нужным. Аланка верный и преданный друг нашей семьи, она обожает нашего отца и мать, она очень любит меня и… тебя.
Сорокамос тряхнул лохматой головой:
— Она просто прислуга, и с сегодняшнего дня я очень на нее обижен, так что передай ей, пусть стережется меня.
Павлес усмехнулся.
Братья достигли конюшен.
По традиции жених и его брат, либо близкий друг или прочий родственник мужского пола, прибывали к ратуше верхом на лошадях с запада. Невеста в сопровождении сестры,
либо подруги, либо другой родственницы приезжала с востока в карете. Сорокамос вскочил в седло гнедого жеребца и ласково похлопал его по шее, Он любил лошадей, и они любили его. Павлесу же досталась смирная белая кобыла, с лошадьми
принц не ладил. Павлес сделал круг, чтобы привыкнуть к седлу и лошади.
— Трубы возвестят нам, когда начнется церемония, — нервно поглядывая в сторону ратуши и косясь на солнце, сказал Павлес.
— Сорокамос в каких-то мрачных раздумьях сидел на своем жеребце, поигрывая белым костяным шариком.
— Не понимаю, почему жених и невеста перед самой свадьбой так нервны? Зачем? Все же уже решено: она сказала: "Да!", — он счастлив! Зачем же нервничать? — думал вслух
Сорокамос.
— Брат, сейчас я еще жених, но через каких-то полчаса, я стану ее мужем, — мечтательно косясь на солнце, ответил Павлес.
— Статус, — проворчал Сорокамос.
На небе в солнечных лучах стало проявляться серое пятно.
— Начинается, — прошептали братья.
Со стороны ратуши донеслись трубы. Братья тронулись к ратуше и прибыли точно по протоколу. Они спешились, их окружили монахи в темно-вишневых рясах, у каждого в руке был массивный канделябр со свечами.
— Боги скрывают солнце, дабы могло, свершится таинство, — сказал один из них.
Монахи взяли братьев в квадрат, и повели в ратушу. Сорокамосу вручили тяжелый венец.
Вся процессия оказалась в ратуше, жениха приветствовали стоя. Павлес оглядел публику, в ратуше собрался весь двор и многочисленная родня Фелии: лавочники, торговцы,
менялы и крестьяне. В первом ряду он заметил Владыку Микаэлоса, черноволосого мужчину чуть старше самого Павлеса. Павлес посмотрел на мать, ждавшую его возле епископа.
Она простерла к нему руки, подойдя, Павлес взял мать за руки, пожав, их он обернулся ко входу в ратушу.
Возле входа уже останавливалась карета невесты. Из нее вышли Фелия и Занка. Возле входа Фелию взял за руку сам король, он отвел ее к алтарю и вложил ее руку в руку сына.
Ручка Фелии трепетала, а Павлес не мог оторвать взгляда от своей невесты, так она была прекрасна. Она смотрела на жениха глазами синими, глубокими, как ясное небо в летний день, глядящее в воду озера.
— Гхм, гхм, — прочистил горло епископ, о существовании которого, кажется, все забыли.
— Павлес Теорга, Фелия Саммера, — скрипучим голосом проговорил епископ, — этот день ваши, разные до сего момента судьбы, стали единым целым. Вы оба решили соединить ваши судьбы. Но соединяя, их вы соединяетесь с судьбой своей родины. Поклянитесь друг другу в верности, дети мои.
Павлес смотрел в глаза Фелии и начал говорить слова клятвы:
— Если солнце твое застлала гроза, ты по ливню рукой проведи.
— Если счастье твое опустило глаза, ты его развесели, — продолжила звенящим и дрожащим голосом Фелия.
У всех, кто был в ратуше по спине пробежали мурашки.
— Если ночь нападает с мечами на день, ты будь подобна огню.
— Если любовь твоя стоит на краю, за нее жизнь отдай свою.
— За нее жизнь отдай свою.
— За нее жизнь отдай свою, — закончили оба.
За стенами ратуши наступил непроглядный мрак.
Епископ торопливо дал молодоженам кольца.
— Обменяйтесь кольцами и скрепите свой союз поцелуем.
Павлес еле сдерживал дрожь, надевая кольцо на тонкий пальчик Фелии, она, тихо улыбаясь, одела на палец мужа кольцо, сказав:
— Прекрасней счастия на свете нет, чем познать любовь в ответ.
Они взяли друг друга за руки и взмахнули крылами, под сводами ратуши они заключили свой союз.
Тьма потихоньку стала рассеиваться.
Павлес и Фелия взяли в руки по массивной венчальной свече, Сорокамос и Занка подняли над их головами венчальные короны, за ними пошли родители молодых, и остальные
родственники по старшинству. Вся процессия шла за епископом, который крестил круг вокруг алтаря, и скрипучим голосом пропевал слова клятвы. За ним стали петь молодые и
все родственники. Когда процессия завершила третий круг и двинулась к выходу, темное пятно уходило уже в небытие. Павлес и Фелия сели в карету, Сорокамос вскочил на коня. Занка пошла пешком, верховой ездой она не владела, как и Аланка, которая затерялась где-то в толпе.
Для Фелии и Павлеса не существовало мира. Любой мотылек, птичка или дуновение ветерка доказывали им, что все окружающее создано только для их счастья. Отчаяние и
грусть былых дней казались им смешными, ненастоящими, кукольными.
Сорокамос смягчился и, вскочив в седло, даже попытался найти глазами горничную, но не нашел. На душе его было томно и смутно, сладко ныло сердце. Он думал об Аланке,
холодной как сталь, неприступной, строгой, даже занудной, внутри него все дрожало от стыда и нежности при воспоминании о том вечере, который упомянул сегодня Павлес.
Он пришел к ней через окно, инкогнито, после бала, когда она уже ложилась спать. Как она тогда смотрела на него, как оскорблена, была той любовью, которую он предложил ей. Но почему-то она оставила его в своей комнате, уложила спать, гладила по
волосам, а потом сидела и при свече что-то рисовала на листке бумаги до самого утра. Чуть свет она подняла его и выпроводила из комнаты через дверь.
Отчего-то Аланка сегодня волновалась даже больше самой невесты, ей богу как будто сама выходила замуж. Все ее тревожило: и странные разговоры хозяина, и поведение
корн-принца, и эта странная история со шляпкой невесты.
Педантичная Аланка проверяла всякую мелочь, в шляпке Фелии она нашла несколько листьев ядовитого вороника. Если бы Фелия надела шляпку, а после вышла бы без нее на
солнечный свет, то ее волосы и кожу мгновенно бы съела язва. Аланка вытащила листья голыми руками, и только потом сообразила, что, избавив невесту от беды, сама
рискует остаться без рук, в прямом смысле слова. Пришлось взять перчатки. Хвала богами мать Фелии знала рецепт ночного снадобья против яда вороника.
Но Аланку беспокоило не это, она догадывалась, кто мог сделать такую гадость. Только Занка занималась шляпками, и как она бесилась всю неделю перед свадьбой. "Не к
