– А разве конец так близок? – спросил Эдмунд.
– Я думаю, смерть угрожает мне каждую минуту, – со вздохом ответила она. – А иногда мне кажется, что мы все-таки придумали, как стереть их с лица земли, но это решение всегда оказывается ошибочным.
– Ерунда, – фыркнул Эдмунд. – Тебе нужно дать задний ход. Такую битву никогда не выиграть, если думать лишь о тактике. Остановись, оглядись и только потом наноси решительный удар.
– И что ты предлагаешь? – спросила Шейда.
– Не знаю. Я не тактик. Но победить в войне не означает убить противника, самое главное, заставить его сдаться. А для этого нужно поставить его в такое положение, когда он сам поверит, что уже проиграл, независимо от того, правда это или нет. И вот в самом лучшем из всех возможных миров твои враги создают такую ситуацию для тебя. Насколько я понимаю, Пол разбирается в тактике. Будем же надеяться, что он не так силен в стратегии. И именно об этом тебе следует поразмыслить.
Шейда на какое-то время задумалась, потом покачала головой:
– Нет, ничего такого не вижу. Но не об этом я хотела с тобой поговорить. Может, после, но не сейчас.
В комнате стоял стол, за которым во время Ярмарки Тармак обычно играл в шахматы. Остальное пространство было заставлено бочками. Тальбот подыскал себе кружку и налил из бочки, на которой ничего не было написано, какой-то жидкости, потом отпил и поморщился, но жидкость не вылил.
– Итак, говори, – предложил Эдмунд.
– Почему ты не присоединился к нам? – спросила Шейда. – Твой ответ меня не удовлетворил.
– У тебя, у нас у всех большие проблемы, – ответил Эдмунд.
– Мне пока что удается держаться, – сухо возразила Шейда. – А вот тебе, наверное, следует чуть сбавить ход.
– Я рад, что ты умудряешься сохранять чувство юмора, – хмыкнул Тальбот. – Но я говорю не только о войне. Я имею в виду и голод.
– Да-а-а… – вздохнула Шейда. – И что, есть какое-то решение?
– А почему, ты думаешь, я привел сюда Мирона? – усмехнувшись, спросил Эдмунд.
– На данный момент самой большой проблемой является сельское хозяйство, – подхватил Мирон. – Или, правильнее, его отсутствие, потому что даже там, где оно есть, оно не дает никаких результатов. Нам нужны продукты питания, причем как можно быстрее. У нас еще есть некоторые запасы, но скоро они закончатся. А в других местах и того нет.
– Начнем с этого, – сделал пометку Эдмунд. – Будем привлекать к работе беженцев, которых нам присылают.
– Знаешь, Эдмунд, сельское хозяйство это настоящая наука, гораздо серьезнее, чем то, что мы привыкли называть наукой, тем более на данном этапе, – качая головой, возразил Мирон. – Каждая ферма, каждый участок земли отличается от другого. А провести анализ почв нам не удастся. Химия, условия, погода. Все это нужно учитывать при работе на земле. И много учиться… Я всю жизнь посвятил этому, а все равно многого не знаю.
– Ты хочешь сказать, что все умрут от голода? – переспросила Шейда. – Может, имеет смысл сдаться?
Эдмунд сердито нахмурился и покачал головой.
– Война… Ни ты, ни Пол ничего не знаете о войне. Говорят, что война самая страшная штука, которую придумал человек. Это утверждение бессмысленно и абсолютно невежественно. Человек придумал и гораздо более страшные вещи, чем война. В мирное время в тоталитарных государствах погибло гораздо больше людей, чем во всех войнах, вместе взятых.
– Но…
– Эта война будет жуткой. Страшнее, думаю, чем войны ИИ. Отсутствие промышленности, транспорта – если, конечно, не считать телепортации, а также запрет на взрывчатые материалы означает, что мы вынуждены будем вернуться к доиндустриальному образу жизни, когда еще не был изобретен порох.
– Я так далеко не заглядывала, – призналась Шейда.
– В течение первых двух лет погибнет множество людей.
– Двух лет? – переспросила Шейда. – Мы… я надеялась… Ну почему войны должны длиться так долго?!
– Ты хочешь одержать победу? Решай! Прямо сейчас! – потребовал Эдмунд.
– Нет, я уже говорила тебе это. Мы можем и проиграть.
– Если ты не потерпишь поражения в ближайшие три месяца, а я буду молить Бога, чтобы этого не случилось, значит, война затянется надолго. Пока Совет не прекратит отбирать всю энергию, мы не сможем приступить к восстановлению.
– А как насчет растений? – вступил в разговор Мирон. – То есть… разве вы не можете создать больше растений? Я знаю, что вы и в этом начнете состязаться: кто создаст быстрее…
Шейда вздохнула в изнеможении и покачала головой.
– Снова запреты. Я до сих пор не осознавала, сколько же нас окружает запретов. Сразу после войн ИИ, в восстановительный период, наступил пик потребления энергии. Количество выделяемого тепла было так велико, что стало воздействовать на биосферу. Таяние ледников угрожало существованию Матери, а чтобы его остановить, необходимы были затраты еще большего количества энергии. И тогдашний Совет, а надо сказать, что тот период истории отличался высокой степенью контроля со стороны Совета, так вот, именно тогда был введен запрет на взрывчатые вещества и кое-какие другие. Совет остановил все строительные работы и потребовал, чтобы все новые проекты получали его одобрение. Тогда у нас все же были запасы энергии, все это было до Спада. Но теперь, если мы упустим хотя бы один завод, назад мы его уже не получим. А распределение энергии под управлением Совета… Их запреты означают то, что они контролируют все заводы.
– Угу, – покачал головой Мирон. – Начинаю понимать, почему Эдмунд ненавидел всю эту систему.
– И я тоже, – призналась Шейда. – И не забывайте о проблеме с топливом.
– Почему? Разве на заводах кончился водород? – поинтересовался Эдмунд.
– Нет, не кончился, – вздохнула Шейда. – Но зато кончился гелий-три. Он вырабатывается Солнцем и разносится потом солнечными ветрами. Собирается он в определенных местах, в первую очередь в лунных реголитах и в верхних слоях атмосферы таких газовых гигантов, как Сатурн и Юпитер. При использовании водорода образуются радиоактивные продукты, в отличие от гелия-три. Поэтому с ним производство становится более «зеленым». Но проблема заключается в том, что…
– А кто контролирует топливо? – уставшим голосом спросил Эдмунд.
– Сейчас все заводы снабжены топливом на несколько лет при максимальной производительности, – ответила Шейда. – Через пять лет танкер вернется.
– Если через пять лет война не закончится, – размышлял вслух Эдмунд, – то за этот танкер развернется нешуточная битва.
– Да, – согласилась Шейда.
– Но пока что проблемы нет, – решил Эдмунд. – Самое главное вот что. Ты будешь во всем этом до конца? Будешь до конца сражаться или сдашься по слабости?
