Они уже почти закончили осматривать экспозицию и остановились перед большой гравюрой, на которой изображены были река, выстроившиеся у пирса рыбачьи лодки и людный причал, а за рекой виднелись лес и дальше — горы в белых снеговых шапках. Впрочем, гравюра висела плохо: Пол видел в стекле отражения людей — двух студентов, сонного дежурного у дверей. А потом вдруг увидел чуть смазанное отражение волка, стоявшего на пороге зала.
Затаив дыхание, он резко обернулся и встретился глазами с Галаданом.
Повелитель волков был в своем истинном обличье, и Пол, услышав, как ахнула Дженнифер, понял, что и она тоже его не забыла — это истинное воплощение силы и изящества в отливавшей серебром темной волчьей шкуре, покрытой шрамами.
Схватив Дженнифер за руку, Пол резко повернулся и пошел, таща ее за собой, переходя из зала в зал и временами поглядывая через плечо: Галадан неотступно следовал за ними, и с его губ не сходила язвительная усмешка. Он не спешил.
Они завернули за угол. Воззвав к Морниру, Пол с трудом приподнял тяжелый засов на двери с надписью «Аварийный выход», успел услышать, как у него за спиной заорал что-то дежурный, но сирена сигнализации не сработала, и они оказались в каком-то коридоре, ведущем к служебному выходу. Снова услышав крик того же дежурного и звук открываемой в коридор двери, Пол поспешил дальше.
Но выхода все не было, и Пол, рывком отворив какую-то дверь, поспешно втащил туда Дженнифер. На пороге она споткнулась, и он едва успел ее подхватить.
— Я не могу бежать, Пол!
Он выругался про себя. Интересно, где здесь этот чертов выход! Дверь, в которую они нырнули, вела в самый большой зал галереи, где размещалась постоянно действующая выставка скульптора Генри Мура.[1]
Эта выставка была гордостью Художественной галереи и славилась среди знатоков всего мира.
Похоже, именно здесь им и предстояло умереть.
Пол помог Дженнифер добраться до противоположного конца зала. Они миновали несколько огромных скульптур — обнаженную Мадонну с младенцем Христом, какую-то абстрактную композицию…
— Подожди здесь, — сказал он Дженнифер, усаживая ее на широкий постамент одной из скульптур. В зале больше никого не было, что для буднего ноябрьского дня было совершенно естественно.
А ведь это неспроста, подумал он. И обернулся. Повелитель волков входил в зал через ту же самую дверь. Во второй раз они с Галаданом сталкивались лицом к лицу в таком месте, где время, казалось, не движется.
Дженнифер что-то прошептала. Он расслышал лишь свое имя и, не сводя глаз с Галадана, прислушался. Джен удивительно спокойным, даже холодным тоном говорила:
— … слишком рано. Пол, ты во что бы то ни стало должен найти сейчас подходящее место. Иначе я прокляну тебя перед смертью!
У него голова закружилась от этих слов. И тут же он увидел, как Галадан поднял длинный изящный палец и поднес его к красному рубцу на виске.
— Вот это, — сказал повелитель андаинов, — я положу на траву у самых корней вашего Древа Жизни, когда лягу там отдохнуть.
— Тебе крупно повезет, — сказал Пол, — если ты вообще останешься в живых и сможешь положить свою башку хоть куда-нибудь — отдохнуть.
— Возможно, — откликнулся Галадан и снова усмехнулся. — Впрочем, тебе тоже не очень-то везло до сих пор. Вам обоим. — В руке у него блеснул нож; Пол не заметил, как Галадан его выхватил. Он хорошо помнил этот клинок. Галадан приблизился к ним еще на несколько шагов. И никто больше — Пол прекрасно понимал это — войти в зал так и не сможет.
И вдруг он понял еще кое-что. Что-то ожило у него внутри, зашевелилось, задвигалось, некая мощная волна поднялась в груди, и он, оставив Дженнифер сидеть на постаменте, один подошел к Галадану почти вплотную и холодно спросил его:
— Ну что, готов ты сразиться с Дважды Рожденным?
И повелитель волков ответил:
— Именно за этим я сюда и явился. Учти: когда ты умрешь, я убью и девушку. Помнишь, кто я? Дети Богов падали передо мной ниц и с готовностью мыли мне ноги. А ты пока еще никто, Пуйл Дважды Рожденный, и ты успеешь дважды умереть, прежде чем я позволю тебе войти в полную силу.
Пол молча покачал головой. В крови у него бушевал настоящий прибой. И он услышал собственный голос, доносившийся как бы издалека:
— Твой отец почтительно склонял передо мною голову, Галадан. Не хочешь ли и ты мне поклониться, СЫН КЕРНАНА? — И Пол, ощутив новый огромный прилив силы, увидел, что его противник смутился.
Но лишь на мгновение. Затем повелитель волков, который вот уже тысячу лет был также и могущественным властелином андаинов, рассмеялся и одним движением руки погрузил зал в кромешную тьму.
— А где ты видел такого сына, который в точности следовал бы дорогой своего отца? — спросил он. — Теперь здесь нет пса, который охранял бы тебя, А Я ОТЛИЧНО УМЕЮ ВИДЕТЬ В ТЕМНОТЕ!
И те невероятные силы, которые Пол ощущал в своей душе, вдруг оставили его.
Зато вместо их шумного прибоя возникло нечто иное, скорее похожее на тихое лесное озеро, и он — совершенно инстинктивно — понял, что в этом-то и заключается самая главная его сила — и в настоящем, и в будущем. И чувствуя себя как бы заключенным внутрь этого великого покоя, он отступил назад, к Дженнифер, и сказал ей:
— Не волнуйся и ни на шаг не отставай от меня.
И она крепко схватила его за руку и встала с ним рядом, а он снова заговорил с повелителем волков, и голос его теперь совершенно переменился.
— Раб Могрима, — сказал он, — я пока еще не могу одолеть тебя, как не могу и как следует разглядеть тебя в темноте. Но мы еще встретимся, и в третий раз ты расплатишься за все сразу — впрочем, ты и сам это знаешь. Но ждать тебя здесь, в темноте, я не стану.
И, едва произнеся эти слова, он почувствовал, что уже перенесся в иное, более спокойное место, к тому лесному озеру, что жило у него в душе и куда он стремился сейчас изо всех сил. Он погрузился в воды этого озера, крепко сжимая руку Дженнифер и увлекая ее за собой — сквозь знакомое им уже ледяное пространство, над перекрестками времен и тем, что отделяло миры Великого Ткача друг от друга, — назад, во Фьонавар.
Ваэ показалось, что в дверь постучали. С тех пор как Шахара послали на север, она часто слышала по ночам какие-то шумы в доме и приучила себя не обращать на них внимания. Главное — ни на что не обращать внимания.
Однако в дверь лавки кто-то забарабанил так, что не обращать на это внимания было просто невозможно. И этот стук был порожден отнюдь не зимним одиночеством или страхом, связанным с ожиданием войны. Стучали по-настоящему и настойчиво, вот только Ваэ вовсе не хотелось знать, кто это стучит.
