Конечно, они были близки в эти минуты физически и психически. Так что нет ничего удивительного в том, что он был особенно восприимчив к ней.
Эллен была уверена в том, что Натаниель знал о смятении ее чувств. Но он был достаточно деликатен, чтобы не говорить об этом вслух. Он хорошо знал, что между ними ничего не может быть, так что лучше всего подавить в себе чувства, не дав им развиваться дальше.
О, как это было мудро с его стороны! Но Эллен отдала бы все на свете за малейший намек с его стороны на то, что она значит для него куда больше, чем просто товарищ.
Даже сидя под дождем, она не чувствовала хода времени. Она могла бы просидеть так всю ночь, лишь бы быть рядом с Натаниелем. Она пыталась убедить себя в том, что является для него духовной поддержкой, что ей достаточно просто терпеливо сидеть поблизости.
Постепенно Эллен начала ощущать изменение атмосферы в лесу. Куда-то ушли страх и злоба. Она почувствовала, что ее постепенно наполняет какое-то ясное свечение. Она вдруг почувствовала покой и тихую радость. В этот сырой и холодный летний вечер воздух казался ей сухим и теплым.
И наконец ее наполнило чувство глубокой благодарности.
— Натаниель, — тихо сказала она. — Все уже ушло.
Она увидела, как его сильные плечи задрожали в глубоком вздохе. Эллен встала и подошла к нему поближе. Натаниель едва держался на ногах, глаза его были закрыты, по лицу катился пот. Не раздумывая, она взяла его под руку, чтобы поддержать. Он очнулся, словно возвратился из забытья.
Он попытался улыбнуться ей, но у него ничего не получилось.
— Садись, — заботливо произнесла она.
Могла бы и не говорить. Он просто упал на землю, обхватив руками колени. Эллен понимала, что ему некоторое время необходимо посидеть без движения. Теперь она не испытывала больше никакого страха. Праведники были стерты из воспоминаний этого места, и в памяти этой долины остался только тот, кто думал о них с состраданием.
Сидя рядом с Натаниелем, Эллен не сказала ни слова. Она насквозь промокла, чувствовала, что лицо посинело от холода, а волосы свалялись, словно войлок, но это не имело для нее никакого значения. Она думала только о Натаниеле.
Была уже ночь, когда он, наконец, поднял голову и посмотрел на нее измученными, но добрыми глазами. Эллен была так рада снова увидеть его лицо, что импульсивно взяла его под руку и взволнованно произнесла:
— Спасибо, Натаниель! Большое спасибо! Он улыбнулся. Он тоже продрог, черты его бледного лица заострились.
— Это я должен благодарить тебя, — сказал он. — Никогда еще мне не было так легко передавать свою силу другим, как сегодня. И потом приходить в себя.
— Да? — обрадовалась Эллен. — Почему же?
— Потому что все это время ты передавала мне свое сильное и прекрасное чувство, Эллен.
— Ой! — прошептала она и тут же отвернулась. — Извини!
— Тебе вовсе не за что просить извинения, — горячо воскликнул он.
Она была совершенно сражена его словами. Ей хотелось умереть от стыда.
Но теперь, поняв, что он все знает, она могла свободно говорить об этом.
— Я чувствую себя такой одинокой… — высоким жалобным голосом проговорила она, — такой неуверенной…
Он осторожно повернул ее лицо к себе. Она посмотрела в его удивительные, темные и в то же время сияющие золотом глаза, и то, что она прочитала в них, вызвало жар в ее теле. И когда он обнял ее, она поняла, что его чувства намного сильнее и интенсивнее, чем ее.
С возгласом удивления и облегчения она положила его руку к себе на плечо и провела по ней щекой, прижалась к ней лицом, чтобы он не видел сияния ее глаз.
— Я совершенно согласен с тем, что ты писала мне в своем письме, — тихо сказал он. — Если бы мы не знали, что ожидает нас…
Она наконец осмелилась взглянуть на него.
— Это так опасно?
— Да, — сокрушенно произнес он. — Опасно. И я еще никогда не ошибался в своих спонтанных предчувствиях. Мы должны держаться друг от друга на расстоянии, Эллен, только так мы можем спастись. Я не могу брать на себя ответственность за это.
— Ответственность за что?
Он снова обхватил руками колени, не желая смотреть на нее.
— Я увидел, что я обнимаю тебя, Эллен, и что я… поцеловал тебя, и что между нами было фантастическое, абсолютное взаимопонимание. Такого со мной никогда раньше не было. Сразу после этого я ощутил страх. Я почувствовал внутри себя жгучую боль, почувствовал вибрации смерти, наполняющие все пространство вокруг нас. А ты… Тебя не было со мной. Там, где только что стояла ты, тесно прижавшись ко мне, была пустота.
Из его слов она не могла понять, кто из них умрет и почему. И, кстати, какое это имело значение? Если один из них умрет, что станет тогда с другим? Какая жизнь его ждет?
Но мысль о том, что в первый же миг их встречи Натаниель понял, что их дружба перерастет в любовь — что он все это время знал, что поцелует ее — мысль об этом казалась ей головокружительно чудесной!
Эллен тихо и блаженно вздохнула.
— К несчастью, мы оба принадлежим к роду Людей Льда, — продолжал Натаниель. — А Люди Льда имеют тесную связь между собой. Мы можем поддерживать связь и как представители одного рода, Эллен. И в то же время мы не имеем на это права. О, все это так несправедливо, так жестоко!
— Не могли бы мы… — смущенно произнесла она.
— Что ты хочешь сказать?
— Если опасность заключена в поцелуе… (С какой тоской она произнесла слово «поцелуй»!)… Не могли бы мы просто встречаться? Без того, чтобы…
— И ты думаешь, это возможно? — с горечью произнес он. — Мы уже не можем обходиться друг без друга. Ты можешь?
Она посмотрела на его губы, посмотрела в бездонные, отливающие золотом глаза, посмотрела на его сильные руки, на его мускулистые бедра и широкие плечи — и отвернулась.
— Нет, — тихо сказала она. — Не могу.
— И я тоже. Говоря по правде… Нет, нам нужно идти, — резко добавил он и встал.
Но пока они шли по темному лесу, он держал ее за руку, и Эллен семенила за ним танцующей походкой.
Натаниель посмотрел на нее и, нежно улыбнувшись, спросил:
— Тебе теперь лучше?
— Намного лучше. Во всех отношениях. Ты недавно сказал, что и злодей может страдать. Немного переиначив твои слова, я могла бы добавить, что скорбь может приносить радость.
— Все зависит от человека. Но я должен был подумать об этом раньше. Я знаю, что ты разделяешь мои чувства. Но ты ничего не знаешь обо мне. Прости меня, Эллен!
— Не надо просить прощения, — великодушно ответила она. — Ах, Натаниель, я насквозь промокла! Я чувствую холод, голод, усталость. Но я так счастлива!
Натаниель не решился ей напомнить, что они сделали лишь половину того, что было нужно. И поскольку ему и раньше приходилось очищать место от преступных мыслей, он знал, что это не минутное дело.
