Она не ощущала вкуса пищи, не замечала сурового, не сулящего ничего хорошего, взгляда матери и многозначительного леди Генриэтты, она была сама не своя, и единственное, что хотела, о чем мечтала сейчас, чтобы все эти люди исчезли, испарились, и остался только он прекрасный, неотразимый, мужественный Солнечный король.
— Как я рада, что вы все-таки не стали объезжать мой замок, — говорила графиня. — Мы люди скромные, живем бедно, но с достоинством, с тем же достоинством и радушием принимаем гостей. Скажите, ваши люди довольны? Может быть, есть какие-то пожелания?
— Что вы, миледи, мы тронуты вашей щедростью и гостеприимством, и конечно, не могли не заметить, что вы несколько нуждаетесь. Мы обязательно возместим все расходы, — рассыпался в комплиментах Феликс Росси.
— Как можно, я не приму вознаграждений. Вы — наши гости, — начала жеманничать графиня.
— И все же, мы вынуждены настаивать.
— Право слово, мне так неловко.
— Вы не должны ощущать неловкость, мадам. Это мы, неотесанные мужланы, в неоплатном долгу перед вами, за то, что приняли, приютили, накормили этим потрясающим ужином, мы провели чудесный вечер в вашей превосходной компании. Мадам, я восхищен.
Ровенне только и оставалось, что дивиться, как же хорошо и изысканно этот Феликс Росси умеет говорить. Графиня расцветала буквально на глазах. Ей решительно нравился этот молодой человек с подвешенным языком, и она не отлипала от него весь ужин, смеялась, кокетничала и даже делала намеки, что не прочь продолжить вечер в более интимной обстановке. Леди Ровенна даже не знала, как реагировать, то ли подойти и одернуть свою забывшуюся мать, то ли оставить все, как есть и мысленно посмеиваться над глупым поведением родительницы.
А еще ей не нравилось, что король уделяет слишком много внимания леди Генриэтте и совсем не смотрит на нее.
— Сколько времени вы здесь пробудете? — наконец, решилась спросить она, когда господа собрались их оставить, сославшись на усталость.
— Мы уедем завтра.
— О, нет, нет. Я настаиваю, чтобы вы остались хотя бы на несколько дней.
— Мы не можем вас стеснять… — начал было король, но графиня весьма невежливо его прервала и настояла, чтобы высокие гости остались. Он не смог ей отказать. И только когда господа откланялись, графиня сбросила маску гостеприимной хозяйки и набросилась на леди Ровенну с упреками, оскорблениями и злобой.
— Маленькая, глупая дрянь! — брызгала слюной графиня. — Что ты на себя нацепила, идиотка? Ты похожа на чучело огородное, на пастушку, да наша служанка и та краше, мерзавка.
Если бы леди Генриэтта вовремя не вмешалась, графиня ударила бы и без того смертельно бледную дочь, а так, лишь довела до слез и наказала немедленно отправляться в комнату.
— Вам понравился король? — понимающе проговорила леди Генриэтта, обнимая плачущую девушку за плечи.
— Как вы догадались? — удивилась леди Ровенна и даже перестала плакать.
— Я видела ваши глаза, моя дорогая.
— Вы думаете, кто-то еще заметил?
— Боюсь, королю сейчас не до любви. Ему предстоит долгий путь восстановления своей, нашей страны, а это потребует много времени.
— Я знаю, — печально ответила девушка. — Но я могу признаться вам и только вам, что при одном его взгляде, звуке голоса, движении, мое сердце замирает от восхищения. И как же жаль, что я раньше этого не знала. Я сделала бы все совсем по-другому.
— Теперь вы хотите обратить на себя его внимание?
— Вы же поможете мне? — леди Ровенна схватила руки подруги и умоляюще посмотрела на нее. — Научите, что нужно делать?
— Но я не эксперт в вопросах соблазнения.
— Вы лучше, леди, вы — волшебница.
— Тшш. Не стоит говорить таких вещей в присутствии короля.
— Простите, — покаялась девушка, и еще более умоляюще посмотрела на свою учительницу, подругу, а теперь и сообщницу.
— Ну, хорошо. Я подумаю, что можно сделать. И очень кстати, что графиня уговорила господ остаться еще на несколько дней.
Леди Ровенна благодарно кивнула, улыбнулась, всмотрелась в собственное отражение в зеркале и пообещала себе, что прекрасный Солнечный король будет принадлежать ей, не на день, не на два, не на месяц, а на всю жизнь, даже если ради этого ей придется продать свою невинную душу самому подземному богу.
* * *
— Ну, что вы думаете об этом?
— Я думаю, что эта старая карга с мочалкой на макушке мне всю руку оттянула, — пожаловался Феликс, растирая порядком отяжелевшую конечность.
— Неуж, тебя не вдохновили прелести графини? — хохотнул Андре. — Бедняжка, она так старалась, чуть из платья не выпрыгнула к тебе в объятия.
— Чур, меня, чур, — замахал руками он. — Эти увядшие матроны меня до жути пугают. Эти их вздохи, ахи, и сомнительные намеки.
— Да всем ясно, на что она намекала, — толкнул парня в бок Андре. — Но какова старушка, уже в летах, а все туда же. А вот дочка у нее явно впечатлилась нашим Алексом. Весь вечер ему глазки строила. Только бледная очень и худая, как щепка.
— Единственная приятная личность здесь леди Генриэтта Аскот, включая вас, господа, — повернулся к ним король. До этого он изучал вид из окна, а точнее высматривал кое-кого.
— Да, леди Генриэтта действительно очень хороша, жаль замужем, — согласился Андре. — А кто ее муж? Из знати? На чьей стороне воевал?
— На проигравшей, — вступил в беседу Сорос. Он был также молчалив и задумчив весь вечер, как и король сейчас. — Но вряд ли стоит его винить, думаю, господин Аскот не по своей воле вступил под знамена королевы, как и многие другие до него.
— Я не собираюсь оспаривать это, и тем более наказывать невиновных, — нахмурился король. — Не надо мне об этом напоминать. Единственное, что я никогда не потерплю рядом — это магии. Пока я жив, магам не будет места на моей земле, но и преследовать я их не стану.
— А мне вот интересно, кто же та судьба, на которую ты намекал? — вдруг вспомнил Феликс, обращаясь к Соросу. — Хозяйка замка или ее бледная дочь? Алекс, если ты возьмешь в королевы мамашу, я сбегу из Арвитана на первом же корабле.
— Кто сказал, что Алекс собирается жениться?
— Арвитану нужна новая династия, новая надежда, — ответил за короля Сорос.
— Но не сейчас. Ты ошибся, мой друг, здесь нет никого, кто бы хоть немного стоил моего внимания.
— Я не ошибаюсь, просто ты еще не разглядел ее во всей этой веренице людей, — тихо прошептал Сорос, но король все равно услышал, улыбнулся одними губами. Он привык полагаться на чутье своей тени, оно выручало всех их не раз и не два, но одно дело война, поле боя, и совсем другое — дела сердечные.
