– ПИСК?
Смерть улыбнулся.
– СМЕРТЬ? ИНТЕРЕСУЕТСЯ ЖИЗНЬЮ НОВОРОЖДЕННОГО? НЕТ. НИ СЛОВА НЕ СКАЖЕТ.
– Прошу прощения,- встрял ворон.- Как без-господинная госпожа Ягг осталась той же Ягг, но с господином? Попахивает какими-то сельскими условностями, если вы меня понимаете.
– НАСЛЕДОВАНИЕ У ВЕДЬМ ПРОИСХОДИТ ПО ЖЕНСКОЙ ЛИНИИ,- пояснил Смерть.- ОНИ СЧИТАЮТ, ЧТО КУДА ПРОЩЕ МЕНЯТЬ МУЖЧИН, ЧЕМ ФАМИЛИЮ.
Он подошел к письменному столу и открыл ящик.
Там лежала толстая книга, облаченная в саму ночь. На крышке переплета, где, как правило, красовались бодрые объявления «Наша Свадьба» или «МойФото-альбомчег», было написано: «ВОСПОМИНАНИЯ».
Смерть стал крайне осторожно перелистывать тяжелые страницы. Некоторым воспоминаниям удавалось сбежать со страниц; и в воздухе на миг возникали прозрачные картинки, которые, впрочем, тут же тускнели, когда воспоминания исчезали в темных углах комнаты. Слышались разнообразные звуки – смех, 11лач, крики; на мгновение вдруг зазвучал ксилофон – услышав его краткую трель, Смерть на мгновение застыл.
Бессмертному есть что вспомнить. А некоторые вещи лучше хранить там, где они будут в безопасности.
Одно воспоминание – потемневшее и потрескавшееся по кромкам – зависло над письменным столом. Пять фигур – четыре верхом на лошадях, пятая в колеснице – вылетали из грозовых облаков. Лошади шли бешеным галопом. Огонь, дым и всеобщая суматоха прилагались.
– ДА, БЫЛИ ЖЕ ДЕНЬКИ,- сказал Смерть.- ПРЕЖДЕ ЧЕМ ВОШЛА В МОДУ САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ КАРЬЕРА.
– ПИСК? – поинтересовался Смерть Крыс.
– АГА,- кивнул Смерть.- РАНЬШЕ НАС БЫЛО ПЯТЕЮ. ПЯТЬ ВСАДНИКОВ. НО САМ ЗНАЕШЬ, КАК БЫВАЕТ. ВОЗНИКЛИ СПОРЫ, ТВОРЧЕСКИЕ РАЗНОГЛАСИЯ С СООТВЕТСТВУЮЩИМ ПРИЧИНЕНИЕМ ВРЕДА ОКРУЖАЮЩЕМУ ПЮСТРАНСТВУ.- Он вздохнул.- И ВЫСКАЗЫВАНИЕМ ДРУГ ДРУГУ ТОГО, ЧТО, ВОЗМОЖНО, НЕ СТОИЛО ГОВОРИТЬ.
Он перевернул еще несколько страниц и снова вздохнул. Если ты Смерть и тебе нужен союзник, на кого еще можно положиться?
Его задумчивый взгляд опустился на кружку с изображением плюшевого мишки.
Вот именно, всегда есть семья. И да, он обещал никогда больше так не делать, но обещания всегда были для него смутной материей.
Смерть встал и подошел к зеркалу. Времени оставалось не много. Вещи в зеркале выглядели ближе, чем есть на самом деле.
Но вдруг раздался какой-то мерзкий скользящий звук, за которым последовало мгновение совершенно мертвой тишины, а потом послышался грохот, словно на пол рухнул громадный мешок с кеглями.
Смерть Крыс поморщился. Ворон поспешно поднялся в воздух.
– ПОСЛУШАЙТЕ, МОЖЕТ, КТО-НИБУДЬ МНЕ ПОМОЖЕТ, А? – послышался из теней раздраженный голос.- ХОТЯ БЫ СЧИСТИТЕ ЭТО ТРЕКЛЯТОЕ МАСЛО!
Тик
Ну а этот стол состоял из галактик.
Все блестело и переливалось. Поверхность устилали причудливые колесики и спирали, ослепительно яркие на черном фоне…
Джереми особенно нравился момент, когда часы разобраны и все части до последней шестерни и пружинки аккуратно разложены на черном бархате. Он как будто смотрел на препарированное Время, каждая часть которого была абсолютно понятной, подконтрольной…
Жаль, его жизнь нельзя разобрать. Вот было бы здорово разложить ее на верстаке, почистить и смазать, а потом собрать все части так, чтобы они вращались и крутились правильно, как нужно. Иногда Джереми казалось, что лично его жизнь собирал какой-то неумеха и некие маленькие, но очень важные детальк и упали со стола и раскатились по углам мастерской, гак там и затерявшись.
К примеру, Джереми хотел бы лучше относиться к людям, но почему-то он с ними как-то… не ладил.
I [икогда не знал, что сказать. Если представить жизнь (›дной большой вечеринкой, то он ни разу даже на кух-пе не побывал. Более того, он очень завидовал тем, кому посчастливилось туда проникнуть. На кухне можно было разжиться остатками празднества, бутылкой или двумя дешевого вина, принесенными кем-то из гостей и вполне пригодными к употреблению, если, конечно, выловить плавающие там окурки. А еще на эту кухню наверняка забредали девицы… Впрочем, Джереми всегда знал границы своего воображения.
Так или иначе, ему на эту вечеринку даже приглашения не прислали.
А вот часы… С часами было совсем другое дело. Он знал, что заставляет часы тикать.
Его полное имя было Джереми Часовсон, и получил он его совсем не случайно. Он стал членом Гильдии Часовщиков, когда ему было всего несколько дней от роду, и все понимали, что это значит. Это значило, что его жизнь началась в корзинке под дверью. Обычное дело, гильдии охотно принимали в свои ряды найденышей, прибывавших вместе с утренним молоком. Это было древней формой благотворительности; а кроме того, быть воспитанным Гильдией – участь не из худших. Сироты получали жизнь, какое-то да воспитание, профессию, будущее и имя. У многих знатных дам, выдающихся ремесленников и городских чиновников были о многом говорящие фамилии типа Лудд или Замес, Шутт или Часовсон. Они получали эти фамилии в честь выдающихся представителей своей профессии или покровительствующего божества, и это объединяло их в своего рода семью. Достигшие преклонного возраста люди помнили, откуда начался их путь, и всякий раз на страшдество щедро одаривали едой и одеждой своих многочисленных младших братьев и сестер по корзинке. Ну да, положение дел далеко от идеала, но где в этом мире идеал?
Джереми вырос вполне здоровым, хотя и несколько странным юношей, зато к своей приемной профессии он обладал явным талантом, что в значительной степени компенсировало недостаток других личных качеств.
Зазвонил колокольчик на открывшейся двери мастерской. Джереми вздохнул и положил на стол лупу. Хотя торопиться он не стал. В лавке было на что посмотреть. Иногда ему даже приходилось покашлять, чтобы привлечь к себе внимание покупателей. Впрочем, если уж на то пошло, во время бритья Джереми тоже иногда покашливал – чтобы привлечь внимание собственного отражения.
Вообще Джереми изо всех сил старался быть интересным человеком. Беда заключалась в том, что он принадлежал к категории людей, которые, решив стать интересным человеком, в первую очередь отправлялись на поиски книги «Как стать интересным человеком» – или, быть может, где-то есть такие курсы? Его считали навевающим тоску собеседником, а Джереми никак не мог взять в толк почему. А и правда, ведь он мог говорить о часах любых типов! О часах механических, часах волшебных, часах водяных, часах огневых, часах цветочных, часах свечных, часах песоч-
11 ых, часах с кукушками, даже о крайне редких гершеб-ских Левиных часах… Но по какой-то непонятной при-чине слушатели у него заканчивались намного раньше, чем часы.
