Еще долго потрескивали валуны, нагретые неимоверной жарой и тихо–тихо остывающие. Некоторые камни даже светились, сначала еле видимым светом, а потом при надвигающейся темноте стали ярчеть всё больше и больше. На многострадальную землю опускалась ночь, накрывая округу своим волшебным покрывалом.
Злосчастная прогулка, и невезение…Было раннее утро. Чуть холодноватый, но по–весеннему свежий воздух возбуждал, бодрил. У скворечника, висевшего на самом верху высокой белой березы прямо перед окнами дома, уже давно копошились скворцы, а грачи неистово кричали на старой раскидистой ветле за неглубоким оврагом. Весна вступала в свои права. Снега уже не было. По дну овражка ласково журчал ручеек. Впрямь как в песне…
— А по камушкам, а по камушкам речка бежит, в даль далекую, к морю синему путь ее беспокойный лежит! — от души, пусть и фальшиво, напеваю я полюбившуюся еще в молодые годы песенку. Настроение хорошее, боевое. Как говорится, в здоровом теле дух здоровый.
Сегодня встал я рано, ибо собрался в лес за дровами. Нет, конечно, просто мне понадобились жерди для хмеля. Решив совместить приятное с полезным, собрался просто погулять по детским и юношеским местам, и по давней привычке, срубить в лесу пару жердин для хозяйственных целей. Скажем так, все так делают, и ваш покорный слуга не исключение. Хозяйство у меня небольшое, запущенное, запасов, к сожалению нет. Да и сейчас в грязь и слякоть, какие закупки и перевозки? Так что, проще сходить в лес, находящийся рядом, всего в километре от деревни, за рекой. Тем более, нет лесников. Совсем нет. Помню, раньше в деревне жили целых три лесника от лесничества, одноименного с деревней. Три кордона стояли на опушках леса — на востоке, на юге и на западе. Сейчас все они заброшены. И лес, можно сказать, тоже без хозяина. Настоящего, рачительного, смотрящего и ухаживающего за ним. Никто не убирает делянки за собой после вырубки деловой древесины, оставляя мелкие и плохие деревья, и гниющий долгое время мусор — отрезанные верхушки и ветки. Никто, как раньше, не работает в лесу, ухаживая за новыми посадками, следя за подросшими деревьями. Даже мы, дети, в свое время принимали посильное участие, если можно так сказать, в работе лесного хозяйства, причем, круглый год. Например, осенью собирали сосновые шишки и сдавали лесникам, когда по двадцать, когда по двадцать пять копеек за килограмм. Уходили в лес после занятий в школе и возвращались только с наступлением темноты. Правда, как‑то позже я узнал, что сами лесники получали за шишки больше, чуть ли не тридцать пять копеек за килограмм. За сезон мне с младшим братом удавалось собрать килограмм четыреста. Зимой мы вязали березовые веники. Летом участвовали в сенокосе на делянках. Небольшую часть сена забирали лесники для лесничества, а большую — население. Еще собирали ивовую кору, ну и делали много чего по мелочи. Например, собирали, сушили и сдавали разные лекарственные растения. Не говоря уже о взрослых. Для них в лесу работы было гораздо больше. Лесники все время привлекали местное население для разных работ. Вот так и осуществляли сельские жители обеспечение себя строительными материалами. Например, жерди как раз доставались после выборочных рубок молодняка. Как‑то зимой после сильных лесных пожаров в жаркое и засушливое лето, мы с отцом очень долго рубили почерневшие молодые деревья и вырубили целую делянку. А ведь мне не было еще и десяти лет.
Что‑то я ударился в воспоминания. Наверное, старость приближается. Хотя лет не так уж и много, и не мало. Всего лишь средний возраст. И сил достаточно. И на здоровье особо жаловаться не приходится. Только вот одиночество! Родители умерли, жена ушла когда‑то, забрав детей с собою. Братья со своими семьями очень далеко отсюда. Так что, один, как перст. Куча родственников не в счет. У них свои проблемы и заботы, и в этом вопросе они не помощники.
Ну, ничего, пока все нормально. Прогулка, надеюсь, развеет грусть, тоску и печаль и прибавит немного оптимизма.
Вещи у меня были приготовлены еще вчера. А так просто приятно постоять во дворе, щурясь на ласковое солнце. Живности у меня никакой, поэтому и никаких забот. Лишь одинокий кот Васька вот назойливо потерся у ног своего хозяина и приятно замурлыкал от удовольствия, но, посчитав те несколько поглаживаний, что достались ему, недостаточными знаками внимания к его почтенной особе, недовольно отошел. Когда же я, собрав нехитрые пожитки на дорогу, тронулся в путь по влажной земле вдоль ограды огорода, и вовсе пропал куда‑то.
Наша деревня достаточно большая, домов чуть более двухсот. Есть, слава богу, фельдшерский пункт и два магазина. Первый, от райпо, торгует товарами повседневного спроса, как написано на огромной вывеске. Он и побольше, чем второй киоск, кирпичный и построен еще в советские времена. Другой же, от частного предпринимателя, сына директора бывшего местного колхоза, чисто продуктовый, небольшой, декоративный, современной каркасной постройки, обшитый рифленым железом. Была восьмилетняя школа, но совсем недавно закрылась согласно планам укрупнения школ. Помню, что раньше в классах было по двадцать, чуть ли не по тридцать мальчишек и девчонок, а сейчас, говорят, всего несколько. Вот и возят детишек в соседнее село на автобусе. Как раз их на один рейс и хватает. На ладан дышит крахмало–паточный завод, который в советские времена обеспечивал всю деревню хорошей работой, и всю округу — патокой для самогона и мезгой для скотины. Ну и, заодно скупал все излишки картофеля у местного населения, что вызывало повышение площадей под эту сельскохозяйственную культуру. Хороший директор был тогда на заводе, Михаил Артемович. Работал с шестидесятых годов до времен перестройки, когда как бы не выбрали его директором. Через пару лет пригласили уже обратно, но, как говорится, поезд уже ушел. Времена наступили другие. Некоторое время работавший простым охранником, старый новый директор по–прежнему энергично взялся за свою работу. Кое‑что и успел сделать. Но развалили Советский Союз и экономику новой России, развалился и маленький крахмало–паточный завод. А сейчас там работают всего несколько человек и сушат крахмал, который привозят с такого же завода из соседнего райцентра. Существует еще небольшое сельскохозяйственное товарищество в составе населения двух деревень, нашей, и соседней. Правда, пытается оно производить зерно, но большая часть полей давно брошена и заросла бурьяном. На окраине деревни все еще виднеются остатки давно заброшенных конного двора и парочки коровников. Машино–тракторный парк запущен и стоит совсем без техники. Находящиеся рядом склады, как правило, всегда пустые. В конторе товарищества председателя застать трудно, но пара бухгалтеров в наличии, если не отлучаются на обед и по своим делам. Хозяйственный двор со складами, гаражами и прочими постройками в соседней деревне полностью заброшен и разграблен селянами. Слава богу, но все еще существует небольшая откормочная ферма для крупного рогатого скота на опушке леса в паре километрах от деревни. Так что, говорят, немного мяса в счет заработной платы работникам предприятия председатель время от времени выписывает. Вот только мой троюродный брат, старый холостяк, ленивый и любитель выпить, запустивший свой дом, но штатный сельскохозяйственный разнорабочий, как‑то в подпитии ругался, что в посевную их кормили супом с несвежим, немного протухшим мясом. Так что не очень ладны дела и в сельском хозяйстве. Правда, не мне судить обо всем, что происходит в деревне. Я так давно оторван от своих корней, и сейчас просто пережидаю неблагоприятное время, так сказать, жду, когда подует ветер в нужном направлении, в старом, но еще крепком деревянном доме, оставшемся от родителей. Хотя тоже переживаю. Ведь мой отец долгое время работал на заводе бондарем, делал бочки для патоки, а когда стали завозить уже железные, то стал кочегаром в заводской котельной. А мать была рядовой колхозницей, и мы в детстве частенько возились на колхозных полях — целыми днями пропадали на плантациях табака, пропалывали от сорняков рожь и пшеницу, свеклу, картошку, а осенью, соответственно, участвовали в уборке.
