Натуральная.
Аля ушла в глубокий обморок. Правда, описаться она смогла и в обмороке.
* * *
Третий раз девушка открыла глаза днем.
Ощущения опять были богомерзкими. Опять сухость во рту. Опять голова болела. Опять мутило. Про промежность лучше и не говорить. Если она и рожала, то по ощущениям — ребенок родился бешеным дикобразом. Но надо было хоть что-то сделать.
И кто-то держал ее за руку. И говорил.
— … а у висы Хадсон овца родила двухголового ягненка. Докторус, ну которого к тебе приглашали, поехал его посмотреть и сказал, что обязательно чучелко набьет и отправит в королевский музей диковинок. Он еще обещался сегодня заехать. Поглядеть на тебя. Ой, девочка моя, не умирай! Только не уходи! я ж тебя вскормила, на руках своих вынянчила, выносила, родненькую, и батюшку твоего тоже вынянчила! Ты ж у него одна, кровинушка! И у меня ты тоже одна! Как матушка твоя в землицу ушла, так и ты уйти хочешь. А он без тебя заболеет да зачахнет! А муженек твой — хоть и граф, да сволочь! Жена тут помирает, ребеночка ему родить пытаясь, а он со шлюхами в столице развлекаться изволит! А я уж тебе и водичку чудодейственную на золоте настояла, чтобы ты после родов еще краше стала. Ты только поправляйся, родненькая моя! Как же я без тебя тут останууууууся… На кого ж ты меня покидаешь-то…
Речь перешла в какое-то несвязное бормотание.
Аля почувствовала себя, как компьютер с полетевшей материнской платой.
А потом привычно заработали мозги, обрабатывая полученную информацию.
Что такое «виса Хадсон» — она не знала. Но надо полагать — человек. Если у нее (него?) есть овца. Вроде бы только люди разводят овец? Докторус (коллега? А почему докторус, а не доктор или док?) собирается его заспиртовать и отправить в королевский (какие, блинский фиг, короли в России!? У нас по жизни цари были!) музей диковинок. Я тебя вынянчила (нянюшка? кормилица?) и батюшку твоего тоже вынянчила (но Алиного-то отца точно никто не нянчил! Он вообще детдомовский!). Как матушка в землю ушла (Алина мама явно была жива и здорова, так что отец не тосковал).
Точняк — чужое тело, другая жизнь.
А муженек… ой, ёоооо! Вот графа и сволочи нам по жизни точно не хватало. Значитца, сделал жене ребенка — и в столицу, баб там, того и этого? А ты тут рожай, как тебе больше нравится? Выживешь — хорошо, нового сделаем! Помрешь — тоже хорошо. Новую найдем. Графья — они завсегда спросом пользовались!
Больше ценной информации выделить не получилось. И Аля решилась. Можно бы и еще поваляться, но судя по тихому плачу рядом, есть хотя бы один человек, который ее любит. И не стоит так огорчать несчастную.
Тем более — из нее можно отлично качать информацию об окружающем мире.
Как ни странно, голова была ясной и без какой-либо дури. Так что Аля приоткрыла глаза и тихо прошептала:
— Нянюшка…
Больше и не потребовалось. Старуха (та самая, ароматная) подскочила на стуле, словно ее шилом ткнули. И улыбнулась во все оставшиеся восемь зубов.
— Лилюшка моя! Родненькая! Никак ты в себя пришла?!
Аля чуть опустила ресницы.
— Больно. Говорить больно. Попить мне дай…
— сейчас, сейчас, родненькая, — засуетилась бабка. — Сей секунд все сделаю. Водички тебе с винцом намешаю. А то молочка, может, дать? Свеженькое, сегодняшнее…
— Водички, — попросила Аля.
Судя по ощущениям, она давно не ела. А молоко… Еще пронесет с него, на голодный желудок-то… Эх, простоквашки бы…
Что она и сказала. Женщина ласково погладила ее по волосам.
— Сей же день поставлю сквашивать! К завтрему и готова будет. А пока сделай глоточек…
Опять сверкнули золото и рубины.
Аля послушно отпила воды с вином. Немного. Чтобы в голову сильно не ударило. И поглядела на женщину.
— Нянюшка, что со мной было? Помню плохо, как в тумане! Расскажи, а?
Женщина отвела глаза.
— Ты слабенькая еще совсем. Куда ж такое рассказывать!
— а вот если ты промолчишь — мне намного лучше будет, правда? — едва не завелась Аля. Но вовремя смирилась и сделала печальное лицо. — Расскажи. Пожалуйстааааааа….
Слезу выдавить не удалось. Но и так женщина опустила глаза и тихо заговорила:
— Ребеночка ты потеряла, золотко мое. Мальчик был.
Неизвестно, какой реакции она ожидала от Али, но девушка только опустила ресницы.
— Ясно. Еще что?
— Родильная горячка у тебя началась. И ты три дня провалялась. Докторус приходил, спустил тебе дурную кровь и дал прочищающее. Не помогло.
Аля сверкнула глазами. Вот еще б кому клизмы с кровопусканиями от родильной горячки помогали! Спасибо, хоть не загнулась!
— чтоб больше ко мне этот придурок и близко не подходил! Ноги вырву!
Няня аж задохнулась от такого заявления.
— Детка! Да как же можно! Его твой муж аж из Лавери прислал, когда узнал, что ты в тягости!
— небось, надеялся, что этот придурок меня и уморит, — проворчала Аля.
Но пока обвинять не спешила. Про средневековую медицину она была наслышана. Проходила мимо истории медицины. И честно говоря, была о ней не лучшего мнения. Но! Заблуждались в те времена вполне искренне. Хотя какая разница — угробят тебя с искренним осознанием своей правоты и непогрешимости — или без оного?
— Да что ты! — тут же подтвердила няня. — Докторус Крейби — один из самых лучших врачей в Лавери! Его услугами король не брезговал!
— Это проблемы короля. Отчего я потеряла ребенка?
Няня пожала плечами.
— Докторус Крейби сказал, что ты с лестницы упала.
— Вот как?
— Мы тебя нашли у лестницы. И крови было… я уж боялась, что ты не выживешь…
Няня всхлипнула и закрыла лицо передником.
— Не дождетесь, — проворчала себе под нос девушка. Няня не услышала и продолжила всхлипывать.
Аля внимательно разглядывала ее.
Невысокая, на вид лет шестидесяти. С усталым, но приятным лицом. На голове — что-то вроде… чепчика? Аля вообще-то их ни разу не видела, кроме как в фильмах, но подозревала, что это — оно и есть. Такая гнусная нашлепка на половину волос.
Платье — из серо-коричневой ткани, явно домотканое. Без рюшек и оборок. Передник грязный. Платье — тоже. На ногах… ноги не видно. Вообще. Платье волочится по полу, подметая его. Доисторический пылесос в действии?
Аля вздохнула и заговорила по возможности ласково:
— Нянюшка, мне нужна твоя помощь. Я жива. И хочу быть здоровой. А для этого мне нужно многое.
Пожилая женщина отняла передник от лица. Серые глаза ее сверкнули таким огнем, что Аля поняла — здесь есть один человек, которому она дорога так же, как отцу и матери в своем, родном мире. И эта женщина все для нее сделает.
