— Тут лиг двадцать, не больше. Если сейчас отправим гонца, завтра к вечеру будет. Максимум ночью, — ответил за короля граф Пренор, что стоял рядом с нами.
Нападение гонгорцев мы ожидали через три-четыре дня, не раньше. Так что время у нас было.
— Пусть распорядятся привезти все земляное масло и бензин, что есть в городе, — сказал я. — Прямо за рядом рогаток мы можем выкопать небольшой ров и в случае прорыва поджечь его.
— Ничего не выйдет, — покачал головой Пренор, — земляное масло плохо горит на воде, пусть и горит. Наши предки, господин Тинт, были не дураки, уже пробовали.
— Они не пробовали поджигать его в смеси с моим бензином, — ответил я вельможе. — Поверьте, граф, эта гадость горит даже на воде. Как вы думаете был сожжен порт Шавана?
Глаза главнокомандующего выпучились, а Кай только фыркнул:
— Так и знал, что твоих рук дело. Ирдис?
— Ну а кто еще, — пожал я плечами, — я же кое-что смыслю в армейском снабжении.
Король на эту реплику ничего не ответил, только покачал головой, но гонца кликнул. Завтра вечером у нас будет все земляное масло и бензин, что есть в городе, так что мы сможем устроить гонгорцам горячий прием. Так как Миллер был торговым хабом королевства, я был железно уверен в том, что на складах лежит не менее сотни бочек, по полторы сотни литров каждая. Пятнадцать тонн топлива, разведенные в правильной пропорции с сырой нефтью или обычным маслом, превратится в тонн двадцать пять кустарного напалма, которые будут гореть минимум полчаса по всему фронту сражения.
— Стоит ли оно того… — засомневался Пренор. — Лучше бы эти телеги подвезли еще стрел и других припасов.
— Стоит, граф, стоит. Видите воду в ямах? Наша смесь будет висеть на ее поверхности пленкой. Любой, кто наступит в этот ров, обмакнет ногу в эту горящую смесь, а сбить такое пламя можно только песком. Ну или дождаться, пока прогорит, — ответил я. — Если начнется прорыв пехоты, это выиграет нам немного времени и сломает противнику строй. А это даст время лучникам и арбалетчикам для лишних залпов.
Пренор, как и король, принял такое мое объяснение. Идея была здравая.
Почти четверть клерийской пехоты была вооружена не только копьями и боевыми топорами, но еще и длинными луками.
Впервые, когда я столкнулся с тем, что в армии столько лучников, я был крайне удивлен. Скорее, даже, поражен. В моем представлении стрельба из лука — это искусство, осваивать которое нужно чуть ли не с детства. И когда речь идет об охоте, так оно и есть. А вот на поле сражения точность не имела никакого значения. Задача военного лучника — по команде своего сотника делать залп вместе с другими бойцами по навесной траектории. О какой точности может идти речь? Тут в дело вступала банальная статистика. Даже если пять из сотни стрел находили свою цель — это пять убитых солдат. Против легкой конницы гонгорцев такая тактика была еще эффективнее, так как лошади степняков не были прикрыты броней или кольчугой, как в случае тяжелой конницы Клерии. А попасть стрелой в мишень, размером с лошадь, намного проще, чем найти щель между щитом и кольчугой.
Другое дело — арбалетчики. Этих ребят было в войске чуть ли не меньше, чем тяжелой конницы, но и задача была у них специфическая. Каждый был вооружен тяжелым арбалетом с солидным размахом стальных плеч. Также у каждого бойца был ростовой щит, который они упирали в землю и использовали одновременно и как укрытие от лучников противника, и как упор для стрельбы из своей механической вундервафли. Именно арбалетчики будут стоять на первой линии, прямо за козлами, и встречать первую волну атакующих, после отходя под прикрытие бойцов с длинными пиками и двуручными мечами, на вторую линию.
Работали арбалетчики Клерии парами — стрелок и щитоносец. После того, как арбалетчик отстрелялся и уходил на перезарядку, которая выполнялась строго стоя, так как для взведения тетивы требовался упор ногой, щитоносец поднимал на упорный щит еще один — ручной, защищая своего товарища от ответного огня. После перезарядки щит снимался, производился еще один выстрел, после чего все повторялось заново.
Была в Клерии и культура «улиточной» стрельбы. В случае прорыва и отхода арбалетчиков за строй копьеносцев, они выстраивались в две линии для стрельбы прямой наводкой из-за плеча товарищей. После совершения выстрела арбалетчик отходил на третий-четвертый ряд, а его место занимал новый боец, с уже взведенным оружием. Опытные солдаты говорили, что таким образом можно было совершать до трех-четырех залпов в минуту — огромная для арбалета скорострельность.
И если при стрельбе с холма, то есть в основном строю, у арбалетчиков проблем не возникнет, то вот на линии фортификации для них придется готовить отдельные площадки. Так как механизм тяжелого военного арбалета требовал упора в скобу, то и под ногой должно быть ровно и относительно сухо. Так что после установки рогатин и организации рва для нашего напалма солдат ждал еще один увлекательный квест: натаскать на заранее отмеченные между рогатинами огневые точки достаточно крупных камней и прикопать их в землю, чтобы стрелки могли нормально перезаряжать свое оружие.
Так как заняться мне было определенно нечем — в инженерном военном деле местные понимали поболей моего — то я не придумал ничего лучше, чем поупражняться с двуручным мечом. У одного из наемников был взят в аренду его длинный клинок, который по весу и габаритам очень походил на секач Пала, с которым я и стал упражняться на одной из площадок, разбитых в лагере. Сначала мои тренировки даже собирали зрителей, но служивым вид полуголого нарха, размахивающего огромным куском железа быстро наскучил.
Я быстро оценил разницу между человеческим и божественным оружием. Такое чувство, что Пал орудовал своим мечом и вовсе одной рукой, но для человека это была невозможная задача. И уже на первом же этапе тренировок я понял, насколько удобнее было сражаться на мече с малой гардой, что была продолжением клинка, и специальной площадкой для глубокого хвата, которая размещалась сразу перед главной гардой и рукоятью меча. С таким улучшением меч получал дополнительную подвижность, а боец — вариативность хвата. В некоторых случаях двуручником можно было и вовсе колоть, почти как копьем, благо длина клинка позволяла вытворять подобные финты. Так что уже в первый же вечер мы с Лу занялись улучшением Меча Крови — банально повязав тряпки на бритвенно-острое лезвие перед рукоятью.
— Лучше? — спросила богиня.
Я перехватил Меч Крови так, как держал клинок наемника — одна рука на рукояти, а вторая, верхним хватом, на обмотанной тряпками площадке — и сделал пару выпадов.
— Да, намного. Удивительно, насколько этот меч не приспособлен для использования по назначению. Причем малая же гарда на нем есть!
— Это оружие бога, а не человека, не забывай, — сказала Лу, наблюдая за тем, как я кручу клинок в руках.
— Можно было бы хоть немного подумать о том, как им пользоваться, — язвительно ответил я, загоняя Меч Крови в ножны.
Для этого оружия еще придет время.
В обозначенный Пренором срок прибыли телеги с бензином и земляным маслом. Под моим чутким руководством была найдена оптимальная пропорция смеси, после чего бочки с ней выставили по всей длине заграждения — у края рва. Я помнил, что бензин — весьма летуч. Так что перевозили его в просмоленных, почти герметичных бочках, а сам напалм мы выльем в наш мини-ров только перед наступлением противника. Так что пока они будут стоять и дожидаться своего часа.
Уровень нервозности в лагере нарастал. Разведчики принесли вести, что войска противника пришли в движение и сейчас гонгорцы были в одном дневном переходе от наших позиций. Так что битва начнется на утро следующего дня.
Оставшееся время король собирал командиров, раз за разом прогонял план боя, где и в каких моментах должны находиться те или иные соединения. Конницу было решено поставить в резерв на флангах, разделив всадников на два стальных кулака: именно там ожидалось наибольшее давление всадников противника, да и раздвинуть телеги, чтобы дать ход кавалерии, было намного проще, нежели гнать тяжелых лошадей сначала в холм, а потом — на собственные укрепления.
