— А во что гонять будем? Не с замковой же стены прыгать, кто дальше.
— Есть предложение?
— Еще какое! — мотнул рыжей башкой волк. — Самое доступное, понятное каждому — картишки.
— Преферанс? Вист? Покер?
— Брось, не все такие интеллектуалы, как ты. Нечто масти с трудом различает, а ты ему вист хочешь зарядить? Будь проще!
— И позволь полюбопытствовать — насколько?
— Подкидной дурак.
— Надеюсь, ты это несерьезно?
— Влад, я не был так серьезен с прошлого полнолуния. Только вот что я тебе скажу. Станешь на входе отсеивать жмыров, гони сразу и хогбенов. Те еще субчики. Явно будут мухлевать с третьей рукой.
— Решено! — Влад хлопнул ладонью по столу и поморщился, наблюдая за падением с него последней вазы династии Цинь. — С завтрашнего дня четверг в замке объявляется Ночью Безухих Неудачников.
— Предлагаю за это выпить, — одобрил Вррык, с интересом принюхиваясь к стоящим на столе тарелкам. — Что у тебя вон на том блюде?
Рыжий волк бежал по лесу, принюхиваясь к острому запаху, который примешивался к аромату пробуждающейся от зимнего сна природы. След вывел его на поляну, к человеку с огненными волосами и такого же цвета бородой. Одетый в зеленое мужчина сидел на пне и самозабвенно подвывал в сторону полной луны. Холодные лучи небесного светила отблесками играли на висящем на его шее серебряном медальоне.
Волк настороженно подвигал ушами и сделал несколько шагов, приближаясь к источнику необычного запаха. Человек был высок и худ, словно отощавший за зиму кролик, а потому не выглядел опасным. Зверь, которому едва сравнялся год, также не блистал размерами, зато мог положиться на когти и клыки.
Рыжебородый поднял на волка мутные изумрудные глаза и, громко икнув, пробубнил:
— Ты что за тварь т-такая, а? К-куда завел меня, з-зверюга?
Волк присел на задние лапы и склонил набок мохнатую башку. Человек поднялся на ноги и, шатаясь, устремился в его сторону.
— Где Ш-шеймус, слышь, ты, ск-котина волосатая? За тем, что ли, я до вашей т-треклятой Румынии перся, чтобы на твою х-харю смотреть?
Волк облизнул обиженную морду.
В следующую секунду незнакомец схватил его за грудки и резко подтянул к себе. От такой наглости зверь на время обмяк и завис, слабо перебирая задними лапами по шуршащей прошлогодней листве.
— Не з-знаешь ты, с кем связался, волчара! Джерарда, почитай, пол-Ирландии знает. На прошлого святого П-патрика так погуляли, что в этом г-году пришлось за границу ехать праздновать. Иначе бы п-под замком сидели еще с п-прошлого вторника.
С утробным рычанием волк вывернулся из захвата и опрокинул ирландца на землю. Оскалившись, расставил передние лапы и принял угрожающую стойку. Нападать на типа, от которого так и разило дурной самоуверенностью, он не хотел. Впрочем, как и допускать новую попытку по-свойски потягать себя за грудки. Любопытство снова перевесило желание убежать, и зверь остался на поляне, с интересом присматриваясь к человеку.
Джерард с трудом обрел сидячее положение и по-дружески поделился с волком новой мыслью:
— А ты с-случаем не вервольф, братец? Больно морда умная. Эк тебя на п-полнолуние-то оскалило. Может, обернешься взад и пойдем Ш-шеймуса искать?
Волк зарычал. До сегодняшнего дня он не знал о существовании вервольфов и вполне мог прожить всю оставшуюся жизнь в счастливом неведении.
Иноземный гость понял рык превратно. Решив, что поганый оборотень сейчас нападет и тяпнет его за ногу, Джерард, явно отличавшийся неординарностью мысли, сработал на опережение. Вдохновенно взвыв в сторону полной луны, он прыгнул на волка и впился зубами ему в ухо.
Рычание перешло в ультразвуковой визг. Зверь утратил ориентацию и вприпрыжку понесся по поляне, ломая по пути кусты. Джерард с шуршанием проволокся за ним несколько метров. Потом разжал-таки зубы и остался лежать на земле с гордым видом победителя.
До спасительного леса волк добежать не успел. Внутри поднимался необъяснимый жар. Окровавленное ухо пульсировало болью. Обжигающие волны от него расходились по всему телу, до самого кончика хвоста.
Трансформация заняла около минуты. Слух и зрение резко притупились, по телу побежали мурашки от холода, а земля оказалась дальше, чем он привык думать. Волк вздрогнул, распрямился и едва не завыл от ужаса, когда на плечо ему легла горячая рука Джерарда:
— Н-ну вот, братец! Совсем другое дело! И на человека стал похож. Н-никак даже наш брат, рыжий ирландец. Где тут у тебя ш-штаны припрятаны?.. Пойдем, а то Шеймус нас не дождется, в одно рыло весь эль в-выхлебает, знаю я его. Как тебя зовут хоть?
— Вррык, — с трудом произнес волк первое, что пришло ему в голову.
— Снова плохой сон? — Знакомый голос вывел оборотня из полудремотного состояния.
— Жизненный, — вздохнул Вррык. — Вспомнил первую встречу с отцом.
— Никогда не понимал стремления называть отцом человека, который превратил тебя в нечисть. Жил бы себе в чаще, гонялся за кроликами и не мучился экзистенциальными вопросами.
— Но я уже так не живу. И я благодарен ему за этот подарок. Хотя он его и не готовил.
— Начинается… — закатил глаза Граф. — Держи себя в лапах. Не надо снова признаваться в любви к дивному человеческому миру и тому, кто тебя в него закинул. Случайно, сам того не желая. После нескольких кружек цуйки.[1]
Вррык промолчал и отвернулся, что у него означало крайнюю степень недовольства. От вампира потянуло запахом беспокойства и растерянности. Понял, поди, что перешел черту. Знает же, клыкач самодовольный, что волк может стерпеть многое, но только не насмешки над своей привязанностью. Пусть он и видел эту привязанность всего один раз.
Наутро после грандиозного празднования Дня святого Патрика Вррык проснулся в комнате над таверной в одиночестве. Одежда, которую для него раздобыли веселые ирландцы, валялась на полу. Штаны и широкая рубаха были разодраны в клочья, а ее нынешний обладатель, вновь покрытый шерстью, с трудом мог открыть глаза и сообразить, на каком он свете.
Память сохранила только некоторые подробности прошлой ночи. Много громких песен, грубых анекдотов и развязных человеческих женщин. Первые с трудом выговариваемые слова, попытки построить из них предложения. Щенячий восторг от того, что у него это получается. Смех людей над его «странным акцентом». Оплеуха Шеймусу, который посмел усомниться в совершенстве изображения клевера на шляпе «отца». Драка со следующими пятью наглецами, что отважились поддержать старика в его заблуждениях. Эль, ароматный, пахучий эль. Много эля, море эля, так что почти невозможно вынести. Громкий рев, сидя верхом на барной стойке, задрав морду к потолку. Тягучий и радостный. Победный. Столь совершенный в человеческом исполнении, но производящий жутковатое впечатление на окружающих. «Наш Вррык, кажется, допился до превосходно скотского состояния». Потом темнота и чьи-то заботливые руки, несущие размякшее, вновь утратившее сознание тело наверх, в снятую для отдыха комнату. И последняя мысль: «Я больше никогда не хочу жить волком в лесу».
