Ознакомительная версия.
– Да, сир.
– Пусти его в ход как нож, спрятанный в сапоге. Последний удар, последний шанс – он может спасти жизнь. Или оборвать. Ты знаешь, это не моя прихоть. Это единственный выход. Ведь ты знаешь это, Эр?
– Знаю, Геор, – отозвался граф, накрывая ладонью холодные пальцы короля, что сжимали его плечо. – Я знаю.
– Так иди и сделай это. Ради Ривастана.
– Я постараюсь, Геор, – прошептал советник, и королю почудилось, что голубые глаза графа снова стали круглыми, как у птицы. – Постараюсь.
Король похлопал его по плечу – уже не советника, а старого друга – повернулся и пошел к тайной дверце. Его ждала удобная кровать и теплая королевская постель, – необходимая уступка прошедшим годам.
Граф Эрмин де Грилл проводил монарха пристальным взглядом, и встал лишь когда за Геордором закрылась дверь. Бросив взгляд на потухший камин, он тяжело вздохнул и вышел из комнаты через тайный ход, известный лишь ему и королю.
Впереди его ждала только длинная ночь. И в ней не было места для теплой постели.
Ночь заливала лес чернильными кляксами, завивалась меж густых кустов черными лоскутами, кутала кроны плотным покрывалом тьмы. В зыбком свете луны белели мертвые кости – изломанные ветви деревьев. Отравленные колдовством, мертвые и нагие, они переплетались щербатым узором, и только в самой глубине чащи расходились в стороны, открывая широкую поляну с выжженной землей, сквозь которую робко пробивалась чахлая зелень, умирающая от яда. Никто и никогда не бросил на нее даже взгляда – тот, кто попал на поляну уже не мог отвести глаз от башни, что высилась в центре мертвого круга.
Каменная громада, сложенная из шершавых черных камней, возвышалась над деревьями. Круглая, гладкая, темная, она напоминала жезл мага-великана, уронившего свое оружие в лес. Венчала ее острая игла, что возносилась над кронами столетних сосен и матово блестела в лунном свете подобно острию меча. Темные окна, похожие на бойницы, зияли пустыми провалами. Вход – узкий дверной проем, заполненный тьмой, – напоминал раззявленный в крике рот, навсегда застывший в безмолвной муке. Над входом белел череп – с клыками, каких не бывает у простого человека. Он смотрел на ночного гостя пустыми глазницами и терпеливо ждал, когда тот ступит на порог башни.
Тот стоял у самого порога, взирая на безмолвную каменную громаду. Знал – нужно войти, за тем и пришел сквозь кровь и пламя. И все же внутри болью билась жилка, крича: прочь, прочь от этого места! Он не хотел входить – чувствовал, как там, внутри башни, шевелятся черные тени, жаждущие теплой крови. Средь древних камней кипела жизнь, темная, истекающая злом и ненавистью – но жизнь. Ее он и должен оборвать. Но для этого нужно было сделать шаг вперед, а ему так не хотелось этого делать.
Волосы на затылке стали дыбом – холодный ветер, что пришел из темных глубин леса, подталкивал к башне. Рукоять меча холодила ладонь, и лезвие мягко светилось призрачным зеленым огнем. Пламя разгоралось все ярче и ярче, как путеводная звезда, что зовет за собой усталого странника. И ноги сами сделали шаг – вопреки его воле.
Темный провал двери дрогнул, раскрывая бездонную пасть и готовясь принять жертву. Человек покачнулся, попытался отойти, но ветер толкал в спину, клинок тянул вперед, и ноги сделали еще один шаг. Внутри проема забурлила тьма, выбрасываясь наружу темной слюной оголодавшего зверя. Ждала башня, ждали те, что бродили во тьме, ждал ветер... Все на свете хотели, чтобы человек сделал следующий шаг. Но он – не хотел.
Рука с клинком поползла вверх, закрывая лицо от алчного черного провала. Нужно отгородиться от него зеленым светом, только и всего. Просто заслониться, закрыться щитом от этой темноты и постараться отойти. Всего лишь шаг назад, один хороший рывок – и можно навсегда забыть об этом ужасе.
Клинок вспыхнул зеленым пламенем, и руку пронзила острая боль. Сотни маленьких иголочек впились в ладонь, впрыскивая в плоть жгучий яд. Рука вспыхнула огнем, вздрогнула, и боль кинжалом ударила в сердце. Меч ожил, дернулся и потащил его вперед, заставил сделать еще один шаг. В спину толкал ветер, помогая мечу. Человек сопротивлялся. Он боролся, не желая становиться игрушкой ожившей башни и пылающего клинка. Он хотел быть самим собой. Назад. Шаг назад...
Меч задрожал и прыгнул вперед, увлекая хозяина в черный проем двери. Тот распахнулся еще шире и выпустил каменные зубы, острые, как клыки вампира. За спиной восторженно взвыл ветер, ударил в спину мягким кулаком, бросил человека в черную пасть...
Сигмон закричал.
* * *
– Нет! – крикнул он, вскидывая руки. – Нет!
И открыл глаза.
Солнечный свет лился золотистым ручьем из распахнутого окошка, растекаясь по дощатому полу огненной лужицей. Сигмон приподнялся на локте и свесил ноги с кровати. Осмотрелся.
Стол. Табурет. Грязные стены. Маленькая комната на втором этаже таверны больше походила на стенной шкаф, но сейчас Сигмон был этому только рад. Лучи утреннего солнца заполняли ее целиком, растворяя в теплом сиянии ночные страхи.
– Опять, – пробормотал он. – Опять этот проклятый сон!
Тан встал с кровати и покачнулся. Ухватился рукой за резную спинку кровати и выпрямился, разминая затекшие мышцы. Болела голова, пульсируя старым нарывом. Тан выпил вчера столько, что должен был целый день проваляться в постели – полупьяный и больной. Но Сигмон знал: пара минут – и все пройдет. Его тело изгонит из себя яд, само очистит кровь. У чудовищ не бывает похмелья.
Сигмон подошел к столу, взял кувшин с водой и плеснул себе в лицо. Растер ладонями, смочил чешую на груди. И сразу стало лучше. Боль уходила. Он снова мог радоваться жизни. И радовался бы, если бы не этот сон, что преследовал его уже полгода. Нет, не каждую ночь. Иногда. Редко. Но даже одного раза в неделю хватало для того, чтобы Сигмон чувствовал себя больным и разбитым всю седмицу.
– Лучше бы похмелье, – простонал он и вылил остатки воды на голову.
Подхватив со стола истертое до дыр полотенце, он наскоро вытер голову и выглянул в окно.
День только начинался, но по улицам сновали прохожие, торговцы бойко расхваливали свой товар, а издалека доносился перезвон кузнечных молотов. Вегат – город мастеровых. Отсюда рукой подать до северного кряжа, богатого отменной железной рудой. В этом городке полно кузниц, здесь делают и оружие, и броню, и скобяные мелочи, и украшения – все, что только можно сделать из металла. Большой город, богатый. Быть может, именно здесь удастся что-нибудь узнать.
Тан отошел от окна и стал собирать разбросанную по комнате одежду. Надо одеться и спуститься в зал – позавтракать и попытаться разузнать хоть что-нибудь. Он приехал вчера, поздно вечером, и вместо того чтобы сразу начать расспросы, сел пропустить стаканчик вина. Потом второй. Потом... Тан застонал, припоминая вчерашний вечер. Хорошо хоть успел за комнату заплатить. Кажется, он дрался. Вроде бы. Не стоило столько пить. Но тогда, вечером, волной накатила тоска, такая мерзкая и липкая, что смыть ее можно было только вином. Он и смыл. Не просто пригубил, нет, утопил печаль в вине с головой, так, как топятся самоубийцы, кидаясь с моста в реку. Так, как он топил ее едва ли не каждый день.
Ознакомительная версия.
