— Все оттого, — сказал ему колдун, — что дракон состоит в услужении у самой зимы, которая есть наш первейший враг, ибо с нею мы ведем вечную битву.
— Так почему бы нам не сразиться с драконом? — спросил двенадцатилетний Кулвок.
— Потому, что это сражение проиграет даже величайший шаман. Даже самый могущественный волшебник…
Но Кулвок успел наслушаться достаточно сказаний о героях, которые люди любили вспоминать у огня. И он спросил:
— А почему бы не явиться герою? Такому, который способен победить великого белого медведя, добыть двадцать моржей и оседлать кита?
— Даже герой потерпит неудачу в таком бою. В прежние годы уже находились смельчаки, которым хватало решимости подняться против дракона. Дело в том, что мы всего лишь люди, зима же — враг вечный и непреходящий, чьим слугой и воплощением является дракон. Плоть и кровь не могут противостоять льду. В итоге он все равно нас поглощает. Всякий герой — а в былые времена они рождались во множестве, — выходя на битву с драконом, обрекал себя смерти. Дракону хватало всего одного леденящего дуновения. Всего одного! Мне не доводилось видеть то, что увидел ты, Кулвок. Осмысли же увиденное! Всего одно леденящее дуновение, подумай об этом…
А потом, когда ему уже было почти тринадцать, Кулвок однажды взял саночки и отправился на охоту, и в тот день ему повезло. Он возвращался домой счастливый, бесстрашный и гордый, таща уйму мяса для своей новой родни, и думал о том, чтобы повидать девочку, которая ему нравилась.
Приблизился и увидел, что деревня исчезла.
Ее, в точности как и его родное поселение, сгубило всего одно ледяное дыхание. Замерзли все жители. В том числе и охотники из его прежней деревни, которые в тот раз нашли его и привели сюда.
Прошло еще несколько лет. Наконец он встретил Ненкру и Аплу. К тому времени Кулвок успел превратиться в шамана кривого пути. Он использовал свои способности, чтобы забавлять людей, и тем зарабатывал себе пропитание. Он не утруждал себя ни предсказаниями, ни целительством. Он никому не доверял и никого не любил.
Ибо знал, каково раз за разом терять всех, кому веришь, кого любишь.
Умпа-умп… умп-умпа…
Сердце стучало теперь непосредственно в его мозгу. В его внутренностях. В его собственном сердце.
Пошатываясь, вышел он на открытое место. Здесь стоял тотемный столб, вырезанный из кости. Кулвок рассмотрел знаки: жители этой деревни принадлежали к племени Лута. Его родичи из той, прежней жизни были из народа Тэйнда. Все это больше не имело никакого значения.
Всюду — колотый лед. Кулвок снова споткнулся. Никого из людей-лис поблизости не было видно. Он побежал вперед, ковыляя на неверных ногах и мало что видя из-за сердцебиения, продолжавшего грохотать в голове.
Он натыкался на ледяные стены, на тело замерзшего волка, на трупик мальчика…
А потом… внезапно… Умпа-умпа-умпа…
И вдруг чуждое сердцебиение стихло. Он продолжал слышать его, но так, словно оно раздавалось на расстоянии многих миль. Примерно как в самом начале.
И он знал, что это означало. Вернее, знала его шаманская сущность. Источник сердцебиения был рядом. Совсем близко.
К тому времени Кулвок успел добраться до непотревоженных пластов драконьего льда, по которым еще не прошлись топоры. Где-то позади раздавались выкрики Ненкру и прочих — они вламывались в ледяные башенки, разбирали меха, снимали со стен съестные припасы, сдергивали с замерзших поясные и шейные украшения.
— Золото!.. — долетел восторженный возглас Эрука.
Раньше, когда лето было длиннее, людям хватало сил копать землю и плавить металлы. Теперь они стали большой редкостью.
Исполнившись окончательного отвращения и к мародерству, и к своему в нем участию, Кулвок прислонился к стене одной из жилых башенок. Ему попалась на глаза нога женщины в башмаке из моржовой кожи, торчавшая из толщи драконьего льда.
Он приблизил лицо к поверхности льда и сощурился, напрягая зрение. Каменно-твердый лед так и дышал смертью, но оказался прозрачным.
Женщина, чью ногу он рассмотрел, лежала внутри. Замороженная, конечно. В точности как та старуха с отломанным пальцем. Только эта женщина была молода. И ее живот округлым холмиком высился под одеждой. Она носила дитя, ей вот-вот предстояло рожать.
Умп, тихо отозвалось сердце. Умпа-умпа-умпа…
И Кулвок понял, откуда доносилось биение. Оно шло из чрева замороженной женщины. Убитой одним-единственным леденящим вздохом дракона.
Надо пробиться туда, понял Кулвок.
И принялся, как безумный, колошматить кулаками в перчатках по толстому льду. Как ни странно, лед сперва треснул, а потом и рассыпался.
Биение стихло совсем, оставив после себя непривычную тишину. Произошло это в тот самый миг, когда рухнула ледяная стена. Кулвок ощутил внезапную и необъяснимую надежду на продолжение жизни.
Мы проломили этот лед вместе, подумал он. Мы двое.
Я.
И он.
Когда много лет назад он присоединился к ватаге кимолаки, возглавляемой Ненкру, они как раз потеряли своего шамана. Тот погиб, провалившись в трещину ледника. И вот что странно: стоило Кулвоку присоединиться к этим стервятникам, как он перестал разменивать свой дар по пустякам и его способности к волшебству начали быстро расти. Очень часто ему удавалось делать удачные предсказания, он даже угадывал пути, которые мог избрать Улкиокет. И он исцелял.
Он и теперь собирался исцелить ребенка, извлеченного из замерзшего чрева.
Однако вскоре увидел, что в этом не было нужды.
Пока он сокрушал кулаками последние остатки стены, с телом беременной женщины произошло нечто странное и неудобозримое. Она тоже рассыпалась. Как старинное стекло, за которым не уследили.
Рассыпалась — и попросту исчезла.
Осталось только дитя, лежавшее на белой земле.
Какое-то время Кулвок не мог даже пошевелиться — стоял столбом и смотрел.
Один за другим к нему стали крадучись приближаться другие члены ватаги. И даже побросали добычу, ради которой, собственно, они следовали за ледяным драконом от деревни к деревне.
Чудо, представшее их глазам, превосходило даже черное диво ледяного дыхания.
— Он… он тоже мертвый? — спросил кто-то.
— Нет. Смотри — дышит…
К тому времени Кулвок уже простер руки вперед, исторгая тепло из самых недр своего тела и волшебным коконом окутывая малыша. И он по-прежнему чувствовал биение сердца. Они все чувствовали. Биение было разлито в самом воздухе, а тонкие пластинки льда начали таять и сочиться водой.
Но все это не оказывало воздействия на дитя. Совсем никакого.
