Озеро вдруг разом колыхнулось, как густая похлебка в миске. Неистово забурлило… и, раздвигая пылающие Огненные столбы, точно густую траву, над Пламенем начал медленно воздвигаться гигант! Сперва появилась громадная голова – ни одна скала не могла бы с ней сравниться! Ярко-синие треугольные глаза на черно-красном, как горючий камень в горне, лице пошарили вокруг – и уперлись прямо в шар с беглецами. Сплетаясь, оранжево-синие струи Пламени ударили вслед.
– Повелитель Куль-отыр! – выдохнул Шаман, когда Огненные языки облизали стенку шара.
– Сам явился! Лично за тобой пришел! – отчаянно взвизгнула Жрица и метнула на Шамана злобный взгляд.
Похожая на пещеру громадная пасть распахнулась. Гигант взревел – и сдутые с поверхности Озера потоки Рыжего пламени понеслись на шар.
– Осторожно! – закричала Жрица, обеими руками упираясь в прозрачные стенки, из-под ее пальцев хлынули потоки Голубого огня, укрепляя тонкую пленку.
Огненный вихрь налетел со всех сторон, закружил, завертел… Поверхность Реки вспыхнула, шар запрыгал в потоках Пламени.
– Я долго не продержусь! – крикнула Жрица, продолжая гнать Пламя в стенки шара.
– У-ух! – гигант неспешно распрямился, упираясь головой в скальный свод, и двинулся вслед за беглецами, одним шагом переступив половину Озера.
– Нам бы только до выхода из Нижнего мира добраться! Дальше он нас преследовать не сможет: кто ушел – тот ушел! – произнес Шаман.
– А ну, навались! – Брат Медведя налег на стенку шара, словно это могло заставить тот мчаться быстрее.
Рядом уперся плечом Кузнец, с отчаянным усилием бросился вперед Шаман… Шар дрогнул и чуть качнулся ближе к поджидающей их бездонной дыре…
Гигант шагнул снова – и протянул руку. Свет тусклого солнышка померк – громадная ладонь с растопыренными пальцами нависла над беглецами. Тугая волна горячего воздуха ударила в зыбкую полупрозрачную пленку. От толчка Синий шар подпрыгнул… и влетел в дыру!
– Вырвали… – раздался торжествующий крик Шамана. И смолк, точно его разрубили пополам.
* * *
Не близко и не далеко – там, где черные воды Океана смыкаются со свисающим краем нижних небес, – земля содрогнулась. С протяжным скрипом длинная трещина располосовала сплошное белое поле льда. Громадная глыба со свистом взвилась в воздух. Язык Ярко-голубого пламени взметнулся к тревожно мигающим звездам, и из курящейся дымом дыры вылетели четыре тени. Голубое пламя поднялось еще выше… и ухнуло обратно, оставив лишь уродливый оплавленный шрам во льдах.
Четыре тени повисли в прозрачном воздухе, будто вслушиваясь во что-то далекое.
– Я зову души детей… – тихий, едва слышный напев заставлял дрожать и вибрировать воздух. – Мальчиков, которые будут носить огниво, девочек с лентами в косах… – напев настойчиво тянул тени в разные стороны, волок прочь, не давая им зацепиться друг за друга, растаскивая на четыре стороны света.
– Я найду тебя, Кузнец! Даже если я забуду тебя – все равно найду! – отчаявшись ухватиться хоть за что-то, прокричала тень, похожая на девушку с развевающимися волосами. – Я найду и тебя, Донгар Кайгал! – последнее прозвучало не обещанием, а скорее угрозой.
– Я найду тебя, Жрица! Я найду тебя, дочь Повелителя! – откликнулись ей из пустоты два исчезающих голоса.
– Мы найдем тебя, Брат Медведя!
– Я найду вас… – вздохнуло едва слышным шепотом ветра, и над ледяными полями вновь воцарилась тишина.
* * *
– Аккаля! Это мой прадедушка Аккаля! Дед моего отца снова вернулся к нам! – выкрикнула старуха, поднимая на руках туго зашнурованного в ночную колыбель младенца.
Из люльки немедленно закапало теплое и желтенькое – новорожденный прадедушка приветствовал престарелую правнучку.
– Встретила прадедушку – другим дай. Не тебе одной, всем, однако, надо, – в чуме послышалось неодобрительное многоголосое ворчание. Старухи, бойкие тетки и совсем юные, почти девочки, – с десяток женщин выстроились у берестяной стены чума, поближе к глиняному очагу-чувалу, в отверстии которого добродушно гудел Голубой огонь. У каждой в руках была колыбель с младенцем, подвешенная на длинной оленьей жиле.
– Всегда она так, – неодобрительно разглядывая счастливую старуху с ее прадедушкой, прошамкала другая бабка. – Лишь бы своего назвать, а что другие без имени и без души останутся…
Облаченный в тяжелый плащ из птичьих перьев и оттого похожий на огромную бескрылую птицу шаман кружился посреди чума, с силой ударяя колотушкой в здоровенный бубен. Бубен откликнулся грозным вибрирующим звоном.
Клюв птицы приоткрылся…
– Тихо вы! – послышался из-под маски раздраженный мужской голос. – Предков много, на всех хватит!
Тетки сразу утихомирились, посерьезнели и, уже не обращая внимания на убравшуюся в сторонку счастливицу с младенцем, дружно качнули веревки из оленьих жил. Подвешенные на них колыбельки запрыгали в воздухе.
Громадная птица опять закружилась по присыпанному свежей хвоей утоптанному снеговому полу. Взлетали рукава-крылья, размеренно ударяла в бубен тяжелая колотушка. Сине-золотистые блики ревущего в чувале Голубого огня танцевали на пестрых лентах и перьях шаманского плаща, на маске с клювом, вспыхивали на колокольчиках бубна.
– Я зову души детей… – мерно выводил шаман. – Мальчиков, которые будут носить огниво, девочек с лентами в косах… Слетайтесь, духи! Голубому огню поклонимся, вместе с именем душу в младенца впустим, узнаем, кто из предков вернулся, в среднюю Сивир-землю вошел…
– Тонья… Рап… Томан… – монотонно выводили женщины, вопросительно замирая после каждого имени, словно дожидаясь ответа.
Оленья жила, на которой вверх-вниз качалась одна из колыбелек, вдруг резко натянулась. Люльку дернуло вниз, будто она враз потяжелела, и с силой ударило об пол. Из чувала вырвался короткий трескучий сноп Голубых искр.
– Никак свекровь моя, мужнина мать! – с неуверенной опаской косясь на крохотную смуглую девочку в колыбели, пробормотала старая Секак. – Радость-то какая! – Похоже, на самом деле она сильно сомневалась – такая ли уж это радость? Да и малышка глядела на старуху с тем же кисло-неодобрительным выражением, с каким когда-то мамаша покойного мужа Секак – на привезенную из далекого стойбища невестку.
Шаман усмехнулся. Как есть глупые тетки! Удивляются потом – душа вроде деда, брата, свата, а ребеночек совсем иной, непохожий растет. А что тело другое, да родители иные, да кроме главной души, что из Нижнего мира вновь в Средний возвращается, в каждой девчонке еще три, а в мальчишке и все пять мелких душ поселяются – так про то и вспоминать не хотят! Что из дитяти будет – не знают ни шаман, ни верхние духи, ни сам Голубой огонь!
