На миг рус вспомнил отца, учившего его охоте и грамоте, и обитатель пещеры в этот момент как никогда походил на него.
Нет, внешне нельзя было себе представить более разных обликом людей, но Рогволд знал, что неизвестный, кем бы он ни был, не видит в нем врага. Ученика — возможно…
Судя по всему, мысли сына старосты были для раскосого воина открытой книгой. Он мягко кивнул, словно соглашаясь с русом и приглашая следовать за собой. Топор так и остался на полу, когда Рогволд вместе с загадочным старцем направился к бадье. Рус успел лишь снять кольчугу, когда хозяин скомандовал:
— Залазь.
На миг Рогволд замешкался, лезть в бадью в сапогах не тянуло. Рус представил себе процесс их сушки и лишь тяжко вздохнул. Сражение с узкими голенищами и прыгание на одной ноге заняло некоторое время. Наконец сын старосты разулся, снял кольчугу и быстро оказался в бадье.
Старик с непроницаемым видом смотрел, как рус вынимает нож и кладет на камень пола рядом с сапогами. Лишь после этого он последовал примеру Рогволда и, не снимая лохмотьев, плюхнулся рядом с ним.
Вода оказалась почти кипятком, но рус кое-как притерпелся и невозмутимо ждал, когда старик заговорит. То же странное чувство подсказало Рогволду, что хозяин в курсе его истории, но чего-то явно ждет. Ожидание повисло под сводами пещеры. Рогволд не выдержал:
— Почтенный, вы ждете, пока я заговорю, а я жду вас. Может, мы все-таки поговорим?
Наконец старец заговорил:
— Ты не совсем варвар. Ты умеешь ждать. Можно даже сказать, что ты воспитанный человек. Одним словом — дружинник.
При чем тут дружина и воспитание — русу было непонятно, и, пользуясь паузой, он решил переспросить своего собеседника. Было ясно, что чары Светлояра, позволяющие беседовать с любым человеком на его языке, немного неправильно перевели речь старика. А такого собеседника и переспросить не грех.
В ответ на еще не высказанный вопрос на лице с тонкими чертами вновь заиграла непроницаемая улыбка:
— Мы воспитаны так, чтобы говорить только правду. Но по-настоящему воспитанный человек никогда не скажет всей правды. И уж подавно, — тут впервые на бесстрастном лице заиграла улыбка, — будет говорить лишь тогда, когда его спросят. Ты ничего мне не рассказал, но мне это и не нужно. Все, что мне надо о тебе знать, я знаю. Будем считать, что ты мне сам все рассказал.
Старец помолчал, а потом заговорил снова:
— Ты говорил о Пути. Ты сменил путь охотника на путь воина и идешь по нему. В своем рассказе ты ни слова не сказал о Пути Меча. Только меч может вести воина по его дороге. Но дороги различны. Вообще, путь дружинника — это смерть. В этом путь дружинника. В этом и в служении князю. Мастер меча идет своей тропой. Есть Небо, есть Земля и есть Человек. И когда на его дороге встает смерть, то нет ни меча, ни человека, лишь Меч соединяет Небо и Землю.
Рука старика поднялась вверх. Глядя непроницаемыми глазами в темноту, он заговорил чуть нараспев:
— Ты освоил фехтование. Ты свободно можешь победить одного бойца. Значит, ты можешь победить любого человека в мире. Дух победы над одиночкой подобен духу победы над десятью миллионами. Я не могу пояснить подробно, как это происходит, но цель такова: имея один предмет, понимать десять тысяч. Ты станешь способен опрокидывать врага в схватках и побеждать взглядом. Когда ты достигнешь этого состояния, не будет ли это означать, что ты непобедим?
Золотое сияние, исходящее от старика, стало нестерпимо ярким. В следующий миг Рогволд ощутил, как неведомая сила рвется внутри него, яростный огонь сминает все преграды и мощным потоком наполняет тело от макушки до кончиков пальцев. Золотые искры света взвились вихрем, и последним, что расслышал рус, было:
— Не мы проходим по Пути, но Путь проходит сквозь нас…
Он вновь стоял на поле боя в кольчуге и сапогах перед некромантом, и на юном лице древнего колдуна проступала гримаса ужаса. Рус чувствовал меч Стражей Перевала в своей руке, и, лишь когда вороненый доспех колдуна окрасился кровью, Рогволд краем сознания отметил, что у него в руке не «Равный», а его топор. И неверным эхом из пустоты донесся голос старца, так и не вылезшего из своей бадьи:
— Вот человек стоит на распутье между жизнью и смертью. Как ему себя вести? — И, чуть помедлив, вновь зазвучал его голос: — Пресеки свою двойственность, и пусть один меч сам стоит спокойно против неба…
Некромант согнулся, щедро заливая кровью степную пыль. Взметнулась вверх кость жезла, через миг рассеченного топором. И стоило острой стали рассечь выбеленную и оправленную в золото и гематит кость, как из почти затянувшейся раны на голове некроманта выплеснулся сгусток темной крови. Колдун пошатнулся. Крепко держался за жизнь повелитель черного вихря, но топор в руке Рогволда превратился в сияющий круг, отсекая голову.
Непослушными, ватными пальцами поднял голову врага сын старосты, и губы хозяина мертвых шевельнулись в последний раз:
— Кто ты?
— Равный, — спокойно ответил Рогволд, нимало не погрешив против истины. И перед тем как на миг потерять сознание, он еще успел заметить лежащее в двух дюжинах шагов от места схватки тело в подозрительно знакомой кольчуге и старика в лохмотьях, низко склонившегося в поклоне перед поверженным колдуном.
Порыв обжигающего ветра ударил в лицо Рогволду, окончательно сметая остатки чар некроманта. Лихой свист разнесся над полем боя, свист и отчаянный топот копыт. Как завороженный, рус смотрел на мчащиеся к нему темные тени, вырастающие как из-под земли. Кони храпели, поводья в хрупкой руке девушки разрывали губы, принуждая жеребца к подчинению.
Стоило коню учуять мертвого некроманта, как гневное ржание разнеслось над степью, на миг жеребец встал на дыбы и вновь опустился, покорный стальной воле атаманши. Рогволд остался неподвижен, словно только что не перед его лицом сверкали полустертые подковы. Рус стоял, любуясь отчаянной борьбой девушки и коня, но одного взгляда на ее перекошенное лицо Рогволду хватило. Поравнявшись с ним, Кетрин метнула ему поводья его коня и, срывая голос, в отчаянном крике заорала:
— В седло! Скорее!
Рогволд вскочил в седло хищным броском жилистого тела, так и не прикоснувшись к стременам. Вновь ожег уши лихой свист атаманши, от которого конь отпрянул в сторону и легко бросил свое тело с места в галоп, становясь со всадником единым целым.
Стоя в стременах, Рогволд повернул голову назад, только теперь заметив черные силуэты, бегущие за ними по ночной степи. В серебристом свете луны выжженная чародейским огнем степь казалась неподвижной. Кони как будто стояли на месте, а стелющиеся за ними силуэты с горящими алым светом глазницами то отодвигались, то приближались на невидимой веревке. Вновь разнесся по степи разбойничий пересвист, горяча коней.
