Через минуту я прекратил рассматривать ауру и обратил внимание на внешность раба — а кем еще может быть перевозимый в клетке торговым караваном разумный? Ребенок лет тринадцати, а может, и меньше. Весь в грязи, одежда представляет собой кипу заляпанной мешковины, но, похоже, что хоть согреть ночью эта кипа способна. Лицо вроде бы азиатское, хотя нет, европейские черты тоже проглядывают. Грязные черные волосы спадают на лицо. Большие карие глаза полны застарелого отчаяния и страха. Но то, что, по-видимому, и привлекло внимание орков, это уши, большие черные мохнатые уши, сейчас плотно прижатые, но слегка подрагивающие, когда кто-то из орков, разбирающих телеги, издаст особенно резкий шум. Повинуясь моему знаку, двое дюжих орков подтащили ко мне торгаша.
— Это кто?
— Звероухая, господин, я купил ее в Зантариме у одного знакомого.
Я перевел взгляд на клетку. Хм, действительно девочка, а так сразу и не скажешь.
— Оборотень?
— Нет, что вы, превращаться она не умеет, даже взрослые такие не умеют, у нее только уши звериные и хвост.
Значит, и хвост есть.
— Откуда знаешь?
— Так я сам спрашивал, когда покупал. У того моего знакомого и взрослые были, и давно уже, но ни один не превращался.
— Были?
— Их собирались принести в жертву, мне вот только ее и удалось выкупить, и то втридорога заплатил.
— И зачем ты ее выкупал?
Торговец замялся.
— Отвечай.
— У меня есть один постоянный клиент… можно даже сказать, друг… он волшебник и эм… любит экзотику, ну… я и стараюсь по возможности доставать ему редких существ.
Я вновь перевел взгляд на торгаша. Да-а, понятно, а ведь он уже давно промышляет таким заработком; помимо этой телеги были еще три с клетками, сейчас пустыми. И вот же совпадение, все они были рассчитаны на человека или кого-то другого, но точно разумного и прямоходящего, где же он столько «редких существ» берет, хотел бы я знать. Впрочем, не то чтобы я был ярым противником работорговли, уж не знаю, как другие виды, но многих людей из рабства выпускать нельзя в принципе. Холуи остаются холуями, как их ни назови, душа у них не меняется. Только получив свободу и, что еще хуже, власть, они превращаются в мерзопакостных тварей, чувствующих собственную ущербность и как следствие старающихся всеми силами загнобить и раздавить всех, кто качественно лучше них. Но тут был другой случай, судя по тем эманациям, исходившим от торговца, и его явному нежеланию говорить на эту тему, этот его друг-волшебник крайне мерзкая личность. А судя по следам, оставшимся на клетках, этот волшебник из всех «редких существ» больше всего предпочитает молоденьких девушек, если не сказать девочек.
Повернувшись к ребенку, я еще раз осмотрел ее ауру. Сильное истощение, но прежде всего не физическое, а моральное; на поверхности памяти плывут образы каких-то людей, нет, не каких-то и не людей, девочка вспоминает родителей и, кажется, брата с сестрой. Тех самых, которых скорее всего уже принесли в жертву в Зентилийской твердыне.
— Как тебя зовут? — обратился я к девочке.
— Она не понимает общего господин, она же дикарка из Бескрайней пустоши, они там даже с животными спят, — влез со своим замечанием торгаш.
— Как твое имя? — Мысленное общение давалось мне с трудом, так общался я только с Деймосом, но на таком расстоянии это не проблема.
Девочка дернулась и впервые посмотрела прямо на меня, а страх и отчаяние в ее глазах сменило удивление.
— Ю Лан.
— Лан из рода Ю? Правильно?
Ее мысли заметались, она что-то сказала, но языка я, естественно, не знал.
— Успокойся. Все хорошо. Просто четко проговаривай про себя ответ, я услышу. Ты Лан из рода Ю, верно?
— Да.
— Ну, вот и хорошо, сейчас я открою клетку и выпущу тебя, потом накормлю и дам другую одежду. Ничего не бойся, тебя никто не тронет, если что-то будет нужно, скажи мне. Как ты уже поняла, если сразу не услышу, дерни за плащ, договорились?
Девочка неуверенно кивнула. А я взялся за замок и сжал, механизм без всякого видимого сопротивления рассыпался железной крошкой.
У торговца глаза полезли из орбит; похоже, он даже забыл о наличии двух конвоиров, в сторону которых до этого постоянно косился и нервно вздрагивал при каждом их движении. Мои же орки при виде судьбы железного механизма и реакции торгаша только весело оскалились.
Ю Лан, выбравшись из клетки, посмотрела на меня каким-то странным взглядом, я следил за ее эмоциями, но определения чувствам, которые она сейчас испытывала, дать бы не смог.
— Вы дух ночи? Я чувствую… я никогда не чувствовала дыхания Великой Ночи так близко и так сильно. И мама тоже, и бабушка. Они говорили, что мать звезд очень крепко спит. А вы… а в вас… очень сильная Ночь! Вы великий дух, правда?!
Эта вспышка сопровождалась очень бурным эмоциональным выбросом, под конец Ю Лан очень смутилась, но продолжала смотреть на меня с какой-то отчаянной надеждой, затаенной радостью и страхом.
Я улыбнулся, хотя ее откровение было для меня как гром среди ясного неба. Значит, в этом мире есть темные? И не просто одиночки, а целый вид, где учение передается из поколения в поколение. Однако… А я-то был уверен, что это невозможно, раз уж даже орки начали поклоняться богам. Интересно, а Юринэ знала? Наверняка да, и говорить не стала абсолютно намеренно. Что ж, с этим я разберусь позднее, а пока…
— Мое имя Фобос, ты во многом права, я действительно очень близок к той, кого ты называешь Ночью, но об этом мы поговорим потом. Потерпи немного, сейчас я закончу дела здесь, и мы отправимся в безопасное место, где ты сможешь поесть и отдохнуть.
Закончив есть, Ю Лан смущенно посмотрела на меня. Да, аппетит у девочки отличный, и как только все влезло? Гоблинов и орков Ю Лан побаивалась, в связи с чем мы сейчас сидели вдвоем в моем небольшом личном домике, состоящем всего-то из одной-единственной комнаты, но для уединения достаточно. Пока Ю Лан утоляла голод, я успел подобрать ей кое-какую одежду из вещей неизвестных дроу. Конечно, все это будет великовато, но то, что шьют орки и гоблины, еще хуже, тут хотя бы натуральный шелк, правда, производимый скорее всего пауками, но кого волнуют такие мелочи?
Взяв сверток одежды и поднявшись с колоды, используемой в качестве табурета, я жестом велел девочке следовать за собой.
В шестидесяти метрах от лагеря располагался лесной пруд. Если бы не излишне сырая почва в его окрестностях, то лагерь стоял бы ближе, а так пришлось топать через лес.
