Он жил в особняке с запутанными коридорами, блуждая по которым Леони невольно вернулась обратно к его спальне, будто в кошмаре, когда хочешь проснуться, но не можешь. Потом наконец добралась до входной двери и вышла наружу, в теплую ночь, окутавшую Малибу. Попыталась вспомнить, где же она припарковала свой голубой кабриолет SL500. Несколько минут нервно жала на кнопки брелока, пока не вспомнила, что поставила машину с другой стороны дома.
Пошатываясь на каблуках, обошла вокруг дома. Что же этот ублюдок подсыпал мне в водку, подумала она. Состояние было тупейшее, голова будто пузырь. Где же мой «мерс»? Пик-пик. А, вот он. Леони залезла на сиденье и завела мотор. Лучше. Намного лучше. Теперь оставалось только вспомнить дорогу домой. Щелкнула тумблером, закрывая складную крышу. Р-р-р… ш-ш-ш… щелк. Долой туфли от Джимми Чу, все фары включить, правой ногой газ в пол. Приятный визг колес, выбросивших назад горсть гравия. Чтобы сориентироваться, она пару раз объехала вокруг дома, помчалась по подъездной дороге и с визгом резины остановилась у закрытых стальных ворот.
Леони все это начало раздражать. Все, чего она сейчас хотела — вернуться домой и спать, типа, дня три. Но не могла выбраться отсюда. Посигналила и громко газанула мотором. Рев был оглушительный. Сдала назад, снова газанула и затормозила в считанных дюймах от ворот. Еще раз. После третьей попытки парень, видимо, сообразил нажать кнопку, и ворота распахнулись. Небольшая синяя машина Леони выскочила за ворота, как пробка из бутылки, и понеслась по дороге, виляя из стороны в сторону, пока Леони не справилась с управлением.
Подъехала к шоссе, шедшему вдоль берега Тихого океана. Ветер трепал волосы. Пытаясь прикурить сигарету, Леони заложила лихой поворот влево на скорости за сто шестьдесят, в сторону Санта-Моники, подрезав погано выглядящий черно-белый «Форд», ехавший по противоположной полосе. Мельком увидела изумленные лица сидящих в машине. Двое мужчин, один из них — усатый. А затем разглядела семиконечную золотую звезду на двери «Форда» и надпись золотыми буквами «Дорожный патруль Калифорнии».
Утопив в пол педаль газа, Леони разогнала машину за двести, но через считанные секунды увидела в зеркале заднего вида «Форд», сверкающий маячками и завывающий сиренами. Боже, как быстро эти ребята меня догнали. Этот поганый «Форд» крут, конкретно. Поняв, что смыться не получится, Леони сбросила скорость, свернула на резервную полосу и остановилась. Сердце билось как бешеное, живот сводило судорогой. Боже!
Усатый полицейский подошел к двери ее машины, скорчил недовольную мину и потребовал права. Лет двадцати с лишним, с коротко стриженными черными волосами, похожий на латиноамериканца. И с большим «смит-вессоном» в кобуре на заднице. Поспешно разыскивая права, Леони выронила на пассажирское сиденье содержимое сумочки. Разрыдалась, пытаясь отвлечь внимание, поскольку вместе с правами на сиденье вывалились не только кредитки, деньги, тампоны, презервативы и помада, но и десяток пухлых пакетиков с кокаином.
— Мэм. Выйдите из машины. ЖИВО, — приказал полицейский.
К утру отцовский адвокат устроил ей освобождение под залог. Ее вывели через боковую дверь, накинув на голову одеяло, чтобы не попасться на глаза прессе и фотографам, которые ждали ее появления у главного входа. К полудню Леони уже была в Беверли-Хиллз и сидела в роскошной кухне отчего дома.
Никогда еще она не чувствовала ненависть и отвращение к родителям столь отчетливо. От отвращения по коже буквально шли мурашки.
Отец, невысокий, коренастый мужчина средних лет, уже слегка рыхлый, в костюме за десять штук баксов и с типичным для Беверли-Хиллз загаром, с коротко стриженными светлыми волосами, редеющими на висках, холодным и пустым взглядом налогового инспектора и длинным носом, странно смотрящимся поверх его ярко-красных пухлых и влажных губ, обычно играл первую роль в скандалах, но на этот раз первую скрипку играла его жена, а он лишь стоял у двери, водя языком по зубам, будто пытаясь выковырять остатки еды.
Мама была выше его ростом сантиметров на десять, худощавая, с выступающими скулами и злобная, как гремучая змея.
— Нам все утро звонят с конкурирующих каналов, и журналисты! — крикнула она Леони. — Даже из «Нэшнл Инкуайер» позвонили, прости Христос…
Мать сделала лицо на манер ведущей новостной программы.
— «Богатая сучка, дочь заправил медиабизнеса, вышла под залог после бурной ночки с выпивкой и наркотой».
У женщины задрожала верхняя губа. Потекли слезы, размывая макияж.
— Ты снова нас опозорила! — завопила она, брызгая слюной. — Опозорила своего отца. Опозорила меня. Хуже того, опозорила своего брата, в первую же неделю его школьной учебы.
Судя по всему, мать была очень довольна, что смогла приплести к этому скандалу Адама, их любимого чудо-мальчика.
— Вот этого я тебе никогда не прощу.
Адам прыгнул через класс, в десять уже пойдя в среднюю школу, и это было круто. Он оказался на год моложе одноклассников, и его потрясающие школьные успехи являли собой яркий контраст со старшей сестрой, которую готовы были вот-вот выгнать из школы за неуспеваемость. Мать напоминала ей об этом при каждом удобном случае.
— Для вас все, как всегда, сводится к Адаму? — всхлипнув, сказала Леони. — Адам то, Адам это, все только о нем. И никогда, никогда обо мне.
— Что значит «никогда о тебе»? Эгоистичная сучка! — вскричала мама. — Понять не могу, разве мы не давали тебе все, чего бы ты только не захотела?
«Вы даже жизнь эту мне не давали, — очень захотелось ответить Леони, — откуда ж вам знать что-то еще?» Девушке было просто необходимо затеять большую и болезненную разборку…
Прямо сейчас.
Но Леони до сих пор не была уверена, произошло ли то, что случилось в прошлом, на самом деле или только в ее воображении.
— Слушай, извини, ладно? — наконец сказала она. — У меня сейчас трудный период, я привыкаю, разбираюсь с кучей… мне не нравится… все, что случилось за последний год…
— Хорошо, посмотрим, как ты привыкнешь обходиться без машины, — перебила ее мать. — Скидок не будет. Как насчет того, если мы откажемся платить адвокату, если дело дойдет до суда? Штат предоставит тебе казенного, будь уверена. Какого-нибудь мальчика, только что из юридического, что называется, молоко на губах не обсохло. Он не сможет спасти тебя от тюрьмы. НА ЭТОТ РАЗ, ЛЕДИ, ВЫ ЭТО ЗАСЛУЖИЛИ.
На этот раз, леди, вы это заслужили. Какая же дрянь, какая же ты дрянь, мама, подумала Леони. Самообладание покинуло ее, она коротко, резко вскрикнула и выбежала из кухни, толкнув по дороге отца и опрокинув в холле торшер. Взбежав по лестнице, ворвалась в свою спальню и захлопнула дверь с такой силой, что пара дверных панелей треснула и на пол посыпалась белая краска. Шатаясь, пошла вперед, откопала в прикроватном столике свой альбом и «Волшебный Маркер». Резко тыча и чиркая, нарисовала картинку, изображающую осла, взгромоздившегося на ее мать. Порвала картинку на мелкие кусочки, рухнула на кровать и зарыдала, уткнувшись лицом в подушку, как капризный трехлетний ребенок. Почему у мамы всякий раз получается довести ее до такого состояния?
