— Я вижу, тебе здесь уже немало досталось, — к немалому удивлению Марии, улыбка мага начала ее раздражать. Тем более, что он был прав — каленое железо и палаческие щипцы никого не красят. — Я пришел, чтобы забрать тебя отсюда.
— Но… как?
— Это не важно, милая. Тебе достаточно знать одно — я могу это сделать, и я это сделаю. Но ты также должна понимать, что взамен я тебя кое о чем попрошу…
— О чем же, дон Диего? — внутренне содрогаясь, спросила Мария, уже понимая, о чем пойдет речь.
— Ты должна стать моей ученицей и выбросить из головы всю эту дурь с целительством. Поверь мне, твои таланты позволят тебе далеко пойти… если, конечно, выберешь правильный путь. Для этого тебе всего лишь нужно стать моей… — маг сделал долгую, многозначительно-двусмысленную паузу, — ученицей.
На бесконечно короткий миг она готова была согласиться.
— Простите, дон Диего, но мой ответ — нет! — кто бы знал, как тяжело дались девушке эти слова, как тяжело было собственными руками отнять у себя надежду на спасение от костра… Но перспектива стать ученицей кровожадного садиста пугала несостоявшуюся целительницу куда больше, чем самая мучительная смерть.
— Ты хорошо подумала? — разорвал непродолжительную, нервную тишину голос Диего. Теперь он не был обволакивающе-завораживающим, в нем зазвенели лед и сталь.
— Да, — обреченно кивнула Мария. — Я хорошо подумала. И не изменю своего решения. Лучше на костер! — почти выкрикнула она, подняв горящий взгляд на мага.
По холодному, холеному лицу прокатилась судорога ярости. На какой-то момент Марии показалось, что сейчас ей придется на собственном опыте убедиться в правдивости рассказов о жутких пытках, которые Диего придумывал для своих жертв.
— Что ж, мне очень жаль. Раз ты не хочешь быть благодарной, то и у меня пропало желание проявлять великодушие. Костер так костер — это твой выбор. Прощай, дурочка. Прощай, — он встал, брезгливо стряхнул прилипшую к безукоризненному камзолу соломинку, и вышел.
Она упала обратно на свое убогое ложе и разрыдалась. Страшно было, очень страшно… Говорили, что смерть на костре — далеко не самое страшное, больно всего лишь пару минут, а потом человек умирает, не выдержав муку или задохнувшись в дыму, но кто знает, сколько правды в этих словах?..
— Господи, за что? Что я такого сделала, чем заслужила столь страшную смерть? — тихо шептала девушка сквозь слезы. — Не может быть, чтобы дар исцелять людей был от Сатаны, не может такого быть… Я ведь хотела, как лучше… За что мне это?..
Внезапно рука Марии наткнулась на что-то острое. Она пошарила в соломе — и извлекла на свет Божий осколок черной стали длинной около восьми дюймов и в четверть дюйма шириной. Один край осколка был бритвенно острым, второй очень ровно обломан. На блестящей стали виднелся темно-серебристый узор.
«Одно движение — и никакого костра…» — мелькнула предательская мысль. Но тут же была отброшена, ведь самоубийство — это страшный грех. Мария сидела и смотрела на острый обломок. А что, если?..
«Сбежать».
Эта дерзкая мысль не сразу оформилась в ее голове, но когда оформилась… Сперва девушка пыталась прогнать безумную идею, но вскоре поняла, что это бесполезно. А ведь и в самом деле, перерезать веревку, которой ее привяжут к столбу, когда подожгут солому — раскидать ее ногами, и в суматохе бежать! В ужасе от собственной дерзости, Мария спрятала осколок в рукаве рубашки.
Дальнейшее происходило словно во сне. Пришел исповедник, предложил покаяться в грехах. Мария покаялась. Пришел палач с помощниками. Повели на эшафот.
И тут ее поджидал страшный удар. Девушку не стали привязывать к столбу, вокруг которого уже был сложен вязанки дров и хвороста. Ее приковали.
Она не кричала. Просто молча смотрела, как вокруг ее ног укладывают солому, как престарелый инквизитор читает приговор, как один из помощников протягивает палачу пылающий факел, как тот, подняв факел над головой, медленно опускает его в солому…
Вязанки занялись мгновенно. Огонь лизнул ноги девушки, она вздрогнула, попыталась отодвинуться — тщетно. Через несколько секунд жертва ощутила жар уже всем телом.
«Лишь бы не закричать… — молила она, — лишь бы не закричать…»
Когда жар и боль стали нестерпимыми, Мария, все силы которой уходили на то, чтобы сдержать рвущийся наружу крик муки и ужаса, вдруг поняла, что ее правая рука почему-то выскальзывает из плотного, казалось, объятия кандалов. Через мгновенье ее пальцы сжимали осколок, который она неведомо когда успела вытащить из рукава.
«Не бойся, девочка, это не будет грехом… Это будет правильно… Не бойся…»
Она так и не успела понять, был ли тихий голос в голове галлюцинацией или кто-то свыше действительно ей подсказывал и прощал смертный грех самоубийства. Мария, покрепче сжав правой рукой осколок, изо всех сил вонзила его себе сзади в шею. Лезвие легко вошло в позвоночник, на миг тело девушки скрутила дикая боль, и…
«Вот теперь все будет хорошо…»
Сознание милосердно покинуло измученное тело.
Сектор R-23, планета Земля, Франция, предместье Тулузы. Этьен де Каррадо, граф Нисселет. 27 июля 1623-его года.— Что-то задерживается ваш племянничек, — проговорил Рауль де Крессе, с задумчивым видом разглядывая клинок своей рапиры.
— Пунктуальность никогда не принадлежала к краткому списку его добродетелей, — усмехнулся Этьен. — Ничего, скоро появится. Он так долго добивался того, чтобы я, наконец, вызвал его, что не позволит себе упустить возможность наконец спровадить меня на тот свет.
— Честно говоря, я до сих пор не понимаю, как вы могли поддаться на эту провокацию. Простите, но даже идиоту понятно, что вам с д'Эрренье не справиться.
— Я знаю. Потому и принял вызов, — граф грустно улыбнулся. — Не волнуйтесь, друг. Я же не могу позволить, чтобы мое состояние было пущено на развлечения этого юнца, и потому принял меры.
— Какие же, если не тайна?
— Увы, тайна. Позвольте сделать вам сюрприз, — на сей раз улыбка Этьена получилась насквозь фальшивой. И маркиз де Крессе не мог этого не заметить. Что поделать, де Каррадо всю свою жизнь отличался патологической честностью, и даже к своим шестидесяти годам не научился лгать. — Рауль, честно признаться, я не полностью уверен в том, что мой план сработает. На всякий случай, возьмите это. Распечатайте конверт, если я все же погибну. Это вряд ли случится, но — на все воля Божья.
Он протянул другу толстый конверт.
— Что это?
— Узнаете, если придется.
— И когда вы начали мне лгать, граф? — пробормотал себе под нос Рауль. — Ох, не нравится мне это…
