— Ага, стало быть, ты тоже сюда шёл?
— Сюда.
— Замечательно, я стучусь к Люсе.
— Люся? Это кто ж такая? Тут же вроде тётушка Пелагея жила.
— Верно, но ты забыл, что путешествовал ни много, ни мало — а пятьдесят лет. Так что теперь здесь дочка её хозяйничает.
— Ой, беда какая… как же я заявлюсь? Эта Люся меня знать не знает, на порог не пустит.
— Не волнуйся, ты же со мной.
— Ладно, только сунь меня обратно в карман, там спрятаться можно.
Архивариус усмехнулся: уж он-то знал, что Люся — самая добрая ведьма из всех, ему знакомых. Девушка всегда и всем помогала, но только если это были просьбы о добром. В глубине души маг мечтал предложить девушке руку и сердце, но побаивался, не сочтёт ли она его чересчур старым. Он вздохнул: вот ещё один повод заняться гимнастикой по утрам. Пристроив гнома в карман, маг снова поднялся на крыльцо, решительно постучал в дверь и… рухнул без сознания. На этот раз приступ мигрени вроде ничего не предвещало, по крайней мере, сам Архивариус за разговором её приближение не заметил.
— Кто там? — раздался нежный голосок молоденькой ведьмочки.
Точнее, подростка: всего каких-то шестьдесят лет…
— Откройте, пожалуйста, человеку плохо! — завопил Чарли, одновременно выбираясь из кармана мундира. К счастью, в последний миг перед падением маг успел ухватиться за ручку двери, и в процессе его развернуло так, что он скользнул спиной по загородке крыльца и свалился в полусидячее положение, поэтому гном не пострадал, а только испытал выброс адреналина.
— Ах! — возникла на пороге Люся. — Это же Архивариус! Надо положить его в постель. — Девушка взмахнула рукой, и тело поплыло по воздуху в заданном направлении.
Уложив старинного приятеля на широкую кровать, ведьмочка прильнула к его груди: сердце билось глухо и медленно. Но привести архивариуса в чувство у неё не вышло, маг будто провалился в летаргический сон. Ну что ж, раз организму такое надо, значит надо: он отдохнёт, и сознание вернётся.
3. Спасение города. Сознательное бессознательное
После очищения от разляляjйских узоров Истрова беспокоил лишь рассказ о лодках, как их заворачивало какое-то само. Вообще настроение было отличное, и он вышел проветриться. На веранде стояла мазэнка: смотрела на море, положив руки на перила. Истров спросил:
— Как вас зовут?
— Вы можете использовать любое слово, которое не является оскорбительным.
— Да?! Э-э… если я буду называть вас Паллаjда, это не оскорбление?
— Нет.
Все-таки вопрос с мужем беспокоил Истрова. Но напрямую спрашивать не хотелось. Спросил другое:
— А вы действительно сбежали с каторги?
— Да.
— А… какое преступление вы совершили?
— Я отказывалась выбирать себе мужа.
— Да?! Ладно… Скажите, почему из города стало невозможно выбраться даже по морю?
— Город уничтожен.
— Что?! — Истров даже оглянулся. Да нет, вот он город, стоит, не шатается. Шутки такие у мазэнцев, что ли?
Но Паллаjда не шутила:
— Этот город больше не существует для всех остальных миров.
Он существует только для самого себя. Но и это продлится недолго. Не более двух дней.
— Два дня, — пробормотал Истров, холодея. — Вы уверены?!
— Солнце не движется по небу. Это очень надежный признак.
Действительно, уже должен был наступить вечер!
— Вы умрете раньше, потому что воздух станет непригоден для дыхания, — информировала Паллаjда своим мелодичным голосом. — Я способна обходиться без воздуха, потому проживу дольше. Может быть даже увижу, как город перестает существовать для самого себя.
— Но… Почему?!
— Кто-то разрушает Зеркало. То самое, которое стабилизирует город, позволяет ему существовать во многих мирах одновременно. Вероятно, в некий из соседних миров проникли сведения об эпидемии, и тамошние жители решили себя обезопасить, уничтожив источник болезни.
— Что?! Да нет же никакой эпидемии! Глупость это оказалась!
— Да, это действительно глупость.
— И… что, ничего нельзя сделать?!
Паллаjда повернулась к Истрову, с удивлением спросила:
— Вы боитесь смерти?!
— Конечно!
— Почему?
От странности вопроса Истров даже забыл о гибели города. На мгновение.
— Потому что хочу жить!
— Почему?!
— У нас нет времени на философию. Город можно спасти?!
Паллаjда нахмурилась, кивнула:
— Да, наверняка можно. Кто-нибудь из гостей должен знать, что делать. И надо рассказать всё Сеjнге и доктору Арбузикову.
— Э… да. Давайте скажем. А вы знакомы с Сеjнгой и доктором?
— Нет. Сегодня я увидела их впервые.
— Но откуда вы знаете их имена?
— У меня очень острый слух. Я слышала, как они разговаривали.
Пойдемте.
Однако доктор, лавочник и Прасковья уже пили спирт. Зазывали остальных, даже Никодима. Все отказывались.
— Они уже пьяны, — едва слышно прошептала Паллаjда. — Им нельзя говорить, — они могут сказать другим, а испуганные люди на улицах будут мешать. — Она заговорила по-разляляjйски, обращаясь к Сеjнге. Естественно, разляляjец тоже понял, но странно, что понял и Никодим, потому что воскликнул:
— Чиво?! Зеркало…
Паллаjда развернулась и вышла, за ней — разляляjец, Сеjнга, Никодим. Замыкал Истров. Сеjнга побежала будить мужа. Не сказав ни слова, ушел куда-то разляляjец.
— А я — с вами? — спросил Никодим.
— Безусловно! — кивнул Истров. — Из всех моих знакомых ты лучше всех разбираешься в гостях.
— А то! И куды мы?
— В Гранд Отель, — ответила Паллаjда. — Там наверняка можно найти гостя, который знает, как остановить исчезновение города.
— А как его искать? — поинтересовался Истров. — Кто из гостей может…
— Кто угодно. Придется спрашивать.
— Надоть спервоначалу столповиков поспрошать, — подсказал
Никодим.
Паллаjда кивнула:
— Да, вы правы. Жители мира Тысяча Столбов очень внимательны и ничего не забывают.
Прохожих по дороге почти не встретилось.
— Заразы боятся, по домам сидят, — авторитетно заявил Никодим.
— Откуда ты знаешь разляляjйский язык? — поинтересовался Истров.
— Да не знаю я его, у меня от его рот болит.
— Но ведь понимаешь?
— А чего там понимать?
— Разляляjйский язык действительно очень прост, — сказала
Паллаjда.
Дошли до помпезного здания Гранд Отеля. В холле было много иномирян — переговаривались, переругивались, бесцельно расхаживали.
Столбовика нашли сразу: Никодим указал на старикамороженщика в зеркальной одежде. Паллаjда спросила:
