— Тогда придётся придумать что‑нибудь другое… — Девеан отпустил мою ногу и вздохнул. — Вот зачем ты меня пихнул? Такие мысли были! Лежал, вот и лежи, а то ещё упадёшь. Сейчас немного побудем так, а потом тренироваться — сколько я тебя не гоняю, никак не можешь хоть немного мясом обрасти. Ничего, вот отрежу твою дурацкую косу, хоть на человека станешь похож.
Надо признать, что Девеан за это время помог мне создать замечательную маску подростка. Он научил подделывать улыбку, смех, выражение лица. Всё это было тщательно отрепетированной ролью, с продуманными до мелочей действиями и фразами. Балансируя на грани, я прекрасно осознавал всю опасность своего положения. И мои губы сами расползались в довольной ухмылке, которую я так долго пытался скопировать, сидя перед зеркалом. Искуснейшая работа. Моя маска не знала изъянов за исключением одного — глаз. Я прекрасно знал, что не нужно обладать тонким нюхом, чтобы уловить фальшь, но пока никто не мог сложить все кусочки мозаики в цельный рисунок.
— Не отрежешь — поймать не сможешь, — Бездна одобрительно кивнула головой, пока всё шло именно так, как и было должно.
Девеан улыбнулся. Моя персональная нянька, учитель и надсмотрщик. Друг? Нет. Нельзя мне больше друзей находить, привыкать к чьему‑то присутствию, поддержке. Для Девеана я кто? — всего лишь новая игрушка госпожи Алевтины, которую ему поручили опекать и обучить всему, что и должна знать хорошая вещь, принадлежащая творцу. Что Девеан и делает, передавая свой опыт. Рассказывает про вкусы и предпочтения Пресветлой матери, про жизнь, которая идёт там, за гранью, про законы множественной веселенной. Кажется, за несколько веков все это не выучить и не понять, но память сохраняла всю информацию по принципу: "может пригодиться".
А пока меня ожидала месть.
Тот я, каким меня заставили стать ещё до заключения в тюрьму, сделал бы именно так. Нужна цель, ясная и простая, чтобы маяком вывести меня из этой серости, когда дальнейшее существование может потерять всякий смысл. И одному с этим мне не справиться, а Девеан говорит — нужен толчок, сильное потрясение.
Бездна кивнула, проникая внутрь памяти и отыскивая нужное ей воспоминание, изменяя его, подстраивая. Осторожно поднявшись, сел на парапет, плотно прижав руки к горячему покрытию. Так, может быть, удержусь, не упаду. Кольнуло болью в области сердца. Сейчас!
Потрясение.
Боль.
Память.
…Она стояла на автобусной остановке. Живая и улыбающаяся. В легком платье со смешными красными цветами и вышивкой. Рыжие волосы были в аккуратный хвост и взгляд… другой, не тот, который я успел запомнить. Я видел каждую черточку её лица, родинку около носа, изгиб бровей, пятнышки веснушек. Словно почувствовав мой взгляд, она обернулась. Миг и лицо искривила гримаса торжества, морок рассеялся. Эрик? Пыльная газель всего на секунду закрыла его от меня, а спустя секунду на остановке никого не было.
Пока Девеан не заметил изменений, я, вдохнув как можно больше воздуха, нырнул вслед за Бездной. Туда, в пустоту… через боль, через память забрать как можно больше, сосредоточившись на воспоминании. Держаться, не забывать. Холодно… Ещё чуть — чуть. Сложно. Главное не отпускать это видение. Только оно. Совсем немного. И наполнив каждую клеточку тела льдом пустоты, я сделал последний рывок, выпуская Ничто в мир. Больно…
Бездна расхохоталась.
Все закончилось. Подкравшаяся ночь, одним резким движением накинула на небосвод черную траурную вуаль. И исчезли звёзды. Ветер ледяным порывом заставил поджать ноги и обхватить руками плечи в защитном жесте. Сколько это будет длиться? Но вопрос уже смывал напор памяти. А пустота медленно растекалась по воздуху.
Холодно… Но нужно доиграть эту партию до конца, не вызвать подозрений.
— Нет! — перекувырнувшись, я упал на ледяную крышу, которая словно боялась теперь делиться со мной теплом. Надзиратель вскочил на ноги, бросившись ко мне: он что‑то кричал, просил, тормошил меня.
…Цепляюсь за крошечный выступ на отвесной скале последних крох разума, но Бездна приближается. Я вижу её улыбку, кажется, она довольна мной. Из носа вытекает тонкая кровь, но я не могу её стереть. Ещё один рывок. Боль туманит рассудок, мысли становятся обрывочными и резкими. Рот наполняется металлическим привкусом. Плохо, это очень плохо. Знаю… знание пробирается в голову ядовитой змеёй. Последняя пара рывков, и тело выгибается дугой. Меня рвёт темной кровью. Пустота останавливается, ожидая последнего приказа, подтверждения, что можно начинать.
— Что здесь происходит? — чужой писклявый голос становится ниточкой из реальности, за которую я хватаюсь из последних сил. Мужчина, работник — спецодежда, ящик с инструментами, на лице удивление. Нет, не ухватиться… Бездна кивает, пора. Снова погружаясь в себя, пробуждаю то, что бережно хранил в своей крови — ещё одно напоминание о прошлой жизни. И чужая сила медленно просачивается в меня вместе со странными видениями.
И я больше не сдерживаю пустоту…
Все получилось.
Я не видел, как перекосилось лицо Девеана. Как он, выставив вперёд ладони, обратил работника в горстку пепла. Не видел, как надзиратель в последнем рывке прикрыл меня собой. Не видел ничего. Только ласковая Бездна и пустота.
А потом мир разлетелся на осколки.
Весь смысл игры — не в выборе ферзя.
На дисбаланс меж черным и меж белым
Поставить жизнь, как правило, нельзя.
Свою нельзя.
Твою — поставят смело!
Андрей Белянин
Не знаю, кем я стал, чем был. Всё моё существо наполняла лёгкость и эйфория. С отстраненностью я наблюдал за суетой людей, которые ещё не поняли, что их мир рушится, бежать больше некуда и незачем молиться. Они казались глупыми, пытаясь спастись. Скоро мне надоело смотреть на них. Осталось ощущение свободы. Не было обязательств, дел, даже время услужливо отошло на другой план.
Я носился ветром над городом, заглядывая в окна разрушенных домов. Купался в солнечных лучах умирающего светила и забавлялся с другими ветрами. Смеялся, наблюдая, за агонией реальности. Играл мелодию в листве деревьев парка, которую медленно пожирало пламя. Словно все проблемы разом стали мелочными и ненужными. И не было преград между мирами.
Ни предательства, ни боли. Только непонятная горечь и грусть. Переместившись на вторую, прошлую Землю, я навестил могилы своих друзей, принеся в своей круговерти лепестки полевых цветов. А затем пролился дождем. И не казалось страшным или отвратительным то, что у меня не было души. Ведь у ветров её не может быть. Всё казалось простым: никаких заумных истин, только свобода с привкусом неба.
