Единственным здравым решением было не строить пустых догадок, а пока принять как факт случившееся, подстроится под данность, и добыть больше информации, и на их основе вынести единственно верное решение.
Ночь я провёл практически без сна, все, размышляя над тем, что со мной случилось, а уже с утра явился всё тот же врач.
Ибрагим Филатович явившись в лазарет, даже осматривать меня не стал, а только поинтересовался моим текущим самочувствием.
Услышав от меня, что кроме синяков и ссадин меня больше ничего не беспокоит, он улыбнулся, и заявил.
Мол, тогда голубчик, вам нет смысла тут находиться, и пора вернуться в жилой корпус гимназии.
После чего пришла медсестра, и принесла мне серую форму, которая смутно напоминала военную, хотя бы высокими сапогами.
Когда я оделся, то меня уже на выходе из больничного крыла ожидал высокий и поджарый мужчина лет сорока.
Одет он был в мундир, а на левом бедре у него висела сабля. Сам же мужчина был черноволос и кучеряв, а его слегка суровое лицо было гладко выбрито.
— Григорий, — словно уточняя моё имя, произнёс мужчина, стоявший за дверями больничного крыла. — Прошу проследовать за мной.
После этого, не дожидаясь моего хоть какого ни будь ответа, он развернулся словно на строевой, и быстрым шагом пошёл по длинному коридору.
Я поспевал за мужчиной, кидая беглые взгляды в высокие окна коридора с правой стороны.
Уже, будучи на улице, я, не подавая виду, что очень удивлён, и следовал за бравым военным, смотря по сторонам.
Оказалось, что лазарет был отдельным стоящим зданием. Он находился в отдалении от высоких построек, чья архитектура была мной датирована не иначе как семнадцатым восемнадцатым веком.
На улице было тепло, всюду росли высокие деревья, чьи листья, намекали мне, на скорое наступление осени.
То тут, то там, я видел молодых людей разного возраста, в такой же одежде, которая была надета на мне. Они сидели на лавочках под огромными дубами, ходили по ухоженным каменным дорожкам, а где и просто сидели прямо на траве мелкими компаниями.
Однако я не заметил ни одной девушки, что говорило мне о специфике и направленности этого места.
Когда мы дошли до многоэтажного кирпичного строения с колоннами и широким входным крыльцом, я уже сделал первые выводы, на основе полученных данных.
Единая форма, и наличие только мужского населения. Внешний вид провожатого, а также архитектура, говорили мне о подобии военного учебного заведения.
Однако отсутствие хоть малейших знаков отличия на форме, и многочисленные люди в гражданской одежде, также давали понять. Это гимназия имела военную кафедру, но не была, как я понял тут на главной роли.
Скорее всего, это место являлось учебным заведением для определённого круга людей, которые просто должны были получить должное образование.
Когда мы вошли в двери огромного здания, то военный, повел меня сразу на лестницу, которая вела на верхние этажи.
Идя по ступеням, я всё так же старался увидеть и запомнить как можно больше деталей, но пока ничего стоящего увидено не было.
Пройдя три лестничных пролёта, нам встретился только один пузатый мужчина в сером костюме, с огромной кипой бумаг подмышкой, а на третьем этаже здания и вовсе царила полная тишина.
Мужчина с саблей на поясе довёл меня до большой резной двери в конце коридора, после чего постучал три раза по ней, а дальше выдержав паузу, так же в три четыре секунды приоткрыл слегка дверь и произнёс:
— Ваше благородие. Можем ли мы войти?
— Господин Потолов. Прошу. — Донеслось из-за двери.
После этих слов мужчина в военном мундире открыл дверь, и зашёл внутрь. Я проследовал следом.
Как только я оказался в просторном кабинете с гигантскими окнами, где все стены кроме одной были заставлены высокими под два метра шкафами, которые ухожено, хранили в себе книги и многочисленные папки.
За столом у одного из окон, за массивным столом, на котором было полно бумаг, восседал седовласый мужчина лет шестидесяти с длинными волосами, зачесанными назад, и собранными в хвост чёрной лентой.
Его глубоко посаженные глаза смотрели на нас изучающее и со снисходительностью.
Острые черты лица были спокойны, и выражали его уверенность и глубокие знания, накопленные за прожитые годы.
Одет незнакомец, был в чёрный камзол с серебряными петлицами, из отворотов которого виднелась белая рубаха.
— Игорь Андреевич, — отложил он перо в чернильницу. — Это и есть наш новый гимназист? — Окинул он меня взглядом, который больше походил на сканер.
— Да Афанасий Михайлович, — слегка кивнул он головой. — Оражен Григорий Александрович.
— Так, — протянул Игорь Андреевич, отрывая от меня взгляд, и начиная искать что-то на своём огромном столе. — Ну что же вы стоите, Игорь Андреевич. Присаживайтесь. И вы голубчик тоже. — Обратился пожилой мужчина уже ко мне.
Я, дождавшись пока мой провожатый усядется на стул рядом со столом Афанасия, и только после этого занял соседний стул.
Меж тем мужчина, восседавший за столом, нашёл, наконец, что искал, и положил перед собой серую папку, которую и открыл сразу же.
— И так, — выдохнул он, смотря на серый лист бумаги, который достал из папки. — Григорий Александрович. Из-за вчерашнего инцидента вы до меня так и не дошли. Надеюсь самочувствие ваше уже не вызывает опасения. Итак, — вновь уставился на лист мужчина. — Просительное письмо от вашего благодетеля. Прошу принять Оражена Григория Александровича семнадцать лет отроду, не имеющего титула дворянина в ряды гимназистов Николаевской царской гимназии. Зачислить Оражена Григория Александровича на штатское обучение с правом изучения военного образования, если то позволит возможно выявленная родовая предрасположенность.
Все затраты и ответственности по ним на себя обязуется взять помещик Галин Пётр Иоаннович. — Оторвался от листа бумаги Афанасий Михайлович.
Я смотрел на пожилого мужчину, который зачитал мне информацию с взятого в руки листа, и с невозмутимым лицом хранил молчание.
— Григорий Александрович, — обратился ко мне мужчина. — Сообщаю вам, что ваше зачисление было произведено ещё вчера до вашего приезда в Николаевскую гимназию. Денежные средства за первый год обучения были получены. Комната в общежитии выделена, а учебный план приписан. Остаётся дело за малым. Если бы не вчерашний инцидент. — Он сурово посмотрел на бравого военного. — То мы бы ещё вчера провели первичное выявление возможной у вас родовой силы. Но поскольку случилось то, что случилось. Данное изыскание мы проведём завтра. А пока не начался учебный год, прошу вас освоиться в нашей гимназии, и изучить наши правила. Держите. — Протянул он мне тонкую папку.
Я принял что дают, и тихо произнёс:
— Благодарю вас.
— Григорий Александрович, вы можете быть свободны. Настоятельно вам рекомендую сразу посетить учебную часть, и получить всё необходимое для вашей скорой учёбы. А теперь ступайте.
Я встал со стула, под взгляды двух мужчин, и скупо кивнув им, пошёл на выход из кабинета.
Оказавшись за дверью, и закрыв её плотно за собой, я открыл папку и стал быстро просматривать её содержимое.
В бумагах оказались копии моего подобия паспорта, что содержал мои данные и принадлежность к вольным людям, а также запись о родителях. В графе отец было пусто, а вот в графе мать была записана некая Селена-Валери Элодье, а опекуном считался как раз тот самый Галин Пётр Иоаннович.
Кинув вновь взгляд на свою фамилию, потом вновь на имя матери, я откинул букву «Н», и получил французское слово «Orage» , что в переводе означало гроза.
Не задерживаясь у двери, я быстро пошёл по коридору, листая дальше бумаги. Копия зачисления в Николаевскую царскую гимназию. Копия штатского общего плана обучения первого года для гимназиста. Копия заявления на изыскание родового дара с согласия опекуна. Копия на прошение на право обучения воинской науки. Копия постановления на зачисление на обязательную мещанскую службу после окончания обучения, и ещё несколько бумаг заверенных высокопоставленными лицами этой гимназии.
