Возвращались в глухой темноте — Эгерт держал Лиса за рукав, чтобы не заблудиться. Оба были изрядно пьяны; ввалившись в комнату, Лис первым делом потребовал зажечь огонь, затем уронил на пол пряжку от плаща, сел на постель и устало объявил, что жизнь его суха и шершава, как пёсий язык. Сочувствуя приятелю и желая оказать ему услугу, Солль в поисках утерянной пряжки опустился на четвереньки, сжимая свечку в зубах; заглянув под свою кровать, он заметил темнеющий у самой стены пыльный предмет.
— Эй! — пьяным голосом поинтересовался Лис. — Ты зачем под кроватью живёшь, а?
Эгерт выпрямился — в руках у него была книга.
— Ну и ладно… — расслабленно согласился Лис, стягивая башмак. — Это, верно, того парня, что до тебя тут жил… Пряжки-то нету?
Солль поставил свечу на стол, положил рядом свою находку, стёр ладонью слой пыли и развернул склеившиеся страницы.
Это была, по-видимому, история битв и полководцев; перевернув несколько листов, Эгерт наткнулся на плотный бумажный четырёхугольник. Одна сторона его была чистой, с одним только чернильным пятнышком в углу; другая сторона…
Солль несколько секунд смотрел на рисунок — и вдруг протрезвел, будто брошенный в прорубь. С рисунка на Эгерта смотрела Тория.
Поразительное сходство — художник, неумелый, видимо, и неопытный, но безусловно талантливый, ухитрился схватить главное, передать даже выражение глаз — ту спокойную доброжелательность, с которой Тория взглянула на Эгерта в первую их встречу. Безукоризненно точно располагались родинки на шее, и дерзко изгибались ресницы, и мягкие губы вот-вот готовы были улыбнуться…
Лис икнул, роняя на пол второй башмак:
— Чего там, а?
С трудом оторвав взгляд, Солль перевернул рисунок, накрыл его ладонью — будто это его тайна, будто Лис не должен знать…
Спохватившись, вернулся к книге, раскрыл первую страницу в поисках подписи владельца.
Только две буквы: «Д. Д.»
Солля бросило в жар.
— Гаэтан, — спросил он шёпотом, стараясь говорить спокойно, — кто тут жил до меня, Гаэтан?
Лис помолчал. Вытянулся на кровати:
— Говорю, парень один жил… Хороший парень, Динар его звали. Я, правда, сойтись с ним как следует не успел — уехал он и его где-то там убили…
— Кто убил? — спросил Солль помимо своей воли.
— А я почём знаю? — фыркнул Лис. — Какой-то мерзавец убил, я не знаю, где и как… Слушай, не стой столбом, туши свечку, а?
Эгерт дунул на свечу и несколько минут неподвижно стоял в темноте.
— Скажу тебе, — сонно пробормотал Лис, — что был он действительно хороший парень, потому как иначе Тория… ну, Тория, деканова дочка… замуж за него не собралась бы. А она, говорят, совсем уж собралась и свадьбу назначили… Вот…
— Он здесь жил? — прошептал Эгерт непослушными губами. — Здесь, в этой комнате? И спал на этой кровати?
Лис завозился, устраиваясь поудобнее:
— Да ты не бойся… Призрак его не явится… Не такой он парень, чтобы своих же братьев-студентов по ночам пугать, хороший, говорю, парень был… Спи…
Лис ещё что-то бормотал — но слов не разобрать было, и вскоре бормотание сменилось мерным сопением.
Пересилив себя, Эгерт разделся и забрался под одеяло с головой. Так и провёл всю ночь, зажмурив в темноте глаза и заткнув уши в полной тишине.
Каждое утро, просыпаясь, Динар Дарран видел над собой этот сводчатый потолок с двумя сходящимися трещинками в углу. Рисунок трещинок напоминал широко распахнутый глаз; каждое утро Эгерту приходило в голову это сравнение — но, может быть, Динар видел иначе?
Каждое утро Динар снимал свой плащ с истёртого крюка, вбитого в стену над кроватью, а вздумай он выглянуть в окно — его взору предстала бы та же картина, которой не раз и не два развлекал себя Солль: университетский дворик с зелёной клумбой в центре, глухая стена справа и ряд узеньких окошек слева, а напротив — величественная каменная спина главного корпуса с двумя круглыми балконами… Сейчас на одном из них важный служитель вытряхивал пыль из старинной географической карты, вышитой шёлком на бархате; пыль летела на весь двор.
Убитый Соллем человек жил в маленькой комнате, каждый день ходил на лекции, читал книгу об истории битв и полководцев — а сам не носил оружия и не чувствовал в этом надобности. Тория, тогда ещё спокойная и весёлая, а не замкнутая и отчуждённая, как теперь, охотно виделась с ним каждый день. Увлечённые разговором, для которого у них имелось множество тем, они часами просиживали в библиотеке, или в зале, или в любой из подсобных комнатушек; временами Динар приглашал Торию к себе, и тогда она по обыкновению присаживалась на край стола и покачивала ногой в тонконосом башмачке…
А потом они сговорились о свадьбе. Наверное, Динар трепетал, представ перед деканом в роли просителя руки; наверное, декан был к нему благосклонен, и тогда, счастливые, жених и невеста отправились в путь… В свадебное путешествие? В научную экспедицию? Что там они искали, какие-то рукописи… Как бы то ни было, целью путешественников стал Каваррен, где с кучкой приятелей в трактире сидел Эгерт Солль…
Неисповедима воля декана Луаяна. Совсем не случайно опустевшая койка Динара досталась теперь его убийце… А книга с портретом? Сколько дней пролежала она в тёмном углу под кроватью, дожидаясь, пока Эгерт возьмёт её в руки?
Утром, когда шаги уходящего Лиса слились с бодрым топотом прочих спешащих в зал студентов, Эгерт сбросил наконец с головы одеяло и встал.
Ныли кости после бессонной ночи; книга была здесь, под подушкой, и при свете дня Эгерт осмелился снова взглянуть на портрет.
Никогда в жизни живая Тория не смотрела на Солля так, как глядела сейчас с рисунка. Вероятно, так она смотрела только на Динара, и тогда он, щедрый, как все влюблённые, решил задержать этот взгляд на бумаге, поделиться с миром своей радостью… А может быть, нет. Может быть, рисунок вовсе не был предназначен для чужих глаз, и Солль совершает преступление, разглядывая его минуту за минутой…
С трудом отвернувшись, он уставился на выщербленный край стола. Тягостное чувство, родившееся в нём ночью, усиливалось и перерастало в тоску.
Он почти не помнил лица Динара. Он вообще не смотрел ему в лицо; в памяти его остались простая тёмная одежда, срывающийся голос да беспомощное фехтование чужой шпагой. Спроси сейчас Эгерта, какого цвета были у Динара глаза, а какого волосы — не скажет. Не вспомнит.
О чём думал незнакомый юноша, касаясь бумаги кончиком карандаша? Рисовал ли по памяти, или Тория сидела перед ним, поддразнивая и посмеиваясь от внезапно возникшей неловкости? Зачем этим двоим понадобилось появляться в Каваррене, что за злая судьба направила их путь, что за злая судьба направила руку Эгерта, он же не хотел…
