Фрол ткнулся небритой щекой в клеенку и захрапел.
Буки
В сарае пахло лежалым сеном; пыль щекотала ноздри, и Илья, не сдержавшись, чихнул.
— Здоровей видали, — хмыкнули из угла.
— Поговори ужо! — Илья с размаху сунул вилами в темноту. До стены, правда, оставалось шагов пять, но жест вышел угрожающим.
В ответ мерзко захихикали:
— Вилы-то как есть магазинные. Иди, иди давай. Не доводи до греха.
Илья попятился и, злобно пришептывая, не смея обернуться к углу спиной, задом выскользнул из низкой щелястой двери. «Ох ты, едрит твою коромыслом!» — Позабыв нагнуться, он чувствительно приложился затылком. Быстро накинув петлю, щелкнул замком и, переведя дух, отер потный лоб.
— Каленое, бестолочь, — глумились вослед. — Железо каленое надобно. В кузне кованое.
— Замолчь! — сорвался на крик Илья. — Махом оберну!
— Ну, попробуй, попробуй, — возразили со смешком. — Глянь-ка, махом. Хоробрый выискался. Остолоп, вахлак, дубина! Обернет он, тю. Чем обернешь-то? Рваньем своим?
Илья тяжело оперся на вилы, новенькие, с нашлепкой ценника. Брехня… не боится. Или боится, да не ахти. Кованое… в кузне… С ума двинуться. А прыгнул бы? Сыромять порвет и… Мороз продрал по хребтине, превращая в обледенелого снеговика. Вилы заместо метлы сойдут. Метлой разве оборонишься? Растает снеговик. В зрачках лесного сполохи кувыркаются, ровно огонь в печи. Опалит и шкуру сдерет. Когтями.
Ледяные кристаллики крови царапали вены.
Илья поспешно сграбастал дырявый половичок, который висел на покривившемся от старости заборчике, и, нацепив на вбитый повыше притолоки гвоздь, зашкандыбал по мощенной кирпичом дорожке. Сердце ребра в груди пересчитывало, колени подгибались, затылок ныл свежей шишкой. Виски ломило. Мысли оттого носились, словно наскипидаренные. На забор лучше не перевешивать, а ну как не успею обратно? Пусть над дверью, надежнее. Откину на сторону и зайду.
— Пужать вздумал. Вилами! — с издевкой неслось от сарая. — Пуганые! Какие вилы счас делают? Срамота! А лопаты? Да они ж от щелчка гнутся. Запулю щелбан, вдогон — второй. И Фролу твому. Принес он. Из урману. Столковался! Узлом вкруг столба завяжу, крышу подпирать. Сымай половичок, ирод! По-хорошему сымай. Срок знаешь? Отмерено сколь? Повесил он. Тр-ряпье крашеное. Сказать, что дальше будет? Или сказали уже? Я вас, дуроломов, через пень колоду…
Фрол спал третий день кряду, грузное его тело квашней растеклось по дивану. Он не двигался, мочился под себя, на подстеленный брезент, который нашелся в сенях. Сначала Илья думал клеенку со стола употребить, да гоняя мерзавца Василия — тот орал, требуя кормежки, — заметил кусок брезента. Уж на что Илью Господь силой не обидел, и то замаялся приятеля тащить. То, что Фрол жив, определялось лишь по слабому дыханию и естественным отправлениям. Тут хоть через пень, хоть через колоду… Все едино. На кой ляд тогда в урман таскался? Судьбу искушать? Половичок того и жди расползется, штопаешь его, штопаешь…
— Вы, тупицы, цыганочку на раз-два плясать станете и в пояс кланяться!
Илья заткнул уши пальцами и, ежась, будто на студеном ветру, позорно припустил к дому — лисой от гончих.
У входа в сарай сиротливо торчали воткнутые в землю вилы. Метла без снеговика.
Веди
Жил Фрол бобылем. Любовь мимо прошла, дети не родились, отец с матерью давно на погосте — цветы, оградка, часовня у ворот. Ни сестер, ни братьев Бог не дал. Врагов Фрол не нажил, друзей не завел. Без году полвека скоротал, не жаловался. Бычка растил — так продал год тому, а корову и подавно.
Никогошеньки у него не было, разве котов держал. Да кум еще из ближней деревни, Илья, гостевал порой. Когда-то работали вместе, сроднились. Коты, правда, мёрли. По шесть-восемь лет жили и мёрли, а то и чаще. Травились, пропадали, собаки рвали. По-разному.
Обормота, подкидыша блохастого, Фрол из пипетки выпаивал, слепенького. Вырос кот, заматерел: толстый, лохматый. Пользы никакой, а приятно. На рыбалку бегать повадился: сядет рядом, уставится на поплавок и смотрит не мигая. Нравилось ему.
Вскоре и польза обнаружилась.
Своеобразная.
Глаголь
Казалось бы — удача. Счастьюшко привалило: черпай ведрами и в закрома лей.
Хрен с уксусом.
Рог изобилия только в сказках. А на деле… Дрянцо ущербное, с изъяном. Кормит, слов нет, и поит. А про запас? Не хочу есть! — сытый. Чайник хочу, у старого эмаль откололась. Рубаху новую, шелковую. Удочку раздвижную, с катушкой. Курева вдосталь. У холодильника мотор барахлит, менять денег нет. Наволочка до дыр протерлась. Окна бы покрасить — облупились. На кухне рамы вставить прочные, а то гнилье какое-то. Забор выправить — падает. То есть столбушки, жерди, штакетины. Гвозди, мать вашу.
На что?! Без работы сижу. Карман пуст.
Поумнел Фрол — понял. Допрежь не разумел. Счастье прямо с неба грохнулось, манной. Чего ж не взять? Дают — бери, бьют — беги. Фрол взял.
«Елизарыч, а, Елизарыч, — басил зампредседателя Степан. — Заворачивай, покалякаем. Шея вот не гнется, продуло, видать. У меня холодец свиной, грудинка, пельмени со сметанкой. Кисель жена варила. Настоечки дерябнем клюквенной. Ваське — потрошков от пуза».
Фрол заворачивал. Жалко, что ли?
Уж и забыл, когда у плиты стоял, готовил. Кто гость дорогой? — Фрол. Кто званый? — опять Фрол. Пожалте, просим. Это для Василия. Котище-то у тебя! Мне б такого.
Уплетали за обе щеки. Вдвоем. Пока кот трескает, и хозяин вволю перекусит. Хлеб да соль, как говорится. Хлебом сыты, хлебом и пьяны. Подносили стопочку, не без того. Угощали щедро, вдругорядь и пощедрее. Сыром в масле Обормот с Фролом катались. Обормот-то и после не жаловался, а вот Фрол…
Избаловался Василий: блажить принялся, характер проявлять. Ему — Васенька! родненький! А он понюхает, понюхает, морду скривит — и за порог. Страшно подумать, дорогущую финскую колбасу жевал и выплевывал; окорочок, ежели подгорел, не трогал; на сало фыркал, перченое, мол. Звиняйте, перченое не ем. Скотина пушистая.
Фрол, конечно, очень расстраивался, что деньгами нельзя, и презентами нельзя, и вообще — ничем. Не впрок. Пробовал поначалу-то. А толку? Договорился с Ванькой-трактористом огород вспахать, так лучше б сразу в урман пошел, на болотище, там сговариваться. С коробом, ну. Здрасьте, наше вам, как живется-можется? Придумали, то есть, словечко — по грибы. Грибов в том лесу отродясь не водилось.
Когда старики намекнули, мол, котофей твой приблудный — по всем мастям… Смекаешь? И приметы перечислили, включая голубой и зеленый глаза. Стало быть, выкормил животину, по праву владеешь. Законный хозяин. Фрол слушал, наклонив лобастую голову. Года два ему, шамкали деды, щупая Обормота корявыми дланями и заглядывая в пасть. В самую силу вошел. Давай уже, Фрол Елизарыч, мочи нет. Артрит, подлый, замучил. И позвонки, слышь, хрустят? И в боку колет, и сердечко пошаливает. Магарыч? — уважим, от и до. Ешь, сколь влезет, пей, доколь не лопнешь. Но учти, с котом на пару.
