— Дяденьки! Кто-нибудь! Идите сюда! Там есть кто-то!
Мальчишка стоял под самой большой елью и тыкал пальцем куда-то в ее крону. Когда мужчины подбежали к нему и взглянули наверх, они увидели, как среди ветвей на высоте примерно в три человеческих роста и в самом деле что-то белеет. Потом их глаза привыкли к полумраку елового полога, и оказалось, что это что-то — босая человеческая ступня. Рядом с ней была еще одна, а потом Андрет смог различить и все тело. Человек неподвижно сидел на толстом суку и, кажется, был прочно привязан к стволу.
Рехт тут же сбегал к своей лодке за веревкой, повесил моток на плечо, ухватился за нижний сук, подтянулся и принялся взбираться вверх по стволу. Андрет видел, что это не составляет для него ни малейшего труда. Рехт уже почти добрался до ног сидящего человека, и тут всем снова пришлось вздрогнуть: привязанный внезапно ожил и с нечленораздельным воплем попытался пнуть Рехта пяткой в лоб. Тот уклонился, спрятался за ствол ели и попытался заговорить с найденным, но по-видимому ничего не добился. Тогда он, все еще скрываясь за стволом от рассвирепевшего любителя лазать по деревьям, поднялся повыше и без всяких церемоний стукнул парня носком сапога в висок. Тело вновь поникло, и Рехт без труда подобрался к нему, обвязал веревкой за пояс, кинул конец вниз — Андрету и Хирду, потом разрезал ту веревку, которой парень был привязан к дереву, и столкнул его с сука.
Андрет и рыбак осторожно опустили найденыша на землю. Это и в самом деле был Ней. Он очень исхудал, лицо было землисто-серого цвета, волосы свалялись, изо рта отвратительно пахло, и Андрет подумал, что тот провел привязанным к дереву и пищи и воды по меньшей мере пару дней. Рехт крикнул Сурви, чтобы тот зачерпнул воды почище, но тот так и не сдвинулся с места.
А на берегу начиналось столпотворение — не меньше полудюжины лодок спешно вытаскивали на песок. Приплыли Элара и, к огромному облегчению Андрета, Ксанта. Женщины мгновенно оттеснили мужчин в сторону и, не тратя. времени на удивление и догадки, занялись делом. Элара, смочив платок в воде, принялась протирать Нею лицо, а Ксанта, пристроив его голову у себя на коленях, провела пальцем по его губам, сняла с пояса фляжку и налив немного воды себе на ладонь стала по капле вливать ее Нею в рот. Вскоре он закашлялся и открыл глаза. Взгляд был мутным, блуждающим, Ней не узнавал никого, даже мать, и, едва придя в себя, стал с мычанием отбиваться, да так ожесточенно, что будь он хоть чуточку посильнее, его пришлось бы связать. А так Нея просто поплотнее завернули в одеяло, и он притих, совсем как грудной младенец. Мужчины сообща перенесли его в одну из лодок, Элара и Ксанта сели к нему.
Тем временем Андрет понял, что несмотря на триумфальный успех экспедиции кое-что так и осталось не проясненным. Он вернулся к яме, где были сложены припасы Нея, снова поднял хлеб, поднес его к самому носу и принюхался. Сначала ему казалось, что хлеб просто тронула плесень, но ничего подобного — он лишь немного засох, зачерствел, но не успел заплесневеть. И тут Андрет узнал запах. И, хотя его изумлению не было предела, он сразу понял, как надлежит поступить.
Разломив хлеб, он сказал, нарочито повысив голос так, чтобы слышали все:
— Вот здорово! А я как раз по глупости с собой ничего не взял, проголодался как зверь, думал до дому не дотяну. Кого-нибудь угостить?
И, не дожидаясь ответа, отломил здоровый ломоть и принялся жевать. Больше желающих перекусить не нашлось, да Андрет на это и не рассчитывал. Люди стали собираться в обратный путь. Ксанта, как раз соскочившая в воду, чтобы помочь столкнуть лодку услышала слова Андрета и на мгновение замерла, но не решилась даже обернуться и посмотреть на него, чтобы не испортить ему спектакль. Она-то прекрасно понимала, к чему он клонит, и ей это страшно не нравилось, но возразить не посмела. У нее давно уже не было права давать ему советы или удерживать от чего бы то ни было. Оставалось только терпеть и рлядеть в оба.
«Не надо быть таким храбрым! — молча взмолилась она. — Не надо, пожалуйста! Я не хочу снова за тебя бояться!»
Поскольку Ней был явно не в себе, Элара не решилась взять его обратно в свой дом, и парня отвезли прямиком в Храм Осени — самое место для человека, которого свел с ума Лес. Ксанта и Элара, разумеется, отправились с ним. Кэми дожидалась мужа на пристани. Она отвела его домой, накормила ужином и, выслушав всю историю, робко сказала:
— Мне, наверное, тоже надо в Храм сходить. Горихвостка перепугается, а эта, новая, чужачка, не знает, что здесь и как. Ее ведь Шипуля и обидеть может.
Шипулей в Дивном Озерце прозывалась с юных лет Киели — жена Осви. Шипуля — это из старой загадки: «Из куста Шипуля — за ногу Ца-пуля». И хотя Андрет не сомневался, что Ксанта без труда справится с дюжиной таких Шипуль, Кэми он, разумеется, отпустил и велел не возвращаться до утра.
— Не хочу, чтобы ты по темноте шаталась. Переночуй в Храме, а то и дальше оставайся, если будет нужна твоя помощь.
— Какой ты у меня добрый! — вздохнула Кэми.
Когда она ушла Андрет кинул по куску мяса котам, чтоб не приставали, а себе нацедил молодого вина, разбавил его наполовину водой и улегся на кровать — его уже клонило в сон, как-никак набегался за день изрядно. Наевшийся Проглот тут же возлег рядом, сунул башку Андрету подмышку и заурчал. Плюшка берегла брюшко, а поэтому предпочла спать на сундуке.
Казалось бы, кому как не Андрету сладко спать сегодня ночью? С чувством выполненного долга. Но сон не шел. Вместо этого откуда-то исподтишка, из позвоночника, начала подкрадываться головная боль, запустила в виски тонкие липкие пальцы, как следует сжала, потом уползла в желудок. Андрет чувствовал себя мерзко — во рту было сухо, как в пустыне, голова уже по-настоящему раскалывалась, к горлу подкатывала тошнота. Чего-то подобного он и ожидал, но теперь, пожалуй, был и сам не рад. Он подумал о Ксанте — если с ним что-то случится, сумеет ли она догадаться о том, о чем догадался он? Если нет, это по-настоящему мерзко — хуже не придумаешь. Получится, что он завалил все дело и здорово подвел парня только из-за того, что не смог разобраться со своими женщинами. Нечего сказать, достойный финал. И все-таки он не мог себе позволить слишком много времени проводить с Ксантой. Это было бы предательством Кэми, а уж она точно такого не заслужила. Она знала, что ее не любил первый муж, — зачем ей знать, что не любит и второй? В конце концов не она же все так запутала!
«Прости, Кэми, — думал он. — Наверное, ты все равно бы не смогла понять, даже если бы я тебе рассказал. Она дала мне яд, когда я хотел умереть. Это связывает навсегда. Не так, как брачная клятва, но тоже навсегда».
