Смятая постель, ласковое мерцание светильников, запах дорогих благовоний и нежное касание теплого ветра из приоткрытого окна будили смутные воспоминания о прочитанных когда-то историях о королях и их фаворитках, будуарах знатных дам и запретной страсти трубадуров. Романтика! Настя томно потянулась всем телом, искоса наблюдая за лениво разлегшимся рядом мужем. Надо же, она — и замужем! Это событие, нежданно и негаданно ворвавшееся в ее жизнь, не переставало удивлять до сих пор. И ведь она влюблена в мужа! Не увлечена, а именно влюблена. И как же приятно находиться рядом с любимым человеком: вдыхать его запах, ощущать тепло, ловить теплоту его глаз и слушать ставший таким близким и родным голос… Лакриста отвлеклась от набежавших волной чувств и прислушалась к словам заговорившего супруга.
— Знаешь, дорогая, я решил выписать из родового поместья компаньонку для тебя. — Голос мужа звучал мягко, обволакивая, словно густая патока. — Лакриста, ты меня слушаешь?
— Что, все настолько серьезно? — прижавшись к мужу, поинтересовалась Настя, влажно поблескивая в темноте глазами.
— То есть? — не понял Вензор.
Настя привстала на локте и повернулась к супругу:
— Знаешь, я пусть и не знаток вашего мира, но думать все-таки умею, После перелета сюда ты только и делаешь, что пропадаешь в посольстве. Ти'ренг не отступает от тебя ни на шаг. Наш новый дом превратился в крепость, здесь полно мужчин, на которых ливреи слуг смотрятся как платье фрейлины короля на дворцовом кухаре…
— Тсс, — зашептал Бензор и легонько коснулся губами кончика носа Насти. — Знаешь, вот это вот сползшее с плеча одеяло придает некоторым твоим неоспоримым достоинствам новые приятные оттенки… — и, не дав гневно сощурившей глаза супруге произнести ни слова, продолжил: — Все, все! Не злись. Все не так уж и страшно, как ты себе вообразила. Ведь сама же знаешь, что знатной замужней даме неприлично являться в свет без спутника или спутницы, если ты, конечно, не хочешь чтобы о тебе судачили местные сплетники во всех известных салонах. Потому никого не удивит, если всюду тебя будет сопровождать молодая компаньонка. Ну или хотя бы там, где с тобой не смогу бывать я. И кому какое дело, если эта молодая девушка будет еще и охранять свою госпожу от различных опасностей.
И непреклонность, иногда проскальзывающая в голосе Вензора, теперь лилась полноводной рекой. Муж не интересовался мнением супруги, а сообщал о своем решении. И странное чувство кольнуло сердце Насти. Кольнуло и тут же пропало!..
Тот разговор состоялся восемь дней назад, и теперь Лакриста внимательно рассматривала стоящую перед ней девушку и едва ли не впервые после замужества ощущала непонятную неуверенность. Чернявая, с широко смотрящими на мир глазами деревенской простушки, девчонка была подобна взъерошенному зверьку, доверчиво льнущему к руке хозяина. Ее дешевое платье притягивало взгляд своей безвкусной невзрачностью, а руки нервно мяли край подола, вот только глаза… Под дымкой робости и испуга весело плясали бесенята яростного огня темперамента и страсти. И еще: Лакриста смутно ощущала отголоски той злой силы, что всегда источают угрюмые воины и высокомерные маги. Настя всеми фибрами души чувствовала притягательный, возбуждающий и манящий запах опасности.
— Как тебя зовут? — ласково улыбнувшись, поинтересовалась Настя, лишь чудом удержавшись, чтобы не добавить слово «дорогая» — избитый штамп завзятых романистов.
— Селента, грасс Лакриста, — сделала неуклюжий реверанс будущая компаньонка и, предвосхищая следующий вопрос, скороговоркой добавила: — Мой отец — безземельный дворянин и вассал рода Регнар. Я с гордостью буду служить госпоже и выполнять все ее указания.
— Лин Селента, не стоит говорить всякие глупости про господ и слуг. Мне просто не хватает дружеской поддержки, и я буду несказанно рада, если мы станем подругами! — Настя старалась передать в своей улыбке все доступное ей дружелюбие и открытость.
— Я сочту это за честь, грасс Лакриста… — хлопая ресницами прощебетала Селента, и ее щечки посетил румянец смущения.
— Лакриста, просто Лакриста. Какой может быть официоз между подругами? — словно бы искренне недоумевая, воскликнула грасс Регнар и, приобняв девушку за плечи, потащила ее по коридору в глубь дома, туда, где располагался необъятных размеров гардероб. А в голове хозяйки дома настойчиво крутилась такая земная мысль о первом раунде.
«Ну что же, милочка, — тут Лакриста мысленно усмехнулась, — посмотрим, насколько ты сильна в своем маскараде и долго ли продержишься под маской ангелочка? Насколько далеко простирается твоя верность моему мужу и его роду? И не перепадет ли что от этой верности лично мне!»
Последняя ее мысль звучала не вопросом, а обещанием. Все же учили в Университете Культур на совесть, и наставники прививали всем своим ученикам и ученицам без исключения одну страсть, которая становилась их проклятием и спасением, их жизнью, их целью и путем ее достижения — страсть к интригам, к вечной закулисной борьбе и слепой жажде обладания чужими тайнами. Пусть для Насти это будет игра, игра для одного игрока и многих фигур, и пусть победитель получит лишь личную преданность телохранителя, но ведь и играет-то она не против мужа? А хищная игрушка понадобится и ей самой.
Сама того не замечая, Лакриста сделала первый шаг к тому, чтобы перестать быть Настей и стать полноправной обитательницей огромного океана большой политики с его айсбергами, подводными течениями и внезапными штормами, где нет людей, но есть цели и средства. Шаг пока короткий, но многое решающий.
Под немногочисленными лучами Тасса, пробивающимися через узкое чердачное оконце, происходящее в комнате казалось бредом взбесившегося сюрреалиста, чье воспаленное воображение, подстегнутое наперстянкой, породило картину, искажающую само представление об обыденной реальности. Сгрудившаяся по углам мебель, которую беспокойный жилец убрал с, казалось, навеки облюбованных мест, измалеванные непонятными знаками стены, хаотичное мельтешение разноцветных линий на полу и едкая вонь алхимических реактивов, клубы раскрашенного цветными кляксами дыма и шипящие искры невидимого пламени сплелись в единый клубок вокруг застывшего в центре комнаты обнаженного по пояс человека. Капли пота скатывались по его спине и тут же высыхали, оставляя после себя белые полоски соли, с посиневших губ срывались каркающие слова заклинания, а руки плясали в безумном танце теней, какой иногда порождает в глухом уголке городского парка раскачивающийся одинокий фонарь. Довершал картину предмет, чье присутствие среди этой вакханалии человеческого безумия выглядело совершенно неуместным. Прямо между коленями мага стоял цветок в обычном глиняном горшке с полустертой надписью на старом гномьем.
