Но ведь Илар неглуп, и всегда может юркнуть под куст, спрятавшись от недобрых глаз!
Опять же — можно присоединиться к какому‑нибудь каравану, они, конечно же, будут рады появлению в своих рядах такого образованного молодого человека, который на стоянках будет рассказывать им истории и баллады. Так и дойдет до столицы — под охраной, да еще и с питанием!
В общем, третьего дня летнего месяца литара, на рассвете, Илар двинулся в свой долгий путь. За спиной у него лежал вещмешок со сменой белья, мылом, носками, папиными пирожками, на поясе висел кошель с тридцатью серебряниками, на ногах крепкие неновые разношенные башмаки, на плечах куртка, которую не так просто промочить легкому дождю — Илар был готов к покорению Империи Зоран.
* * *
Дорожка шла в сторону от тракта — еле заметная, если бы не острый глаз Илара, легко было ее не заметить и пройти мимо. Она заросла деревьями — молодые деревца торчали густо, как если бы кто‑то нарочно посеял их, чтобы скрыть эту дорогу.
Илару нужно приткнуться где‑то на ночлег, и лучшим способом избежать неприятностей было уйти шагов на пятьсот в лес, где можно спокойно — почти спокойно — развести костер и прилечь возле него поспать. Ночи еще холодные — лето не совсем вступило в свои права, потому без костра сейчас обойтись трудно. Хорошо хоть, что кресало не забрали, скоты… теперь у него нет ни денег, ни крепкой непромокаемой куртки — только рубаха, штаны, носки, трусы, и только потому, что грабители побрезговали забрать белье, а может оно было им мало.
Голова болела — ей хорошо досталось дубинкой, и сколько Илар пролежал в кустах без сознания — он не знал. И надо же было так попасться, в первый же день путешествия!
Это были трое молодых мужчин, симпатичных, приятных в общении. Они ехали в столицу на повозке, и с удовольствием взяли Илара в свою компанию. Долго расспрашивали его о том, куда он отправился, потом сообщили, что остановятся на обед возле реки, которую только что пересекли по мосту. Отъехали по берегу вверх по течению — благо что этот берег реки был голым, без растительности — деревья спилены и срублены, остановили повозку… и больше Илар ничего не помнил.
Очнулся он уже под вечер, в лесу. Рядом валялся выпотрошенный вещмешок, носки, трусы, кресало… и больше ничего. Подонки забрали даже мыло — Илар искренне пожелал, чтобы от этого мыла у них облезла кожа! Рубашка и штаны остались на месте, на башмаки тоже не позарились — они были не новыми, так что подводя итоги дня Илар пришел к выводу, что не так уж и плохо отделался — могли разбить башку насовсем, могли перерезать горло его же ножом, пока он валялся в беспамятстве, могли… много чего могли, и фантазия уводила все дальше и дальше по дороге кошмаров и страхов.
Ощупав голову, сморщившись от боли, Илар стал думать — что ему делать дальше. После недолгого размышления, решил — в любом случае думать нужно утром, а пока — устроиться у костра и попробовать пережить холодную ночь. Утром будет ясно — с позором вернуться домой — с поджатым хвостом, как нашкодившему щенку, или же каким‑то образом попробовать все‑таки добраться до столицы. Каким? Вопрос сложный. Тут еще нужно учесть, что отец точно отправит за ним погоню — хотя Илар как мог попытался скрыть, куда отправился. Записка, которую он оставил матери, гласила:
«Мама, папа, я отправляюсь на север, на золотые прииски. Хочу намыть золота и открыть свое дело, доказать, что я могу жить и без вас, что‑то значу в этом мире! Не ищите меня, это бесполезно — я все равно домой не вернусь! Я вам напишу письмо как только устроюсь на месте.
Ваш любящий сын Илар»
Проделав этакое хитроумное жульство, Илар мог рассчитывать на то, что ему дадут спокойно сдохнуть на дороге в незнакомом месте, на неизвестной речке. К путникам теперь он опасался подходить, как известно — тот, кто обжегся горячим молоком, в будущем начинает усиленно дуть даже на холодную воду. По крайней мере так говорили в городке лесорубов и плотников.
Голова Илара соображала сейчас плохо, но все‑таки он успел заметить при свете угасающего дня, что с просеки вглубь леса ведет старая дорога, почти незаметная и заросшая. А раз есть дорога, то куда‑то она должна привести? Избушка лесников, или же косарей, а может землянка золотоискателей — тут было золото, но не в таких количествах чтобы его начали усиленно добывать. Здешние россыпи бедны и не стоили труда, затраченного на добычу этих крупинок.
Впрочем — поговаривали что некоторые удачливые искатели не уходили из этих мест без хорошей добычи. Хотя и возможно, что все рассказки о самородках были лишь плодом мечтаний лесорубов, мечтающих о лучшей доле — нашел самородок, и сиди себе в трактире, попивай пиво, а не маши здоровенным топором с рассвета до заката.
Забросив похудевший мешок за плечи, Илар потрусил по теряющейся в сумерках дороге прямиком в лес. Теперь, после встречи с «добрыми людьми» темный, машущий еловыми лапами лес казался Илару гораздо более ласковым и добрым чем люди, уже показавшие свою злую натуру. Лес ее еще не показал.
Через минут пятнадцать бега трусцой, после того, как Илар едва не выколол себе глаз сухим сучком и не сломал обе руки, дважды упав через поваленное дерево, искатель приключений выскочил на большую поляну посреди леса, на которой стоял дом, или скорее избушка — бревенчатая, вросшая в землю, с крохотным окошком, из которого лился зыбкий, дрожащий свет. Было похоже, что за окном на подоконнике горит свеча, и сквозняк, поддувающий из приоткрытой дощатой двери, колеблет пламя — тусклое, неверное, почти ничего не освещающее вокруг себя.
Илар осторожно подошел к окну, заглянул в него — мутное стекло, засиженное мухами и покрытое грязными потеками почти не пропускало свет, и рассмотреть что‑либо в избушке было совершенно невозможно. Лишь пламя свечи, которое завораживало, приковывало внимание, билось в каком‑то непонятном ритме, хотелось смотреть на него и смотреть, а еще — очень хотелось войти, прикрыть за собой дверь, сесть у очага и вытянуть ноги к пламени, облизывающему трещащие, пускающие слезу — смолу поленья. Мечта, конечно — над избушкой не было дыма из очага и если бы не свет свечи, ее точно можно было бы счесть брошенной еще много лет назад.
Сколько Илар простоял возле окна — он не знал. К реальности вернула несчастная голова, заболевшая так сильно, что перед глазами завертелись красные круги, а еще — его сильно затошнило.
Илар сдержал позыв, и подождав с минуту, решил — лучше пусть убьют, но он не будет замерзать тут под окном как бродячий пес — голодный, холодный и побитый. Надо идти внутрь.
