадался прикинуться потерявшим память. Так бы меня вмиг раскусили и непонятно что бы со мной сделали эти дикари. Последнее что я помню, это как бросил того мужика в доспехах, дальше резкая боль в висках и какое–то время без сознания.
То, что скоро принесут еду, я почувствовал по возросшему напряжению среди обитателей этой камеры. Буквально еще секунду назад были тихие переговоры, но потом послышался смех и веселье. Света было мало, он проникал из каких–то окошек высоко под потолком, видимо это была еще и вентиляция, со своего места я хорошо видел, как шатается паутинка от ветра. И поэтому хоть и был полумрак, но это не помешало мне осмотреться. Камера была где–то двадцать на двадцать. Стены из больших каменных блоков. Затхлый воздух, вонь параши и немытых тел. Людей было много больше, чем нар, начав пересчитывать, сбился на пятидесятом. Вдоль стен стояли двухэтажные нары. Все было занято. В центре — большой стол и две лавки по бокам.
Еда, которую в большом котле приволокли такие же бедолаги как мы, не отличалась особой пикантностью. Какая–то непонятная субстанция. Раньше я бы такого не ел, но желудок настойчиво желал свою порцию. Получив в деревянную миску каши и в такой же деревянный стакан воды, пошел в свой уголок кушать. Приборов ни у кого не было, пришлось есть руками. Было конечно не очень вкусно, а точнее вообще невкусно, но желудок чем–то нужно было наполнить. Поев, так что и крошки не осталось на тарелке, подстелил под себя соломы, устало привалился и лег спать. О том, как я сюда попал, буду думать потом.
