— Посмотрим, удачны ли мои трещотки, — не без внутреннего трепета проговорил Джон.
Увидев первую же змею, он ударил палкой о землю. Послышался треск. Змея помедлила немного, а затем тихо скользнула в сторону. Следующая змея тоже не была склонна слушать столь резкие звуки.
— Похоже, мы нашли выход из создавшегося положения без помощи твоего колдуна, — заметил моряк.
Он и Адель, пройдя подальше, где змей было особенно много, подняли такой треск, что живо расчистили себе путь.
— Я думаю, нет смысла осматривать лачуги и маленькие домишки, где дверные и оконные проёмы ничем не загорожены, — сказал Джон.
Но из любопытства Адель заглянула в один из таких домов. Там были две комнаты, но кроме частично каменных, частично глиняных стен, земляного пола и глиняного потолка там ничего не оказалось.
— Странно здесь, — заявила она. — Такое чувство, что жильцы уехали отсюда, увезя с собой всё вплоть до самого ненужного предмета.
— Наверное, у них не было ненужных предметов, — ответил Джон.
Храм, в который они вошли, был массивным, величественным и отличался крепостью постройки, но ни снаружи на нём не было никаких украшений, ни внутри ничто не указывало на то, в честь какого бога был возведён этот храм. Пустые обширные и высокие залы соединялись переходами с множеством колонн, но не было на них ни фресок, ни резьбы, ни каких-либо надписей. Кроме великого множества самых различных змей, расползавшихся при неистовом треске, поднимаемом путешественниками, ничто не оживляло и не украшало строение. Но зато разноцветные узорчатые гибкие тела змей очень красиво смотрелись в углах, в нишах и во всех выемках стен.
— Здесь никто не может жить, — решил Джон, выводя Адель из этого храма. — Даже колдунья.
Дворец, если так можно было назвать трёхэтажное строение с множеством совершенно пустых комнат, залов, коридоров и лестниц, тоже оказался необитаем. Лишь змеи облюбовали себе это жилище, свернувшись в кольца, обвившись вокруг столбов, свешиваясь с балок. Они недовольно шипели, словно были законными владельцами замка и незваные гости очень им докучали, но всё-таки отступали перед грохотом трещоток.
За этот день путешественники не обошли и трети мёртвого города. Когда стало темнеть, Джон выбрал для ночёвки широкую ровную площадку подальше от домов и разжёг маленький костёр. Дежурили по очереди, но дежурному приходилось время от времени колотить по земле своей трещоткой, что мешало спать напарнику, поэтому отдыха такая ночь не принесла.
Утром, позавтракав остатками вчерашнего ужина, Джон и Адель вновь принялись обследовать храмы и дворцы. Один из дворцов оказался больше, чем все остальные. Путешественники долго шли по анфиладам комнат, а конца им не предвиделось.
— У меня такое чувство, что мы идём по кругу, — призналась Адель. — По-моему, мы уже были в этом зале.
— Это легко проверить, — ответил Джон и нарисовал камнем на стене большой якорь. — Пошли дальше.
Адели казалось, что они заблудились и блуждают по лабиринту, из которого наружу выходило множество дверей, но они пришли всё-таки в залу с рисунком Джона.
— У меня уже голова кружится, — призналась девушка. — Что за гигантское здание!
— Плохо, что и оно оказалось нежилым, — сказал Джон, и лицо его омрачилось. — По-моему, мы не найдём колдунью и в других дворцах.
Действительно, когда они обошли весь город и, усталые, присели на площадке, разогнав предварительно с неё змей, они были близки к отчаянию.
— Может, она переехала и живёт теперь в другой части острова? — предположила Адель.
— Вряд ли, — усомнился Джон. — Её сестрица ясно сказала, что она здесь. Жаль, что она не уточнила, где именно. Правда, она сама этого может не знать, раз колдунья без всяких сожалений выпроваживает её со своего острова. Мне кажется, что я уже на пороге.
— На пороге чего? — не поняла Адель.
— На пороге открытия. Не могу сказать, в чём оно заключается, но какая-то мысль точит меня изнутри, как червь. Мы где-то были и что-то видели, но не сделали вывод. Я жду, когда эта мысль проточит меня насквозь и вырвется, наконец, на свободу, но полагаю, что за это время мы успеем поужинать, а, может быть, и переночевать. Ты, Адель, разводи костёр, но старайся сжечь как можно меньше сучьев, а я предоставлю себя в распоряжение тайной мысли.
Девушка старалась двигаться как можно тише, чтобы не мешать Джону думать, однако поспел ужин, а мысль его так и осталась потаённой.
— А всё-таки разгадка где-то рядом, — сообщил Джон, поглощая бобы с солидной порцией солонины. — К ужину её позвать ещё не могу, но, ручаюсь головой, что она уже чувствует запах нашей похлёбки.
— Надеюсь, что завтракать мы будем уже втроём, — ответила Адель, которая кроме усталости ничего не чувствовала.
Спать ей не помешал даже грохот трещотки, а когда она сменила Джона у тускло светящегося костра, то только необходимость ударять о землю трещоткой не давала ей уснуть.
Утром Адель была вялой и усталой, а Джон проснулся бодрым и довольным.
— Хорошая вещь — сон, — вещал он. — Уж каких только чудес не видел я во сне за свою жизнь, а всё-таки никогда не думал, что во сне можно ещё и думать. Веришь ли, что я думал всё время, пока дежурил, и продолжал думать пока спал, но решение пришло ко мне только в момент пробуждения. Теперь я ещё раз его обдумаю и результат сообщу тебе. Я вижу, что ты не отдохнула, Адель, но оставаться здесь ещё на одну ночь мы не можем, потому что у нас нет топлива для костра, а раз так, то мы не можем задерживаться даже на лишнюю минуту.
Адель это понимала и уже разогревала еду.
— Теперь смотри на этот чертёж, — сказал Джон после завтрака и принялся пальцем чертить в сухой пыли план. — Это тот большой дворец, где мы блуждали. Однако мы прошли его лишь по внешней окружности, хоть нам и казалось, что мы петляли в лабиринте. Внутрь дворца мы не попали. Сейчас мы туда вернёмся и как следует поищем вход внутрь.
Девушка признала, что моряк прав, и они вернулись во дворец.
— Вот здесь, у входа, через который мы вошли, я нарисую…
— Только не якорь, Джон, — предупредила Адель, помнившая, как их запутали две стрелы Пахома Капитоныча. — Ты уже рисовал якорь, так что теперь нарисуй что-нибудь другое.
— Якоря бывают разные, — возразил моряк, но нарисовал трёхмачтовый корабль.
Девушка недоумевала, глядя, как скрупулёзно он вырисовывает каждую снасть.
— Ты, как художник, любишь точность, — сказала она.
Джон с удовольствием осмотрел своё творение и кивнул.
— Без точности в нашем деле невозможно, — согласился он. — Но с художником меня сравнивать нельзя. Ведь художнику важно, чтобы корабль был только похож на корабль, а всё внимание он уделяет красоте и общему впечатлению от своего рисунка. А попробуй на его корабле пуститься в плавание, так тут же и потонешь, потому что многое изображено не совсем так, как должно, многое же и вовсе не нарисовано. А на моём корабле всё точно до мельчайшего троса. Трехмачтовик я выбрал не случайно, а затем, что три мачты приносят удачу. Идёт мой корабль под всеми парусами как при попутном ветре, так что нам должна сопутствовать удача. Теперь мы пойдём… хотя бы в ту сторону и будем осматривать каждую стену, каждый выступ и каждое углубление, где может оказаться дверь или просто ход.
