Ознакомительная версия.
Вскочивший на ноги Ганц проводил глазами последнюю кошку, промчавшуюся мимо него, плотно прижав уши к голове и вытянув хвост, смотрел, пока она не скрылась в ночи. Потом поднял голову к небу — там в дикой сутолоке бестолково кружились сотни птиц. Возможно, они тоже галдели, но на земле стоял такой шум, что их полет казался безмолвным и от этого еще более пугающим. Ганц обернулся к магистру и, ткнув пальцем куда-то в пространство, спросил обеспокоенно:
— Что это?
Джузеппе, скорчившийся на лавке, ответил невнятным стоном.
— Эй, вы что, опять? Все сначала? Теперь стон магистра был утвердительным. Убийца негромко выругался и потряс его за плечо:
— Ты как? Продержишься, пока я сбегаю, посмотрю, что с Аррой?
— Уг-гу…
Ганц быстренько снял магистра с лавки и положил на землю:
— А то еще свалишься без меня.
После этого он, бесцеремонно растолкав столпившихся на крылечке поселян, обсуждающих странное явление (ни женщины, ни дети здесь не присутствовали, поэтому не было и криков с воплями, а был только солидный мужской обмен мнениями), бегом пересек опустевшую залу и поднялся по лестнице. Поскольку ему приходилось раньше бывать на постоялом дворе папаши Доршана, он знал расположение комнат и примерно мог определить, куда хозяин поселил столь уважаемую гостью.
Пробежав в самый конец темного коридора — лампы зажечь, естественно, никто не позаботился, все были на улице, — Ганц грохнул кулаком в запертую дверь:
— Арра!
Никакого ответа, мертвая тишина — ни стона, ни вздоха.
— Что за дурацкая манера — запираться, — пожаловался неизвестно кому Ганц.
Он сделал шаг назад и уперся в противоположную стенку узкого коридора. Со свистом втянул в себя воздух, прыгнул вперед и с размаху всем телом обрушился на деревянную преграду. Дубовая дверь выдержала удар, но петли хрустнули, и Ганц ввалился в комнату. Арра, полностью одетая, только без сапог, лежала на полу у окна, свернувшись клубочком. Он снова ругнулся, поднял ее на руки и уже не бегом, но по-прежнему торопливо понес к выходу.
На улице Ганц положил девушку рядом с Джузеппе, выпрямился и отстегнул висевшую на поясе фляжку. Сначала он дал отхлебнуть костоломки магистру. Тот сделал несколько жадных глотков, потом отвел дрожащей рукой руку Ганца с фляжкой, сел неуверенно, ощупал себя. Сказал немного удивленно:
— А такое было ощущение…
Ганц тем временим осторожно поил Арру. Она после первых двух глотков поперхнулась, закашлялась и откинулась назад.
— Что-то в этот раз покруче жахнуло. — Голос ее был тонким и слабым.
— Так совсем рядом же, — объяснил Джузеппе. — Хорошо, что у нас опыт есть, организм, можно сказать, прививку получил… А если бы в первый раз под такой же удар попали, то просто размазало бы… Ганц, дай еще хлебнуть.
— Как это я не сообразил Кошачьей Улыбки впрок нарвать, — с досадой сказал Ганц, передавая фляжку магистру. — Она, конечно, только с корня хороша, сорванная быстро силу теряет, и все равно лучше, чем ничего… Ты как, птичка, оклемалась? — Он не поленился, присел, чтобы пощекотать босую пятку Арры. Девушка только слабо дрыгнула ногой. — Значит, еще нет.
Сделав такой вывод, Ганц снова поднялся и начал озираться по сторонам. Птицы наконец приняли решение и плотной стаей тоже направились на запад. А деревня понемногу успокаивалась. Уже не было заполошных воплей, народ, поскольку ничего интересного и необычного на улице так и не увидел, начал расходиться по домам. И собаки постепенно умолкли. Только одна, самая упрямая или самая напуганная, продолжала выть, сбиваясь на жалобное поскуливание, где-то совсем рядом — если не в соседнем дворе, то в следующем. Впрочем, вскоре послышалась ругань, звучный шлепок: «пош-шла!», громкий визг, и собака промчалась по дороге. На запад.
— Господа маги, — сказал Ганц (как всегда, когда он волновался, свист в его дыхании стал заметнее), — я, конечно, все понимаю, и не до этого вам сейчас, но вы бы подняли головы, разобрались, что это там творится, на востоке? Потому как вся живность, у которой хоть капля мозгов есть, сейчас рвет когти на запад!
Джузеппе и без его просьбы уже смотрел в указанном направлении. Лицо его побледнело, рот приоткрылся, борода перекосилась окончательно:
— Ух ты!
— Что там? — слабо заинтересовалась Арра, попыталась встать, да так и замерла на четвереньках. — Ух ты!
— Что значит «ух ты», — совсем разнервничался Ганц. — Неужели по-человечески сказать нельзя?
— Это что, окно такое? — спросила девушка, не обращая на него внимания.
— Я бы сказал, что больше похоже на открытую дверь, — деревянным голосом ответил Джузеппе. — И если ты видишь то же, что и я, то сейчас через нее проходит большая собака.
— Что за собака, откуда? — Ганц вертел головой, спрашивая обоих сразу. — И что значит большая? Да говорите вы толком, какая собака?
— Лохматая, — ответила Арра и снова распласталась на земле.
— Размером со слона, — невыразительно сказал магистр, опускаясь рядом с ней. — Ой, мамочка.
Портал раскрылся точно в полуметре над землей, оптимальное расстояние, как по учебнику. Впрочем, такие большие открывать проще, размеры самого портала гасят погрешности в расчетах. Тут главное, нижний край под землю не закопать, за такую ошибку и понижение в должности схлопотать можно. Очень уж начальство не любит по колено в грязи оказываться, а нижний край портала при взаимодействии с верхним слоем почвы вызывает реакцию… одним словом, в этот раз портал был открыт просто идеально, в полуметре над землей.
Из мерцающего голубоватым светом прямоугольника выпрыгнул бес, принял спускающийся на него сверху деревянный трап с небольшой площадкой наверху, укрепил нижний конец на земле, покачал, проверяя устойчивость, суетливо пробежался вверх-вниз. В проеме портала показался другой бес, держа под мышкой свернутую в рулон алую ковровую дорожку. Махнул лапкой нижнему, крикнул: «Принимай», — и дорожка, разворачиваясь, полетела вниз. Первый бес снова засуетился, расправляя ковровое покрытие там, где оно сморщилось или перекосилось. Убедившись, что все в порядке, замер на секунду на верхней площадке, оглядел окрестности, приложив лапку козырьком ко лбу (как раз между глазками-пуговками и маленькими рожками), и нырнул обратно в портал.
Почти сразу же на его месте возник огромный лохматый пес. Причем он был не просто лохматый, он был по-настоящему ЛОХМАТЫЙ! Густая черная с заметной проседью шерсть, блестящая и тщательно расчесанная, мягкими волнами спускалась к земле. Желтые бусины глаз слегка поблескивали сквозь длинную, до самого носа, челку (на самом деле каждый глаз этой твари был величиной с кулак взрослого мужчины, но по сравнению с общими размерами песика они казались именно блестящими бусинами). Одним словом, если говорить о впечатлении, производимом этим зверем, то… вот если бы слон был похож на собаку и весь покрыт шерстью… нет, все равно он выглядел бы вполне безобидно рядом с существом, стоящим сейчас на алой дорожке.
Ознакомительная версия.
