Ознакомительная версия.
Там кто-то подмел и поставил посредине деревянный стол, а рядом лавку поменьше. На лавке обнаружились штаны и рубаха из грубой некрашеной ткани. На столе стоял деревянный поднос с толстыми ломтями хлеба, куском чего-то вроде пареной репы, и кувшин. Вот тут-то оно и накатило. Я внезапно почувствовал, что хочу - очень хочу! - пить, есть и сс… в туалет. Немудрено, пугание ихтиандра обезводило организм, ел я вообще не помню когда, а таз, как назло, кто-то убрал. Ладно, будем решать проблемы в порядке важности. Одевшись, я повернувшись к воинам, приложил руки к развилке и сказал: “пс-с-с”. Меня поняли. О-о, благословенна мужская солидарность! Толчок оказался в конце длинного коридора - просто маленькая квадратная комната с овальной дырой в центре пола. Там же стоял истертый веник, плетеный короб с камнями и пара кувшинов с водой, большой и маленький. Кувшины, кстати, были довольно примечательные, невысокие и широкие, на манер чайника, с коротким носиком и крышкой. На крышке чем-то белым, похоже, известкой, был выведен знак “приблизительно равно”. Я хмыкнул. Сделав свои дела, вернулся в коридор, где поджидал воин. Мы не пошли сразу в комнату, вместо этого он загадочно поманил за собой и провел к противоположному концу коридора, где тот примыкал к более широкому проходу. Указал пальцем на что-то на стене. Я присмотрелся и увидел точно такую же металлическую рамку, что была в окне. Пол, стены, потолок - все точно. Воин ткнул в нее, показал, что переступает через плоскость - и провел большим пальцем себе по горлу. Вполне красноречиво. Я кивнул, и мы вернулись в комнату. Воин небрежно окинул ее взглядом и ушел, опять же не попрощавшись.
Оставшись в одиночестве, я задумался. Похоже, мой статус изменился. Теперь мне можно выходить в коридор, в комнату добавили мебели, еды принесли… Ладно, будем жить. Я уселся за стол и начал метать куски. Стеречься отравы смысла не было ни малейшего. Хлеб оказался очень вкусным, никакого сравнения с магазинскими кирпичами, репа - она репа и есть, вернее, неизвестный мне отварной корнеплод. Ну а в кувшине оказалась просто вода. Что интересно, всякие истеричные мысли о микробах меня больше не беспокоили, видимо, многократная перезагрузка сделала свое дело. К концу трапезы я почувствовал нарастающее жжение в челюстях. Там пекло. Там зудело и свербело, словно орда маленьких гномов с отбойными молотками и кирками Дурина подбиралась к корням зубов и пыталась выкорчевать их пятилеткой в три года.
***
К вечеру выпал первый зуб. Я метался по комнате разъяренным орангутангом, колотил в стены лавкой, обломки стола давно были запихнуты в угол и многократно оплеваны. Ни сидеть, ни спать было невозможно - во рту поселились уже два хирда гномов и сверлили и копали так, что просто элберет твою гилтониэль. Барук вам в гхыр, улундо уванимо! Десны воспалились - не прикоснись, язык вообще с трудом ворочался, плеваться приходилось слюной пополам с кровью.
К утру я превратился в младенца. В смысле, у меня не осталось ни одного зуба, вообще, и я уже не мог даже пошевелиться, в тупом оцепенении лежал на полу и смотрел в никуда. Хотелось плакать, но даже на это сил не было. Вся вода давным-давно была выхлебана, новой не ожидалось - ночные буйства в коридоре привели ко вполне предсказуемому эффекту - пришли давешние мужики и заперли комнату на засов. Снаружи. Вот и приходилось тихо хрипеть на полу, облизывать растрескавшиеся губы и мечтать об океанах прохладной пресной воды…
В чувство не смог привести даже звук отодвигаемого засова. Кто бы там ни был - гхыр с ним, и идет он на гхыр тоже. Скрип двери… и все. Не понял? Минуту спустя, когда ожидание стало совсем уж нетерпимым, все-таки пришлось посмотреть в ту сторону. В дверном проеме стоял, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, подросток лет пятнадцати на вид. Явный принеси-подай, одежда, осанка и выражение глаз прямо-таки кричали об этом. Глаза, кстати, были нехорошие. Любопытные, живые, но… мутные. Такое я раньше уже видел, дома. (Эх, где теперь тот дом?) Такие смотрят на плачущего ребенка и прикидывают, сможет он еще громче заорать, или нет. Паскудные у него были глаза.
- Гх-хх… Чх-х-х… - а говорить-то без зубов и не получается, мало практики, так сказать. Ух, как десны болят! Паренек только отодвинулся с легкой опаской. Попробуем по-другому: тычок пальцем - ты - тычок себе в грудь - мне - губы трубочкой, ладонь ковшиком - фьюить - попить - тычок в кувшин - воды - жест к себе - принеси. Дошло? Дошло! Парень исчезает, и спустя минуту возвращается с пузатым кувшином. Буквально вырываю его из рук и с полминуты, наверное, могу только жадно глыкать. Вода-а-а… Вдруг я краем глаза ловлю взгляд паренька, и что-то в нем заставляет меня насторожиться. Он глядит с этакой гаденькой усмешечкой и нездоровым интересом…
А ну-ка… Помнится, в детстве в школе у нас был такой же хорек. В класс перевелся мальчик-чукча, который язык знал ровно настолько, чтобы не потеряться по дороге домой, а писать умел и того хуже. К слову, математиком он был Отцовым благословением, диффы и интегралы в уме щелкал, как белка орешки. Так вот, однажды Авыныквын - так его звали, все еще шутили, что это единственный в мире аналог сталинского “вылысыпыдысты”, - имел неосторожность обратиться за помощью к тому хорьку. Спросил, как написать “Таня, ты красивая, давай дружить”. Написал согласно совету, и долго смотрел вслед рыдающей Тане, а на щеке горел след ее ладони. Впрочем, в итоге все равно вышло хорошо. Хорька спустили искупаться в дыру, после чего он навсегда заимел кличку “Скунс”, а Таня сразу после школы вышла замуж за Авыныквына, лауреата Имперской премии по математике.
Так вот, этот парниша взглядом походил на хорька один к одному. Где он мог мне… Да ну нафиг! Быстро опустив глаза, обнаруживаю знакомое “приблизительно равно” на крышке. Та-ак… Паренек уже бежит в выходу, хорошо у него задница соображает, но только вот нужен он мне теперь. Очень нужен. Крышка кувшина, тяжелая обожженная глиняная крышка, разлетается на куски точно у него между лопаток. К порогу уродец подъезжает уже носом, остальное тело безвольно расслаблено и только подергивается. Ну что, поговорим? Сажусь на него, беру руку на болевой и неторопливо вывихиваю указательный палец. Что? Ты еще и обмочился? Слушай, а это идея. Вытираю своей замечательной новой тряпкой лужицу, сам сливаю краник в пресловутый кувшин и сую под нос болезному. Не хочешь? А придется… Полтора пальца спустя оно сдается. Так, так, еще немного, до конца… ну вот мы и квиты. Теперь свободен. Свободен, я сказал! А если пнуть посильнее? Так-то лучше.
Немного прибираюсь в комнате, осколки крышки складываю в кувшин и ставлю в угол. Под другую стену ставлю маленькую лавку и сажусь на нее. Заворачиваюсь поплотнее в покрывало. Успел. В коридоре слышен громкий топот. Что-то быстро вы, похоже, в здешних горах совсем даже не спокойно, раз такой уровень алертности. Ну вот, что и требовалось доказать. Четыре здоровых мужика, правда, гораздо попроще, чем вчерашние воины. Типа, внутренняя стража. Хех, даже вбежать в дверь правильно не могут, продавливаются, как… Удар кулачищем в ухо сносит меня с лавки, и дальше остается только лежать в позе заключенного, стараясь уберечь жизненно важные органы. Темнота…
Ознакомительная версия.
