Ознакомительная версия.
– Анна Стравински! – крикнула я как можно громче. – Домовой!
– Ой, – голос засмущался и умолк. Потом опасливо уточнил: – А что мы сделали-то? Мы тихо!
– Ничего, – я улыбнулась, сообразив, что обитатели дома сочли мой визит следствием очередной жалобы мадам Цацуевой. Кстати, надо ее тоже проведать как-нибудь… – Я поблагодарить пришла!
– Чего?! – не поверил голос.
– Спасибо сказать! – уже нетерпеливо крикнула я. Переминаться перед калиткой надоело, к тому же мало приятного торчать на солнцепеке. – За того зомби!
Кажется, теперь тролли всерьез озадачились.
– Ну, заходите тогда, – хрипло разрешил старший, Грендель.
Я осторожно толкнула калитку и направилась к дому, обитатели которого расположились на бревнышке в тени деревьев. Вместо стола они приспособили здоровенный валун, так что отдыхали даже с удобством.
– Спасибо вам, – сказала я серьезно. – Вы мне очень помогли.
– Пожалуйста, – вежливо прогудел воспитанный младший, Хельги.
– Да чо уж там! – отмахнулся старший. – Мы ж того… завсегда!
Тролль-мама только одернула замызганный передник и отрывисто кивнула.
– Вот, это вам от меня, – наклонившись, я положила на камень пакет. – Понимаю, что вы больше обрадовались бы алкоголю, но…
Я развела руками. Нельзя поощрять пьянство, тем более что младший по их меркам еще несовершеннолетний (именно за продажу водки ему я упрекала продавщицу).
– Да мы понимаем, – махнул рукой старший и кивком разрешил младшему взять подарок.
– Ой! – совсем по-детски обрадовался младший, обнаружив внутри уже чуть подтаявшее мороженое. – Нам?!
И посмотрел с такой надеждой, что мне стало неудобно.
– Вам, – и отступила, чтобы их не смущать. – Спасибо еще раз и до свидания!
Напоследок я была вознаграждена сюрреалистическим зрелищем: три великана с рожками в лапах аккуратно лижут холодное лакомство…
Все еще посмеиваясь, я направилась дальше.
Путь мой лежал сначала к водяному, проживающему в пятом доме по улице Абрикосовой. Хотя дома как такового не было: домовладение состояло из пруда под сенью двух ив и старой пляжной кабинки.
В искусственном водоеме жильца не оказалось. Конечно, он мог прятаться в придонном иле (вода была мутной и пованивала тиной), но я его уже знала.
– Ихтиар! – окликнула я, остановившись в тени ивы. Солнце уже ощутимо припекало. – Вы дома?
Вопрос был риторический.
– Конечно, – проворчал водяной, не показываясь на глаза. В дальнем углу участка, за кабинкой, прямо в землю была вкопана старая чугунная ванна. Наверняка он прятался именно там. – Где мне еще быть? Мне же некуда пойти! Таких, как я, нигде не жалуют…
Я тихо вздохнула и закатила глаза. Так и знала – водяной снова «нырнул в омут отчаяния», как он это называл, когда на него находил поэтический слог. А, по-моему, это тривиальный запой.
Нужно его подбодрить и развлечь.
Домовые ведь не только за порядком присматривают! Мы и конфликты решаем, и признания выслушиваем, и советы даем. К нам бегут со всеми заботами – хоть котенок на дереве застрял, хоть сосед по утрам шумит перфоратором, хоть сестры жениха не поделили…
– Что вы говорите! – запротестовала я привычно. – Я ведь не раз приносила вам приглашения. Вас звали в аквапарк, а еще предлагали работу сторожа в городском пруду. Вы же имеете право на трудоустройство по программе адаптации малых волшебных народов!
Когда-то мы, люди, незваными гостями пришли в эти земли – и за неполную сотню лет вытеснили или перебили прежних хозяев. Зато последние полвека активно каемся и рвем на себе волосы, так что их теперь даже на госслужбу охотно берут.
Поймав себя на этом «мы, люди», я хмыкнула. Все же воспитание сильнее крови.
– Глупости, – он душераздирающе вздохнул, плеснула вода, и наконец из-за ивы выглянул коренастый мужчина с длинными спутанными волосами. – Я одинок! Да, одинок… Даже поговорить не с кем! И выпить…
Он с надеждой посмотрел на меня.
На нем были только семейные трусы в цветочек, – уступка мадам Цацуевой, которая строчила жалобы во все инстанции, требуя оградить от непристойного зрелища женщин и невинных детей.
– Охотно поболтаю с вами, – улыбнулась я. – А насчет алкоголя сами понимаете.
– Понимаю, – вздохнул он. – Опять с лягушками пить, эх!
Он забросал меня жалобами на жизнь, одиночество и неустроенность. Хотя как по мне, это служило лишь оправданием банального бытового пьянства.
Впрочем, Ихтиар был просто тихий алкоголик, соседей не терроризировал, ночами не буянил.
Он быстро переключился на воспоминания, а рассказывал он очень увлекательно – о морских приключениях, бурях и пиратах, так что время пролетело незаметно.
– Как, уже?! – огорчился водяной, когда я начала прощаться.
– Простите, – развела руками я. – Служба. И насчет жалобы в санэпидемстанцию не беспокойтесь. Они просто возьмут пробы.
– Да понятно, – вздохнул он. – Но это ж надо придумать – холера в моей воде!
И погрозил кулаком в сторону соседнего дома, где жила завзятая кляузница мадам Цацуева (сама она считала себя правдолюбом).
После моего ухода водяной наверняка плеснет в свою ванну литр-другой спирта (когда-то он употреблял исключительно ром, но теперь поиздержался) и тихо в ней уснет…
И все же сейчас он употребляет намного реже, да и за порядком на участке следит. Я пыталась уговорить Ихтиара устроиться на работу, но пока тщетно.
Жаловаться на жизнь ему нравилось больше.
Ох, и нелегкая наша работа…
Далее я ненадолго заглянула к бабуле Сабрине – древней ведьме, больше похожей на высохший скелет.
Несмотря на усилия соцработников, в ее доме пахло сладковатым душком разложения, так что дышать я старалась ртом.
И не скажешь, что в этом немощном теле таится такая ведьминская сила! Именно она не давала бабуле Сабрине почить с миром. По правилам требовалось передать ее преемнице, но у бабули никого из родни не осталось, а чужую кровь сила не принимала.
Вроде бы у нее имелись троюродные племянницы, но пока поиски успехом не увенчались.
– Ничего? – тихо спросила сердобольная соседка, провожая меня до калитки. Соцработники заходили два раза в неделю, а в остальное время за бабулей Сабриной присматривала эта тихая женщина предпенсионного возраста.
– Увы, – я вздохнула. – Но надежда еще есть. Это ведь долгая процедура – запросы, ответы…
– Да я понимаю, – вздохнула она. – Но жалко ее, бедолажную!
Что на это ответить?..
Мадам Цацуева дверь не открыла, явно чуя неприятности на свои нижние сто девяносто.
Ознакомительная версия.
