Из-за них я лишнего греха на душу не взял, даже двух.
Оческу не убил — а хотелось, очень. И я бы точно этому желанию поддался, но до него раньше добрались. И графа тоже…
Прямо хоть премию разбойникам выписывай… Что-то подобное я и сделал, объявив, что этих — преследовать не будем, ни к чему.
Фарн подумал — и согласился.
К концу лета, резко обезлюдив горы, мы вернулись обратно в Тайрем. Градоправитель принял нас как родных. Не в смысле — радостно, а в смысле — свалились тут на голову. Вроде как и мину делаешь вежливую, но мысль одна — куда б тебя, заразу, сплавить?
Я тут же сообщаю, что у нас горе и беда. Граф померши. А еще… вот тут у меня списочек, господин градоправитель.
Сколько, от кого, с чего… одним словом — ваша доля от награбленного. Не желаете объясниться?
Градоправитель не желал, от чего попытался выпрыгнуть в окно и убежать. Это ему не удалось, попутно он слегка ушибся о мой сапог и принялся активно каяться. И я его не разочаровал.
Всем известно, что покаяние должно заканчиваться смертью. Так что градоправителя я приказываю повесить на фонаре аккурат напротив ворот городской управы. И сообщаю, что знаю о каждом то же, что и о нем. А потому — половину незаконно нажитого советую сдать до завтра в казну. Или…
Фонари, конечно, по городу явление редкостное, но деревьев на всех хватит. А чтобы вы не забыли чего доложить или куда отвезти — вас сопроводят эти замечательные люди из полка господина Фарна.
Да-да, господина градоправителя Фарна.
Или вы хотите, чтобы я тут лично остался наместником провинции? Я могу попросить дядюшку…
Не хотели.
Шестерых, особо не желающих делиться, также пришлось повесить. Один, помню, все орал, что его родственники при дворе не позволят, что вступятся… Интересно — как? Телепатической связью на меня надавят вот прямо сейчас?
Не надавили. Повис как миленький, для верности — кверху ногами и через полчаса отправился в преисподнюю, а остальные шакалы счетов и чернильниц, убедившись, что миндальничать с ними никто не станет, прониклись и зашевелились. Да так, что Фарн опись составлять не успевал…
Так что через десять дней я направляюсь в обратную дорогу. С хорошей охраной, в дорогой карете и впервые — с полностью собранными налогами!
Фарн меня провожает чуть ли не со слезами на глазах… чиновники тоже, только эти больше рыдали от счастья. Ну, я напоследок осчастливил их еще больше, сообщив, что все отчеты Фарн будет направлять мне. Да и я в гости буду заезжать. Вы рады? До позеленения!
Я знаю, вы меня любите!
Меня нельзя не любить, я обаятельный…
* * *
Столица встретила дождями, непролазной грязью на дорогах и кислой улыбкой Рудольфа. Дядюшка явно надеялся осиротеть за мой счет. Но я не собирался доставлять ему такого удовольствия.
— Дорогой дядюшка! Я так рад вас видеть! И вас, тетушка!
— Алекс, сынок, ты вернулся! Подойди, дай тебя обнять! — Дядюшка то ли талантливо изображает родственную любовь, то ли и правда расчувствовался. Абигейль выглядит так, словно перед ней ползает что-то крайне неприятное. Ну… а чего она ожидала? Я с дороги. Весь растрепанный, грязный, потный, усталый, пылью покрыт в три слоя. Специально не переодевался.
Рудольф крепко обнимает меня — и половина пыли повисает уже на нем. Я усмехаюсь, подхватываю ручку тетушки и запечатлеваю на ней жаркий поцелуй, попутно вытерев вторую половину грязи с лица.
— Дядюшка, это было ужасно! Эти разбойники! Эти горы! Крестьяне! Просто фи!
— А где граф Торн?
— О, он погиб как герой! Письмо разве еще не пришло?
— Как — погиб? — взвизгивает Абигейль. — Почему погиб?!
Я смотрю на нее голубыми невинными глазами:
— Граф героически преградил путь отряду разбойников, когда негодяи пытались сбежать. И погиб в сражении! Обещаю, я все расскажу. Дядюшка, вот отчет…
Отчет был небрежно засунут в руки ближайшего лакея. Ну да, к чему золотому рыцарю королевства бумаги? Это так… неинтересно!
— Алекс, я желаю видеть тебя за ужином. Расскажешь нам, как прошла поездка.
— Как прикажете, дядюшка.
На прощание я еще раз облобызал и его и Абигейль. А что, забавно же! Не каждый день удается поцеловать… такое.
* * *
Томми в моих покоях не было. Видимо, помогал Анриетте. Вещи его лежат, тут явно кто-то жил, но не серьезно. Нет. Так, легкий налет обжитости. До вечера я Томми дожидаться не стал и направился на ужин.
Вечер прошел тихо. Я хлопал ресницами и упирал на руководящую роль графа.
Это все он и только он! Сам полез в горы, сам гонял разбойников, сам загнул… геройски погиб! И еще назначил полковника Фарна градоправителем.
Когда?
Да еще во время похода. Сказал, что полковник — человек истинно преданный законному королю!
Рудольф важно кивает, Абигейль бесится, Андрэ не удостаивает меня взгляда, а вот Руфина…
И чего эта моль бледная на меня вылупилась?
Чего — я узнал спустя два часа, когда в дверь моих покоев поскреблись. Я, думая что это Томми, распахиваю дверь, как был, в одних штанах, — и оказываюсь нос к носу с Руфиной.
— Алекс… ты позволишь мне войти?
Очень хочется отказать, тем более понятно уже, к чему дело идет. Я просто не успеваю. Руфина шагает вперед, притискивается почти вплотную.
— А-алекс… ты ста-ал тако-ой кра-асивый за это ле-ето…
И всеми мослами об меня, да так, что я чувствую себя бельем в стирке. Это, типа, соблазнительное движение и тон?
Очень хочется взять ее за шкирку и вытолкать пинком под костлявый зад. Наверное, я так и поступил бы, но не успел.
— А-алекс! Ык! Вир-н-лся!!!
Томми был пьян в накат! До той стадии, когда на ногах еще стоишь, но собутыльника уже искать не надо — посуда разговаривает. И даже вином от него на полкоридора разило.
— Том! Ты пьян! — Я тоже не счел нужным понижать голос. Руфина ойкает и исчезает в ближайшем коридоре. Апартаменты принцессы Мишель располагаются в достаточно людном крыле — и на пьяный скандал мигом подтянутся люди.
— Ык! Верн-лся! Жыв-вой! Брат!!! Дай я т-тебя абныму!
Том падает практически мне на шею — и я принимаюсь втаскивать его внутрь. Захлопываю дверь и едва не отвешиваю приятелю затрещину.
— Ты чего тут изображаешь? — А то я его игры не вижу!
— Пьяного. Что, плохо вышло?
— Вышло очень хорошо. А вино…
— Анриетта дала с собой пару бутылок. Мы как узнали, что ты возвращаешься… Коллекционное, из погреба барона!
— И ты все вылил на одежду? Как ты мог?!
Конечно, Том был трезвее всех трезвых. Но как еще прогнать Руфину — не представлял. А потому, увидев ее, быстро раскупорил за углом бутылку, чтобы пахло, плеснул на себя и принялся орать.
