Шут свесился вниз, чтобы взглянуть на землю под ними, но не успел, его отвлекли слова Радужного Дракона про одежду его сородичей. Действительно, если дракон не принимает человеческую форму, зачем ему одежда? Да и если даже принимает, то все равно, если рядом нет настоящих людей, она ему тоже ни к чему.
— Но при этом драконы очень редко, только в исключительных случаях обнажают перед сородичами брюхо.
— Почему? — на этот раз по-настоящему заинтересовался шут.
— Это что-то на уровне инстинктов. С брюха мы наиболее уязвимы, понимаешь? Поэтому, обнажить его перед другим драконом — приблизительно то же самое, что в вашем случае с головой и той частью тела, что отвечает за репродуктивную функцию. Первую вы защищаете всеми силами чуть реже, а вот вторую всегда, первым делам хватаясь именно за нее, ну, или в клубок сворачиваясь, чтобы не достали.
— То есть, у вас прилюдная, точнее придраконья демонстрация брюха считается чем-то неприличным?
— Нет. Просто это один из косвенных признаков доверия к партнеру.
— А есть и не косвенные?
— Есть, — отозвался Радужный и заложил крутой вираж.
Шут сильнее впился в жилистую шею руками, а в чешуйчатые бока ногами, ощущая, как сердце сладко ухнуло в пятки.
— Как же здорово! — перекрикивая свист ветра в ушах, прокричал он и расхохотался от восторга. Ни дать, ни взять, мальчишка!
Ставрас хмыкнул и, поддавшись порыву, дохнул: но не пламенем что порой вырывалось из глоток Рубиновых драконов, и даже не снегом со льдом, что иногда выдыхали Сапфировые, а какой-то волшебной радужной дымкой, искрящейся в свете целых трех лун.
— Что это?! — изумленно воскликнул Шельм.
— "Северное сияние". Мой дар и мое проклятие. Так что, не ты один считаешь то, чем наделен с рождения, проклятым даром.
— А что оно делает?
— Сейчас ничего. Просто радует глаз. Но, когда я злюсь, лучше тебе не знать.
— Но…
— Лучше один раз увидеть, Шельм, чем тысячу раз услышать, — отделался старой мудростью Ставрас, уже жалея, что открыл ему эту сторону своей Радужной ипостаси. И одобрительно отметил про себя, как шут у него на спине весь напрягся, словно взведенная тетива, когда услышал его слова, которые можно было понять двояко.
— Ты собираешься с кем-то сражаться?
— Нет. Поэтому я искренне надеюсь, что ты никогда не увидишь мое "Северное сияние" в действии.
— Не увижу и хорошо, — с ощутимым облегчением выдохнул Шельм, и сам не понял, как распахнул глаза уже в их со Ставрасом общей постели. — В чем дело? — изумленно заморгал он.
— Кажется, что-то случилось, — подал голос Ставрас со своей половины.
Дверь распахнулась настежь и в её проеме застыла довольно громоздкая фигура.
— Веровек?
— Мы уезжаем!
— С чего это вдруг?! — праведно возмутился шут.
— Просто уезжаем и все! — ничего не объясняя, повторил королевич и с места не сдвинулся.
— Да, ладно тебе. Кто же на ночь глядя срывается? — вновь попытался вразумить его Ландышфуки.
— Поднимайся, Шельм.
— Но, Ставрас!
Один взгляд и шут с мученическим вздохом скатился с кровати вслед за немногословным лекарем, быстро оделся и поплелся на выход. Но все равно, протискиваясь мимо застывшего в дверях Веровека, сделал страшные глаза в его сторону и прошипел, убедившись что Ставрас, ушедший вперед, его не услышит:
— Придется объясниться, братец.
— Объяснюсь, — отрезал тот таким тоном, что Ландышфуки чуть не подавился уже пришедшей на язык остротой.
Да, чтобы довести Веровека до такого состояния, нужно очень постараться. Интересно, и кто бы это мог сделать?
11.
Шелест разве что копытом у виска не покрутил, когда вся троица заявилась к нему в стойло до рассвета. Причем, Ставрас все же додумался записку для мадам баронессы черкануть, а то бы так и уехали не попрощавшись.
Во дворе все еще продолжалось гулянье, правда, уже вяло и без того огня, что был вначале. Да и костер, не так давно вздымавшийся до небес, прогорел и доживал последние часы уже почти не дающими жара, углями. Сборы много времени не заняли. Всего и понадобилось, что лошадей оседлать. У Ставраса мелькнула мысль лично позаботиться о плененном масочнике, но Шельм вовремя уловил её, не даром они с ним теперь были связаны, и капризным голоском протянул, оставшись верным себе.
— Ты лучше меня, как зеницу ока береги, а не о посторонних мужиках заботься, милый!
— Зачем это? — нахмурился лекарь, не считающий, что судьба коварного врага повод для юмора и шуток.
— Затем, — наставительным тоном пояснил Шельм, — что если я умру, мои нити умрут вместе со мной, и Лютик легко избавится от пут. Но пока я жив, сделать это при всем желании и даже помощи извне, не сможет. Я затянул их на нем специфическим узлом. Такой не скоро найдут, даже если попытаются.
— То есть, по-твоему, я зря беспокоюсь, и его и без нашего участия доставят в Столицу?
— Я думаю, что у нас есть дела и поважней.
— Какие, например?
— Ну, кроме того, что тебе Веровека еще учить и учить, лично я бы не отказался узнать, какая сволота потрошит драконьи кладки и яйца распродает по сходной цене.
— Ты прав, — коротко кивнул Ставрас, легко взлетел в седло топчущегося рядом с ними Шелеста и протянул руку замешкавшемуся шуту. Тот принял. Отчего же не принять, раз предлагают? Веровек уже ждал их на выезде с подворья баронессы. Так что, задерживаться больше не имело смысла.
Привал они сделали лишь на рассвете, чтобы позавтракать, благо запасы они успели пополнить еще до того, как начались цыганские гуляния. Тогда шут и выспросил у королевича, что собственно случилось. Нахально подкрался со спины и увлек, опешившего от такой наглости Веровека, в кусты.
— Ну что, братец, — ехидно так протянул Шельм. — Я требую объяснений!
Королевич смутился, отвел глаза, но все же сумел выдавить из себя:
— Она ко мне в спальню пришла.
— Кто? — изумленно захлопал глазами шут, не ожидавший такого скорого развития отношений Веровека с девушками.
— Рокси.
— Зачем? — тупо моргнул Шельм, у которого сходу в голове такой расклад, ну ни как не укладывался. Он вообще пока плохо мог поставить в один ряд три простых слова — "спальня", "Веровек", "девушка".
— Сказала, — продолжил тем временем даже не взглянувший на него королевич, — раз я принц, то должен получать только самое лучшее. А на подворье её матушки она считается самой красивой… И начала раздеваться.
Шут присвистнул. Такого от Рокси он точно не ожидал. Она же должна была понимать, что Веровек не то, чтобы не воспользуется столь щедрым предложением, но просто оскорбится.
