Эстер фыркнула, не удержавшись. Невольно напрашивалось язвительно высказывание о лондонцах, которые настолько страдают отсутствием каких-либо значительных новостей, что у них это вызывания навязчивые видения. Не говоря уже о том, что если мужчины при виде прекрасных полураздетых женщин начинают засыпать, то к ним можно отнестись исключительно с глубокой жалостью. Но демонстрировать остроумие пришлось про себя, как обычно — не обращаться же к Фвлькенбергу, который, обиженно сопя, глотал залпом третий бокал холодного шампанского. Оставалось только откинуть голову на спинку кресла и прикрыть глаза, делая вид, что дремлешь, но Эстер была уверена, что не заснет до самого прилета. В кончиках пальцев рождалось легкое покалывание, как всегда, когда она ощущала смутное волнение — и не только по поводу того, что каждый поворот лопасти в турбинах самолета приближает ее к Вэлу. Ее беспокоило что-то еще — вряд ли письмо Гирда Фейзеля, поскольку на сильных мира сего она традиционно обращала немного внимания, и уж тем более не длинноволосые прозрачные арфистки, гуляющие босиком по улицам Лондона. Но поскольку Эстер Ливингстон никогда не отличалась развитым чувством предвидения, к своим ощущениям она отнеслась прохладно, если не сказать, с полным равнодушием.
Но как показали все дальнейшие события — совершенно напрасно.
— Надеюсь, вы понимаете, госпожа Ливингстон, что мы должны будем добавить еще один код в ваш хэнди-передатчик?
— Который прикажет моему сердцу остановиться, если я попробую выдать кому-то дорогу к резиденции Бессмертного Фейзеля?
— Совершенно верно, — сидящий слева от Эстер молодой человек спокойно кивнул.
— А я, между прочим, пыталась пошутить, — пробормотала Эстер, наблюдая в зеркало заднего вида возникшую на собственном лице гримасу.
Она сидела на сиденье черного лимузина, размерами напоминающем кровать для молодоженов. С двух сторон от нее располагались неуловимо одинаковые люди с гладко причесанными волосами и цепким взглядом. одетые в костюмы из такой ткани, что с нее, казалось, сами собой соскальзывали пылинки. Эстер со своей растрепанной головкой медного цвета, в ярко-синем обтягивающем джемпере, вытянувшая вперед ноги в умопомрачительных ботинках с огромными расширяющимися книзу каблуками, смотрелась на фоне подобной обстановки и сопровождения как элемент совершенно чужеродный. Ее хотелось или полностью удалить из картины, или по крайней мере как следует отретушировать.
— Мы знаем, что у вас есть чувство юмора, госпожа Ливингстон, — заметил тот, что справа. — Но Бессмертный Фейзель не любит, когда шутят в его присутствии. Прошу вас это запомнить. Он считает, что все удачные шутки он в своей жизни уже слышал.
— Поэтому он предпочитает шутить сам? — Эстер раздраженно потерла ладонь. — Что же, затея зачем-то вызвать меня в Нью-Йорк — очень смешная. Я оценила. Смеяться над шутками Бессмертного Фейзеля в его присутствии разрешается?
— Я бы запрещал давать Право таким, как она, — первый молодой человек покосился на Эстер с плохо скрываемой неприязнью. — Она нарушит гармонию всего Круга.
— Моя бы воля, я бы на эту гармонию не покушалась. И кстати, реализовывать Право я не собираюсь, потому у вас есть надежда, что я недолго буду осквернять собой ваши безупречные ряды.
— Должен вас огорчить, госпожа Ливингстон, но после сорока пяти лет переданное вам Право Бессмертия активируется самостоятельно и вам останется только пройти корректирующую программу. Так что наши ряды к сожалению, вы пополните в любом случае — осталось не так много времени.
— Я думала, Бессмертный Фейзель внушил своим слугам правила элементарной вежливости. Разве вы не слышали, что женщинам не напоминают об их возрасте? — Эстер лучезарно улыбнулась, изящно изогнувшись на сиденье. — Кроме того. за пятнадцать лет может произойти немало событий — вдруг я не дотяну до сорока пяти?
— Что ты с ней пререкаешься, Гант? — сидящий справа время от времени щелкал кнопками на пульте. Судя по замедляющейся скорости, они куда-то подъезжали, хотя сквозь покрытые тонким металлическим кружевом окна ничего нельзя было разглядеть. — Только время тратить.
Судя по всему, сидящему справа господин Гирд Фейзель уже успел пообещать Право Бессмертия за верную службу, а сидящему слева еще нет. Такие особенно задыхались от желания высказать Эстер при встрече все, что о ней думают. Другое дело, что свои обещания Бессмертные выполняли крайне редко, но кто же об этом узнает?
Под колесами послышался шорох, и стекло медленно опустилось, принеся странное сочетание запахов — морской соли и сладковатых цветов. Лимузин выехал на парковую дорожку и остановился. Эстер на время забыла, что надо пригвоздить собеседника к обивке сиденья очередным ответом, и невольно подалась в сторону окна — все-таки она пыталась по мере возможностей создавать красоту в окружающей жизни, а открывающаяся картина была настолько совершенной, что заставляла зажмуриться.
Сады, расчерченные на геометрические фигуры из цветников и дорожек, пологими уступами нависали над океаном, разбивающимся внизу о скалы. Белоснежный песок блистал на солнце, вспыхивая искорками. Трава была фиолетовой, пурпурной и бирюзовой — самые чистые и изысканные оттенки, которые можно было представить. Дорожки, пересекаясь, вели к смотровой площадке над обрывом, где, как было видно даже на значительном расстоянии от машины, кто-то сидел.
В общем Эстер хорошо понимала, что идти нужно туда, ей для этого не требовались кивки сопровождающих и их подталкивающие взгляды. С океана дул сильный ветер, но здесь, на другом берегу, в отличие от затянутого весенним туманом Стокгольма, грело солнце, и она расстегнула все пуговицы на своем пальто с длинными разрезами по бокам и сзади, которое ветер сразу же раздул за ее спиной, как диковинные черные паруса. Паруса хлопали, а под ботинками хрустел сверкающий песок, пока Эстер двигалась к небольшому круглому столику, накрытому на скале над океаном. Она не слишком внимательно разглядывала человека, сидящего в кресле у стола — во-первых, яркое солнце заставляло щуриться, а во-вторых, лицо Гирда Фейзеля все жители планеты и так знали до мельчайших подробностей по многочисленным изображениям и трансляциям. Оставалось только сравнить, насколько оригинал им соответствует.
Оригинал в целом был похож, но выглядел менее значительно из-за узких плеч и невысокого роста — он не поднялся с кресла навстречу Эстер, но и так было понятно, что ему пришлось бы слегка задрать подбородок, чтобы посмотреть ей прямо в глаза — а также не скрытых под гримом мелких морщин, бегущих от глаз к вискам. В остальном это было прекрасно узнаваемое лицо бессмертного и бессменного владельца Мультинационального банка — оливковая кожа, резкие складки возле губ, на которых никогда не появлялось улыбки, внимательные глаза редкого темно-зеленого цвета, привыкшие сражать собеседника взглядом. Некоторое время Эстер раздумывала, какое приветствие изобразить — до сих пор с Бессмертными Первого круга ей сталкиваться не доводилось, но роль учтивого и знающего этикет собеседника ей тоже несколько претила. Видимо, следы напряженного раздумья проявились на ее лице, поскольку Бессмертный Фейзель произнес, почти не разжимая губ и указав рукой в направлении второго, пустующего кресла:
