— Простите, милорд… — стеклянноглазый сразу оживился. — Повторите, пожалуйста, милорд…
Пришлось снова назваться.
— Вы не будете против, если придется обождать здесь четверть часика? Его светлость пока немного занят.
— Ничего, ничего… — пробормотал Рамман.
Ему тоже срочно требовалась передышка, чтобы собраться с мыслями перед встречей с человеком… с тем мужчиной, с которым мать… со своим кровным отцом, в общем.
Собственно, юноша уже сто раз обдумал каждое слово, отшлифовал интонацию, осталось только встретиться взглядом и посметь открыть рот в присутствии графа Эска.
Ровнехонько через пятнадцать минут в приемной появился некий господин с повадками породистого кота и молча поманил Раммана, жестом приглашая следовать за собой.
В какое-то другое время юноша обратил бы внимание на внутренние интерьеры «Гнезда Эсков», славящиеся среди знатоков подлинной старины уникальностью и богатством, но сейчас он был настолько взволнован, что никого и ничего вокруг не замечал.
— Соблаговолите войти, лорд Никэйн, — молвил секретарь, распахивая перед посетителем дверь кабинета.
Рамман сделал три шага, каждый следующий нерешительнее предыдущего, и замер. За массивным столом лицом к нему, спиной к окну сидел Аластар Дагманд Эск и что-то писал.
— Гм… Здравствуйте, милорд.
Ответом стала тишина, нарушаемая только скрипом пера по бумаге.
— Здр…
— Добрый день.
Глаза у мужчины в полумраке светились живым золотом. Он отложил на специальную бронзовую подставку перо, закрыл крышечкой чернильницу, ожидая, когда гость начнет излагать суть дела.
Юноша откашлялся и сделал еще несколько шагов вперед, прежде чем заговорить:
— Меня зовут Рамман, я сын леди Джойаны Алэйи Янамари. Той, которую похитили в Санниве. Вероятно, она предвидела такое развитие событий и поэтому просила…
Отрепетированная речь лилась сама, а Рамман жадно вглядывался в черты Эска, стараясь отыскать… По большому счету, молодой человек не отдавал себе отчета, чего бы ему хотелось увидеть — сходство или различия.
Это в провинции народец в основном смешанных кровей, сильно смешанных, а в столице сыну Джоны довелось видывать среди вельмож чистокровных диллайн. Так вот Аластар оказался самым диллайнским. Одно слово — князь крови.
«Пожалуй, густые брови — от него, и чуть вьющиеся волосы тоже. Треугольная форма лица да тяжелый подбородок. Негусто, если честно».
Наверное, тайное родство сказывалось только в том, что с каждым произнесенным словом Рамман все отчетливее понимал — этот внимательный мужчина и пальцем не пошевелит для спасения леди Янамари.
— Моя мать сказала, что вы — ее друг. Настоящий друг.
— Так оно и есть.
Граф соизволил разжать губы. С огромной неохотой.
— Вы поможете найти ее, милорд?
Нет, диллайн не моргают веками, точно совы. Это старинный предрассудок. Но этот взгляд нельзя полностью считать человеческим. Слишком внимательный.
— Я попробую что-нибудь сделать для вашей матери.
«Что-нибудь» с диллайнского всегда переводилось как «практически ничего». Но почему?!
— Я приехал сюда, чтобы умолять вас о поддержке, чтобы помогать вам, если понадобится, чтобы…
— Зря. Вы можете возвращаться. В Янамари.
— Нет! — запальчиво воскликнул юноша. — Я не могу. Я…
Аластар Эск не заинтересован, у князя совсем иные планы на ближайшие сто лет, ему все равно, что станется с любовницей-шуриа. Может, потому мать и скрыла рождение обоих сыновей, потому что ему никто не нужен? На четвертой сотне лет — неудивительно.
— Вы поторопились. Мне уже известно, что вашу многоуважаемую мать похитили агенты лорда Конри, — спокойно произнес диллайн. — И я догадываюсь, почему так вышло.
Голос у Эска тихий, спокойный, невозмутимый. Словно не о возлюбленной говорил, а о посторонней, чужой ему женщине. Словно их связь не длится уже больше семнадцати лет.
Что-то подобное, если честно, Рамман и предполагал. Не мог знать точно, но догадывался той самой диллайнской половиной своей крови. И на этот случай у него имелся особый план: крайний, последний, специальный. Какой же диллайн без трех запасных вариантов?
«Мать меня убьет! Если она останется жива, то убьет. Пристрелит или отравит», — подумал лорд Никэйн за мгновение перед тем, как раскрыл снова рот, чтобы сказать:
— А вы догадались и о том, почему похищен мой младший брат?
Эск положил обратно перо. Серое, в мелких черных пятнышках. Интересно, чье такое?
— Когда это случилось?
— Через несколько дней после того, как исчезла Джона, — нагло соврал любящий сын. — И я тут же заторопился к вам, милорд.
Диллайнский князь задумался.
«У него странная прическа, — подумалось Рамману. — Не стрижка и не коса, а что-то среднее. Оттого он кажется взъерошенным».
— Ребенок — это проблема. Я не понимаю, зачем он понадобился Конри.
— А я понимаю, — заявил Рамман, не скрывая вызова.
Чуть приподнятая бровь Эска выражала сомнение и вопрос. Мол, и откуда такая уверенность?
— Мой младший брат Идгард на самом деле родился не в середине января, а 28 марта. Вы должны знать, что это означает.
Удовольствие, которое получает лопоухий юнец, припечатав ветерана к стене одним ударом кулака, не идет ни в какое сравнение с тем, что чувствовал Рамман, когда увидел, как крошечные точечки зрачков князя диллайн мгновенно заполнили всю радужку.
— Да, да… Он ваш…
И осекся. Потому что Аластар Эск шепотом сказал:
— Помолчи.
В этот момент дверь в кабинет с грохотом распахнулась.
— Янамари! Да как он посмел?! — закричала бледная высокая женщина, тыкая сложенным веером в сторону юного графа. — И теперь ты станешь отрицать?
Она взмахнула руками. Лиловая шаль на ее плечах очень напоминала крылья.
— Лайд. Выйди вон. Немедленно.
Конечно же, Рамману не научиться такому и за триста лет. И за четыреста. Просто потому, что он диллайн лишь наполовину. И очень нескоро его ладонь, впечатанная в столешницу, будет знаком смертельной опасности для всех окружающих.
Казалось, от звонкого шлепка трещина пройдет через весь замок и углубится в природный камень.
— Выйдите вон, миледи. У меня важный разговор.
И она вышла. Поклонилась сначала, очень низко, очень тщательно, а потом исчезла. Рамману бы тоже последовать хорошему примеру послушной графини. Но к нему у Аластара Дагманда Эска были вопросы.
— Присаживайтесь, лорд Никэйн.
Должно быть, обтянутое серо-голубым атласом кресло само подставилось под зад юноши, из опасения впасть в немилость у хозяина кабинета. Ослушников здесь не жаловали.
