Лагерь шумел, галдел и напоминал огромный базар, коим отчасти и являлся. Ежечасно здесь вспыхивали ссоры. Быстрые на расправу бароны хватались за мечи, угрожая друг другу членовредительством. Впрочем, чаще всего до кровопролития дело не доходило, а ограничивалось распитием молодого вина из чаш размером с боевой шлем.
Лишь в одной части лагеря горластые вояки старались шуметь поменьше. Здесь дожидалось аудиенции посольство римского папы Стефана II.
Святые отцы были крайне недовольны и близостью полупьяной вооруженной толпы, и полевыми условиями, в которых им пришлось ютиться. Но делать было нечего. В эти часы столица готовилась принять молодого кесаря, и никому не было позволено войти в нее прежде ниспосланного небесами повелителя!
Сам же Дагоберт III неспешно ехал в сторону пребывающих в нетерпении города и народа, расспрашивая везомого на конных носилках гонца его святейшества.
— Это ужасные люди, — рассказывал вестник. — Они мчатся на своих лохматых конях, как ураган. В бою они не берут пленных, не соглашаются на выкуп и мечтают лишь об одном — убивать, убивать, убивать.
Они уводят к своему главному жертвеннику тысячи захваченных мужчин, чтобы скормить их демону тартарской бездны, дающему им силу. Они сжигают своих воинов, павших с оружием в руках, на погребальных кострах, говоря, что те возродятся драконами и когда-то явятся на свет, чтобы окончательно истребить людское племя. Чем больше людей убьет воин в своей земной жизни, тем выше поднимется в следующей. Тех же, кто умирает от старости или болезни, попросту выкидывают на корм воронью.
— Откуда тебе известно все это? — коротко поинтересовался Дагоберт.
— Тысячи людей бегут в италийские земли из стран, захваченных абарами. Они настолько свирепы, что зарывают в землю новорожденных девочек своего народа. Они захватывают женщин в набегах и держат их, как овец в загонах. У них нет семей. Они признают лишь великого отца, приходящего к ним в пламени, и воздают хвалу ему, обагряя мечи кровью побежденных.
— Чего же ждет от меня его святейшество?
— Помощи, как он вправе ожидать от христианнейшего властителя. — Гонец замялся, чего-то недоговаривая. — В Риме шепчутся по-всякому… Не все желают вам добра… Его святейшество направил высокое посольство, оно ждет вас у стен Парижа, — ушел от прямого ответа посланец.
— Мальчик мой. — Гизелла, неотлучно сопровождающая сына, схватила его за руку. — Мальчик мой, остановись! Не езди туда — они хотят убить тебя!
Будет, что будет, даже если будет наоборот.
Никогда не было, чтобы никак не было.
Первое правило творца миров
Прекрасная дама, именуемая в балладах аквитанской лилией, была безутешна.
— Я знаю! — не сдерживая более себя, кричала она, заламывая руки. — Коварные злодеи кругом! Предатели, они желают смерти моему сыну! Их лазутчики везде! Они только ждут часа!
— Классическая неврастения, — прокомментировала Женечка. — Подозрительность, быстрая смена настроения, плаксивость, возможны также истероидные состояния и обмороки. Сергей, ты не знаешь, что здесь можно использовать вместо нашатырного спирта?
— Нательную рубаху Фрейднура, — хмыкнул Лис. — Отколупать и использовать, вплоть до превращения в труху. Евгения Тимуровна, мое призвание — доводить до истерики, а не выводить из нее! Кстати, твое назначение вовсе не извлекать корни заболевания, а готовить из них очищенный информационный самогон для наших высоколобых умников. С этой точки, буквально, двоеточия зрения, мадам не так уж не права: новоявленному кесарю Рим обрадовался, как наездник чирью на заднице.
— Но он же не сделал ничего плохого! — возмутилась благородная дама Ойген.
— Женя, вспомни немедленно, что ты не только отрада глаз и потенциальная услада рук. Напряги то, что в качестве противовеса нижним полушариям Господь вложил в верхние!
Что еще плохого мог бы сделать Дагоберт, кроме того, что он уже состоит в прямом родстве с драконами? Может, в другое время папам и пофиг династические традиции и любовные обряды франкских монархов, а тут на дальних огородах бывшей Римской империи объявилась хрен знает какая драконовидная саранча, готовая схряцать всех на своем пути. Тебя это не наводит на грустные мысли о планах его святейшества?
— Но ведь с его благословения Дагоберта совсем недавно помазали на царство.
— Помазали — отстирают. Другого помажут. Или ты думаешь, в тамошней лавочке смазка закончилась? Поверь мне, если римские святоши всерьез играли за Пипина, они просто так с поля не уйдут, пока не забьют, если не в ворота, то вратаря. А потому у меня неслабое подозрение, шо Гизелла хай поднимает не зря…
Отсюда мораль, — Лис сделал эффектную паузу и обратился ко всей группе: — Дети мои, нам предстоит встать на ударную вахту и не сходить с нее, покуда трубный глас Базы не призовет нас к родным пенатам! До того же — водить хороводы вокруг молодого государя, как вокруг майского шеста. И хотя Дагобертыч — тот еще подарок, нам предстоит числить его нашей прелестью вплоть до особого распоряжения и больно не соглашаться со всяким, кто протянет к нему свои загребущие клешни.
Женечка, продолжаешь окучивать Фрейднура и обеих теток. Валет, держишь под наблюдением обаяшку Пипина. Он в последнее время такая сама любезность, шо я после каждого разговора на всякий случай пересчитываю зубы во рту.
— А я? — возмутился Карел.
— Ну, если умеешь считать до тридцати двух, можешь тоже пересчитывать.
— Я не о том. Мне что делать?
— Слушай, а докажи-ка на досуге теорему Ферма. То-то он удивится, когда появится на свет!
— Господин инструктор, ну опять вы!
— Карел, — устало начал Лис. — Скажи, пожалуйста, чем ты занимался в родной Богемии? Ну, кроме поглощения и переваривания встречных калорий.
— Я служил в полку президентской гвардии, приосанился герцог. — Охранял самого главу нашего государства.
— Вот мы и подходим к решению нашей головоломки, даже почти не повредив при этом подставки для будущей короны. Бесконечно дорогой моему терпению двоечник, если у тебя нет тайной ненависти к августейшим персонам, займись именно тем, чему тебя старательно учили: приклейся к Дагоберту, как жевательная резинка к подошве. Можешь учить его секретам нурсийской борьбы в лыжах на батуте, можешь брать у него уроки гипноза для укрощения альфа-волков, но по-любому стань его тенью, да такой, чтобы от этой тени всякий злыдень шарахался. Усек?
